Читаем без скачивания Религия эллинизма - Фаддей Францевич Зелинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним словом, прямого атеизма в этом учении Евгемера еще не было; все зависело от его ответа на вопрос: «суть ли обоготворенные настоящие боги или только считаются таковыми?» И, по-видимому, он имел благоразумие ответа не давать.
А раз положительный ответ был логически возможен – «евгемеризм» мог дать настоящую философскую и историческую подкладку самообожествлению Птолемея Филадельфа и его последователей. Надо быть благодетелем – sic itur ad astra. Величайшие благодеяния может оказать стране ее царь; этим путем он становится богом на вечные времена. Желательно только, чтобы эти благодеяния были настоящими благодеяниями, чтобы действительность не опровергала образа, созданного верою и любовью; и вот это-то удавалось далеко не всегда, несмотря на благотворную силу «пафоса дистанции».
2. Другой друг Кассандра, Деметрий Фалерский, философ-перипатетик, правил по его поручению Афинами от 317 до 307 г., правил умно и благополучно, но все же в духе поддерживаемой Македонией аристократической партии. Когда поэтому его тезка, Деметрий Градоосаждатель, «освободил» Афины от него и от Кассандра, ликованию демократов не было конца. Ему с его отцом Антигоном был определен божеский культ под именами «богов-спасителей», их позолоченные статуи были поставлены на городской площади рядом со статуями обоих тираноубийц, в их честь были названы две новые филы, Антигонида и Деметриада, и празднества сменялись одно другим.
На одном из них была исполнена «итифаллическая» песнь, сохраненная нам в значительной части Афинеем; в ней встречались, между прочим, следующие стихи:
Будь счастлив, Посейдона с Афродитой сын,Доблестный Деметрий!Ведь все другие боги далеко от нас,Иль они без слуха,Иль их нет, или дела нету им до нас;А тебя мы видим:Не древо ты, не камень – настоящий бог;Молимся тебе мы.Молимся, да – через сто лет после того, как мы же казнили Сократа за то, что он якобы «не верует в тех богов, в которых верует государство, и взамен их признает новые божества»; как к этому отнестись?
В вышесказанных словах заключена целая богословская теория; сводится она к следующему: 1) про богов народной веры неизвестно, существуют ли они вообще, а если существуют – способны ли они услышать нас, а если способны – заботятся ли они о нас; 2) их деревянные и каменные кумиры подавно бессильны; 3) раз бог есть сила, то богом должно быть признано сильнейшее существо, а таковым показал себя Деметрий. Другими словами, мы имеем здесь антрополатрию на почве агностицизма; эпитет бога отнимается у сомнительных владык Олимпа и присуждается гораздо более слабому, но зато реальному существу.
Теперь одно из двух: или эта теория серьезна, или нет. Если да, то последовательность требовала для Афин отмены всех Панафиней, Дионисий, Элевсиний и т. д. и оставления одних только Сотерий в честь обоих новообъявленных «богов». Так как об этом никто и не думал, то приходится признать теорию такой же шуткой, как и песнь о прелюбодеянии Ареса и Афродиты в VIII п. Одиссеи. Это не мешало ей, конечно, сохранить свою полную серьезность для разных псевдоинтеллигентов, нахватавшихся всякого вольнодумства тут недалеко, в саду Эпикура у Дипилонских ворот. Но в устах народа она представится нам несомненной масляной шуткой – тем более, если вспомнить, что развивается она в итифаллической песни, и иметь в виду значение этого слова, которого я здесь объяснять не буду.
3. Перейдем, однако, от шутки к действительности. Каковы были на самом деле теоретические постулаты апофеоза?
Сопоставим прежде всего различные его разновидности.
Александр признается сыном Зевса-Амона, Селевк – сыном Аполлона; это вполне в духе древнегреческой религии. Точно так же ведь и Минос признавался сыном Зевса, и Ион афинский сыном Аполлона; это давало им право на героизацию после смерти, вот и все.
Тот же Селевк (допустим это) получил после смерти героические почести в основанной им Селевкии; это опять-таки в духе той же древнегреческой религии. Постулатом была вера, что просветленная душа этого «героя-ктиста» живет в его всеми почитаемой могиле, как могучий дух-хранитель основанного им города.
Он в ней (допустим и это) получает не героические, а божеские почести. Это значит, что ему надлежит приносить жертвы не ночью, а днем, не на «очаге», а на алтаре и т. д. (см. § 30). Постулатом была вера, что душа покойного не заключена в его могиле, а вознесена к богам на Олимп, или в эфир. Отсюда легенды о птицах – орлах или коршунах, – поднявшихся с костра, где сжигались останки покойного, таковая или сама была его душою, или уносила ее.
Ему эти самые почести воздавались уже при жизни. Теологически это трудно было мотивировать, но психологически объясняется легко (ср. § 32), как предварение, льстивое с одной стороны, тщеславное – с другой.
Во всех этих случаях новый бог или герой чествовался под своим собственным именем; но вот нечто новое.
Птолемей I с женой после смерти получают божеский культ как, «боги-Спасители», Селевк, как «Зевс-Победоносец» и т. д.: следует заметить, что терминология тут последовательна, что никогда не говорится официально о «боге Птолемее», о «боге Селевке», а именно только о «боге-Спасителе», о «Зевсе-Победоносце». Вот это действительно новшество; как это объяснить? Разгадку дает нам второй случай. Очевидно, Зевс частью своего естества воплотился в Селевке, он стал его душою; в момент смерти эта душа оставила тело Селевка, которое отныне покоится в могиле, сама же она вознеслась на Олимп; чествуют, поэтому, бога «Зевса-Победоносца». Но как же понимать это воплощение Зевса при продолжении его деятельности как царя Олимпа? Да так же, как и службу Марии-привратницы (Marie la touriere) в христианской легенде, обработанной Метерлинком в его «Сестре Беатрисе»: бог и вездесущ и бесконечно делим. А как Зевс-Победоносец, он остается в связи с Селевком? В сознании людей, да; так же, как Зевс Додонский пребывает в связи с Додо-ной, несмотря на одновременное существование Зевса Олимпийского.
И с этой точки зрения даже полный апофеоз – т. е. воздавание богу-Адельфу, богу-Эвергету и т. д. соответственных почестей при их жизни, покажется не нелогическим предварением, внушенным лестью или тщеславием, а вполне последовательным развитием догмата. Раз признано, что в Птолемее III воплотился бог, которого люди, не
