Читаем без скачивания Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали - Юрий Корчевский

Командир стал решать, что делать. Лучше всего, конечно, принять бой сейчас, дождавшись, когда все егеря выйдут на открытую местность. Массированная стрельба всем сразу – и быстрый отход. Иначе немцы свяжутся по рации со своими, выдвинут на грунтовые дороги бронемашины – и тогда конец. Гранат почти не осталось, подрывать броневики нечем, а из винтовок и пулеметов их не возьмешь.

И он решился:

– Всем занять позиции на опушке. Подпустим поближе и откроем огонь почти в упор. Надеюсь на пулеметчиков.

В отряде сейчас было три ручных пулемета – два немецких, трофейных, и русский ДП. Улеглись за деревьями плотно, через два метра друг от друга. Установили пулеметы – на них была главная надежда.

Егеря шли цепочкой, с дистанцией пять-семь метров друг от друга. Уже невооруженным глазом были видны каски не такой формы, как у пехотинцев, поверх брюк были надеты широкие шорты.

Лежавший рядом с Сергеем Павел прошептал:

– Форма, как у парашютистов.

– Я их не видел никогда, – так же шепотом откликнулся Сергей.

– Я тоже, только на картинках.

Егеря подходили все ближе. Сто метров, семьдесят, пятьдесят… Команды стрелять не было. Командир сам сделал первый выстрел, и шедший впереди егерь упал. Тут же ударили все три пулемета, несколько автоматов и винтовки. Плотность огня была высока, а дистанция минимальная. Большая часть егерей – отборных, подготовленных, опытных воинов – была мгновенно убита. Несколько человек из числа шедших позади уцелели, залегли и открыли ответный огонь. Один из егерей бросил две гранаты – одну за другой.

Сергей вытащил из кармана «лимонку», последнюю свою гранату. Выдернув кольцо, он швырнул ее подальше. Из положения лежа бросить далеко было невозможно, егеря продолжали стрельбу.

Сергей нашел толстое дерево, зашел за него и стал взбираться.

Сверху поле боя было видно как на ладони. Немцы лежали неподвижно, и сразу невозможно было понять, кто из них еще живой, а кто уже нет.

Сергей перевел автомат на одиночную стрельбу и какое-то время просто выжидал.

Один из егерей поднял голову, повернулся на бок и вытащил из гранатной сумки «колотушку».

Сергей дождался, когда егерь рванет фарфоровый запал, и выстрелил. Егерь уронил голову, а через четыре секунды рванула граната. Тело егеря подбросило, закричал от боли его сосед, раненный осколками: Сергей добил его вторым выстрелом. «Языка» брать не требовалось, а раненый враг может выстрелить в спину. Война – вещь жестокая, и во вражеском тылу места гуманизму нет.

Несколько егерей попытались отползти, но Сергей и другие партизаны расстреляли их.

Над лугом повисла тишина. Замолчали птицы, попрятавшиеся в испуге. Тихо потрескивали, остывая, кожухи пулеметов.

Сергей слез с дерева.

– Вы, двое – проверить, нет ли живых. Раненых добить. Собрать боеприпасы.

Двое партизан, поочередно прикрывая друг друга, вышли на открытое пространство. Прозвучал один выстрел, через несколько минут – еще один. Партизаны обыскивали убитых.

Добычу принесли в двух заплечных ранцах – добротных, телячьей кожи. Несколько банок консервов, остальной груз – магазины с патронами. Оружие не собирали, лишний вес только сбавит темп. Не забыли прихватить бинокль и планшет с картой командира.

– Рации не было, – доложили они.

Но и без рации было понятно, что немцы попытаются окружить отряд. Пулеметная стрельба слышна намного дальше, километра за три-четыре. Учитывая, что у егерей пулеметов не было, немцы должны были сделать правильные выводы.

Пока обходилось без потерь с нашей стороны, чему командир был рад. Но такое везение не могло продолжаться долго, в оперативности и грамотности военных действий немцам не откажешь. К месту боя они бросили все наличные силы в округе, решив, что егеря вышли на след крупного партизанского или диверсионного отряда. Причем сами они склонялись ко второму варианту. Военнослужащие, обстрелявшие грузовик, доложили, что видели людей в пехотной немецкой и полицейской форме, партизаны же обычно к таким уловкам не прибегали. Незнание немецкого языка, отсутствие полнокомплектной формы и документов не позволяли маскарада.

Немцы двинули с юга две роты полицейского батальона: с востока, от железной дороги – роту охраны, все равно движение по железной дороге прервалось. А с севера – роту пехоты на бронетранспортерах, отведенную на отдых, и это была самая серьезная сила. Фронтовики имели опыт боевых действий и двигались под прикрытием брони.

