Читаем без скачивания Золушка для босса - Алёна Амурская

— Не уверена, — бормочу я. — У нее слишком гибкое чувство собственного достоинства… прямо-таки гуттаперчевое.

— Не волнуйся об этом, — Царевичев нежно проводит кончиками пальцев по моей щеке. — Я позабочусь о том, чтобы наказание стало серьезным испытанием для пределов ее гибкости. Пожалуй… стоит сделать суд открытым и пригласить на него СМИ. В том числе и ее любимые французские. Былую репутацию с такой судимостью у нее уже не получится вернуть. А желание быть чистенькой, популярной и востребованной — ее слабое место.

— Но сначала надо решить ещё один вопрос.

— Какой?

Не отвечая, я улыбаюсь сощурившемуся Царевичеву и решительно возвращаюсь к Ангелине. Она нетерпеливо переминается на месте, старательно изображая смирение и раскаяние.

— Вы не сядете в тюрьму, — объявляю ей прямолинейно, и блондинка облегчённо вздыхает — Только при одном условии.

— Каком?

— Прямо сейчас вы поедете с Артемом, напишете добровольное заявление о разводе.

— Без проблем!

— И заверите у юриста заявление о желании отказаться от родительских прав в пользу мужа.

— Хорошо, — пожимает плечами Ангелина и настороженно интересуется: — И это всё?

— Если будет нужно что-то ещё с вашей стороны, Артем проинструктирует вас сам.

— Отправляйтесь с ним… прямо сейчас. А я доберусь в особняк на такси.

— Не стоит — Царевичев осторожно приобнимает меня за плечи. — Пока я буду разбираться с Ангелиной, отдохни в моей квартире. Позвони своей Настюше, поговори с ней… а потом, кода придёшь в себя, мы отправимся домой. Я постараюсь вернуться к тебе до вечера. Договорились?

Поколебавшись, я киваю.

— И правда, незачем малышке видеть меня в таком состоянии. Вдруг мой потрепанный вид напугает ее и расстроит? Я должна вернуться к ней свежей, бодрой и уверенной в себе.

— Вот и отлично. Идём.

Царевичев вызывает своего охранника-водителя, чтобы тот проводил Ангелину в машину, а сам ведёт меня сначала в просторный светлый подъезд с чрезвычайно вежливой консьержкой в униформе, а затем в абсолютно прозрачный лифт.

Тут уж даже усталость не мешает мне ощутить детский восторг, когда мы взлетаем в небо вдвоем, держась за руки и глядя на золотисто-рыжий осенний парк под ногами. И все тридцать три этажа я зачарованно любуюсь пейзажем.

— Потрясающе, — говорю тихо. — Тут как на персональном аттракционе. Такой красивый вид.

— Очень красивый.

Я бросаю на Царевичева быстрый взгляд из-под ресниц и заливаюсь румянцем.

Он совсем не обращает внимания на восхитительный пейзаж за прозрачными стенами кабины. Стоит рядом и смотрит на меня с такой тоскливой жадностью, что жар от его взгляда буквально обжигает.

Не могу вымолвить ни слова. Наши взгляды прикипели друг к другу, и любые слова кажутся лишними. И сладкое напряжение между нами концентрируется так быстро, что мне чудится даже звук опасно потрескивающего электричества.

Когда двери лифта раскрываются, Царевичев достает из кармана связку ключей и протягивает мне.

— Квартира триста тридцать первая, Катя. Отдыхай… Я вернусь.

Я сжимаю звякнувшую связку, и она холодит мои пальцы рельефным металлом. В горле совсем пересохло от волнения. Молча смотрю на Царевичева через захлопнувшиеся прозрачные створки, пока он не уносится вниз.

И от безумной любви и тяги к нему сердце щемит так, что на глаза наворачиваются слёзы.

— Возвращайся, Артём… — шепчу в светлую пустоту тридцать третьего этажа. — Я буду ждать.

Глава 26. Примерка хрустальной туфельки

Я останавливаюсь на пороге и аккуратно прикрываю за собой дверь.

В квартире Царевичева стоит такая тишина, что аж в ушах звенит. Со стороны соседей — что от стен, что от потолка или пола, — не доносится ни малейшего шума. И это так странно для меня. В папашиной квартире соседские жильцы всегда давали о себе знать либо громким шарканьем и кашлем, либо дробным топотом детских ножек Или яростной руганью… А здесь не только людской суеты за стенами не слышно, но и даже бытовой шум от системы водоснабжения отсутствует.

Не знаю, почему, но у меня сердце замирает от непонятной робости в этом безлюдном пространстве.

Наверное, это из-за чересчур явной роскоши интерьера. Сияющий мрамор, темное дерево, металлический декор с панно из полудрагоценного камня, море глянца всё это подавляет меня. В особняке у Царевичева обстановка более домашняя и уютная, как в добрых семейных фильмах под Рождество. А здесь всё кажется чужим и холодным.

Иду вперед, осторожно ступая по идеально чистому паркетному полу. Притормаживаю возле биокамина и с любопытством подмечаю, что эта квартира — двухуровневая. Первый уровень здесь похож на оригинальную смесь делового кабинета, гостиной и мужского паба с высокой барной стойкой. Наверное, по логике вещей на втором уровне находится спальня. И ванная.

Кстати, вот она-то мне и нужна!

После ночи, проведенной на грязном вонючем матрасе в плену у Филина, мне кажется, что я вся покрылась коркой грязи и плесени. Без нормального горячего душа с мылом и мочалкой это неприятное ощущение никак не прогнать.

Нарисовавшаяся цель быстро помогает мне справиться с синдромом робкой самозванки.

Я влетаю на второй уровень по ступенькам с диодной подсветкой и останавливаюсь. От прозрачных стен с головокружительной панорамой города у меня дух захватывает:

М-да уж. Дизайнер этой безумно красивой квартиры — сумасшедший. Но меня совсем не удивляет, что Царевичев с сыном здесь не живет. Разве можно комфортно спать на кровати с ощущением, что прилёг над пропастью? Особенно маленькому ребенку?

А вот ванная тут просто очаровательна. Сплошной мраморный минимализм, и джакузи.

Как только мой взгляд падает на нее, душевая кабина неподалеку уходит в полный и окончательный игнор. Это же просто мечта, а не ванна! Буду смывать с себя ужас похищения в ней — решено.

Пока вода набирается, я нахожу на стене трубку домашнего телефона и с замирающим сердцем звоню в особняк Царевичева. Гудки идут всего несколько секунд, но мне кажется, что проходит целая вечность, прежде чем домработница принимает звонок.

— Люся, здравствуйте! — радостно приветствую ее и слышу в трубке аханье.

— Катерина! Это ты? Живая! Слава Богу, я уж переволновалась, — взволнованно частит она. — Да и Настюша с Костиком места себе не находят, постоянно о тебе спрашивают. Как ты?

— Со мной всё хорошо, — заверяю ее и дрогнувшим голосом прошу: — Позовите к телефону мою малышку, пожалуйста.

— Сейчас, сейчас.

Из трубки доносится какой-то грохот как будто домработница что-то уронила. Потом дробный стук шагов и шорохи перекрываются восторженным детским воплем:

— Катя!!! Ура! Костя, иди сюда!

Мы болтаем совсем недолго — минут десять от силы. Смеемся, немного плачем, шутим на грани лёгкого и чуточку истеричного веселья. А потом я слышу, как из