Читаем без скачивания Ультраглаз (сборник) - Виктор Сапарин

На море мы застали штиль. Необъятная водная гладь в районах Сахалина, Курильских островов и Камчатки была усеяна силуэтами больших и малых рыболовных судов. А на берегу материка в легкой дымке тумана время от времени возникали молы и причальные линии больших морских портов. Как оживился этот край за последнее годы!

Еще поворот, на этот раз на запад. Мы возвращались в Москву. Но мы, как я заметил, шли новыми путями.

Убедившись в безопасности нашей «прогулки», я наслаждался чудесными видами, которые открывались в окнах машины каждую минуту, внимательно слушал объяснения радиогида. Передо мной проходили преображенные поля и заводы, села и города. Я всегда знал, что моя родина богата и велика, но впервые ощутил это так непосредственно и наглядно.

Уральский хребет мы пересекли севернее, чем в начале путешествия. Горы здесь были ниже и выглядели более пологими.

Внезапно впереди раскрылась панорама, которую, как мне показалось, я уже видел раньше на фотографиях. Высокая и крутая стена перегораживала широкую реку. Вереницы автомашин сновали по берегам. Виднелись большие здания, одни в лесах, другие уже законченные.

Днепрогэс? Но ведь это совсем другой район! И к тому же Днепрогэс давно уже восстановлен после войны, а здесь стройка в самом разгаре.

— Камская гидростанция, — сообщил радиогид. — Первая очередь недавно вступила в строй.

…В окошечке спидометра выскочила цифра «30 000 км», когда в зелени пригородов снова показалась Москва. 30 000 километров — это длиннее пути вокруг Земли, если бы мы совершили его вдоль той параллели, на которой стоит наша древняя и вечно юная столица.

Огромный путь проделан — я взглянул на часы — за полтора часа! Это было самым загадочным.

Мы прошли над Москвой-рекой. Над широкими, полными движения мостами и взяли чуть в сторону, к Ленинским горам. Я увидел впереди тень от нашей машины, бежавшую по шоссе. В следующее мгновение мы сели на эту тень и плавно скользили по шоссе.

Вот показались знакомые сооружения киностудии. Мы свернули на асфальтовую дорожку, на которой лежало серебристое яйцо.

Как занавес, раскрылись его створки, мы въехали внутрь и остановились…

Замолкла музыка, доносившаяся из репродуктора в последние минуты. Прекратилось слабое стрекотание таинственных моторов. Все стихло.

Я вскочил на ноги, готовый засыпать своего друга вопросами.

Анатолий медленно повернул голову.

— Ну как? — спросил он довольно флегматично.

— Потрясающе! — воскликнул я. — Но скажи, пожалуйста, каким образом?

— Сейчас, — сказал он, — отвечу тебе на все. Дай сначала вылезти, а то у меня ноги затекли. Кресло водителя надо будет переделать.

Он поднялся со своего низкого сиденья и распахнул дверцу. Я вышел.

Мы стояли около замечательной машины, окрашенной в голубовато-серебристый цвет. Крылья снова были втянуты внутрь, и сейчас она напоминала обтекаемые сани или лодку.

Анатолий удовлетворенно курил и искоса посматривал на меня.

Я молчал, подавленный всем виденным и пережитым за этот короткий срок.

— Ну, — сказал, наконец, Анатолий, — что же тебя интересует?

Я очнулся.

— Прежде всего, — воскликнул я, — что это за новый способ передвижения? Эти немыслимые скорости! Эта невиданная поездка!

— А мы никуда и не выезжали, — спокойно возразил Анатолий. Он поднял голову, крикнул: — Иван Петрович!

В яйце, висящем под потолком ангара, открылось окошко, из него высунулась голова.

— Ну как? — спросила голова. — Все в порядке?

— Нет полной синхронности, — ответил Анатолий. — На заднем экране было временами отставание на полфазы.

— Ну, это пустяки, — возразил Иван Петрович. — Сейчас подрегулируем.

И он скрылся в окошечке.

Должно быть, у меня был очень растерянный вид, потому что Анатолий, скупой на слова, счел нужным пояснить:

— Мы были с тобой все время в этом ангаре, и вообще эта штука, — он кивнул на экипаж, в котором мы проделали путешествие, — не может двигаться.

— Так что же это было?

— Кино.

Послышался тихий скрип блоков, и я увидел, что яйцо с Иваном Петровичем опускается. Яйцо остановилось близко у земли, распахнулись дверцы, откинулся трап, и, наконец, показался сам Иван Петрович.

Он был в брюках «гольф», в рубашке с короткими рукавами, — все признаки заядлого кинематографиста. Если к этому добавить его восемнадцатилетний возраст и профессию киномеханика, то станет понятным чувство превосходства над простыми смертными, которое проглядывало на его чуть-чуть курносом лице.

— Здорово? — спросил он, снисходительно протягивая мне загорелую руку. То-то!

И он подмигнул мне, впрочем, тут же спохватился, напустил на себя значительный вид и принялся говорить что-то о «кадрах», «светосиле» и прочих непонятных для меня вещах.

В общем он оказался славным малым, и я главным образом от него все и узнал. Анатолий же считал все объяснения законченными и разговаривал в углу ангара со своими помощниками, появившимися, как черти из-под земли, из трапа, который раскрылся в полу ангара. Там, под землей, как объяснил мне Иван Петрович, помещалось «энергохозяйство». В самом ангаре не должно было находиться ничего лишнего: только сама «машина» и это яйцо под потолком. Так следовало для полноты ощущения.

Но что же это было за изобретение? Объемное кино. Экипаж, в котором мы совершили мнимое путешествие, служил зрительным залом, а весь ангар — своего рода экраном.

Картина, которую я видел, снималась исключительно с натуры. Специальная экспедиция в конце первой послевоенной пятилетки выехала для съемок на Урал, в Сибирь, на Дальний Восток. Съемки производились четырьмя аппаратами одновременно: один был направлен вперед, два в стороны, а четвертый — обращен назад. Так же проектировались и полученные изображения из кинобудки, которая помещалась в висячем яйце.

В результате, в какое бы окошко «экипажа» ни смотрели его «пассажиры», они видели как бы часть общей движущейся панорамы.

— Важно, конечно, было, — пояснил Иван Петрович, — добиться полного совпадения изображений всех четырех проекционных аппаратов.

Съемка первой кинокартины производилась с автомобиля, самолета, моторной лодки и гидроплана.

Теперь я понял, почему так пристально смотрели люди, мимо которых мы «проезжали» на нашей «машине». Я думал, что они удивлялись необычному виду нашего экипажа, а они просто смотрели на операторов, снимавших сразу четырьмя аппаратами с обыкновенного автомобиля.

Для чего же понадобилось сооружать ангар, асфальтовую дорожку и «кабину-вездеход»? Для того чтобы зритель во время сеанса испытывал полную иллюзию путешествия по земле, воздуху, воде, а если понадобится и под водой. Такая хроникальная картина с подводным путешествием уже снималась.