Досконально весь расклад сил партизаны не знали, но предполагали о действиях противника и потому быстрыми темпами уходили от места боя с егерями. Их задачей было выбраться подальше, на север, в глухие леса. Идти на соединение с основным отрядом было нельзя, по их следам, на хвосте к базе отряда придут немцы и разгромят ее.

Шли по лесу, «грунтовки» пересекали бегом, после некоторого наблюдения. И едва не столкнулись с пехотинцами на бронетранспортерах. Спас партизан шум двигателей. Полугусеничные, похожие по форме на гробы транспортеры сильно ревели, шума добавляло лязганье гусениц.

Вся группа залегла. В полусотне метров от них прошла по «грунтовке» короткая колонна из четырех боевых машин, остро запахло бензином.

Они дождались, когда колонна скроется между деревьями и стихнет шум моторов. Эх, сейчас бы несколько «лимонок»! И забросить их в бронетранспортеры из-за деревьев. Верх у кузовов открытый, осколки дадут от брони рикошет, и выживших не будет. Всего четыре гранаты, и колонна была бы разгромлена. Только вот гранат нет. Как говорится, бодливой корове бог рога не дал.

Они поодиночке перебежали дорогу: надо было выходить из стягивающегося кольца, да и передвигаться по лесу было привычнее и безопаснее.

Немцы направили к месту боя грузовик с несколькими фельдполицаями. Всего четыре человека, но при них две собаки-ищейки.

Грузовик шел по той же дороге, по которой ранее прошли бронетранспортеры. Военнослужащие ГФП были опытными людьми, сидевший в кабине унтер-офицер сразу увидел на пыльной «грунтовке» отпечатки множества сапог.

Грузовик остановился, фельдполицаи с бляхами на цепочках спешились. Собаки сразу взяли свежий след, и унтер пожалел, что в машине не было рации – их было слишком мало, чтобы принять бой. И сейчас он думал об одном – не высовываться вперед, не получить пулю первым. Когда его группа догонит партизан, первый выстрел всегда будет неожиданным. Потом можно будет залечь, укрыться.

Собаки рвались с поводков и повизгивали от нетерпения.

Из-за кустов выскочил заяц и пустился наутек. Пес гавкнул ему вслед несколько раз, и этот лай услышали партизаны.

– Вроде собака сзади, – сказал кто-то. Лай услышали все, но верить никому не хотелось.

– Вы двое – в засаду, – приказал командир. – В первую очередь бить по собаке.

В засаду попал Павел и еще один, незнакомый Сергею боец.

Отряд уходил вперед, и партизаны оставляли за собой метки: изменяя направление движения, они надламывали ветки на кустах, чтобы бойцы, оставшиеся в засаде, могли потом их найти.

Оставшиеся в засаде стрелять решили наверняка, подпустив немцев поближе, – с егерями такая тактика сработала. Тем более что и в пулемете остался один неполный диск.

Павел толкнул в бок соседа:

– Я по немцам стреляю, а ты по собаке. Смотри не промахнись.

Немцы были рядом, злобный лай собаки доносился с расстояния сотни метров.

Павел положил палец на спуск. Вот показалась группа преследователей. Павел дал длинную очередь и, целясь на уровне животов, повел стволом.

Партизан, находящийся рядом с ним, открыл огонь по собаке. Но то ли пес оказался увертливым, то ли стрелок из партизана был неважным, только в пса он не попал, да и собак оказалось две. Их проводники попадали замертво; только один из них успел заползти за дерево, да унтер, шедший позади, при первых же выстрелах упал на землю.

Собаки вырвали поводки из мертвых рук своих проводников и ринулись на партизан.

Павел израсходовал все патроны из диска – их и так было мало – и лихорадочно стал рвать клапан кобуры пистолета.

Второй партизан сдрейфил и бросился бежать. Один из псов кинулся ему на спину, сбил с ног и вцепился в шею.

Пистолет Павел выхватить успел, но передернуть затвор ему уже не хватило времени, выдрессированный пес мощными челюстями схватил его за руку. От резкой боли Павел выпустил пистолет и стал отбиваться левой рукой. Но пес только рассвирепел: он порвал на Павле мундир, разодрал кожу, и из поврежденных сосудов хлестала кровь. Глаза пса горели яростью, из пасти доносился приглушенный рык.

В борьбе с овчаркой Павел не заметил, как подбежал оставшийся в живых проводник и с нескольких метров выстрелил ему в голову.