Читаем без скачивания Ночь с ангелом - Владимир Кунин

…Вот тут в каждой машине назывались совершенно разные цифры от трех до пятнадцати миллионов марок!…

А более прозорливые и осведомленные владельцы автомобилей и некоторые пассажиры автобусов, направлявшихся от ипподрома к центру города, считали, что сегодня, в субботу, десятого августа, они стали свидетелями небывалого, феерического и грандиозного жульничества!!! Организованного, вполне вероятно, самим ипподромом совместно с той самой знаменитой «русской мафией», о которой теперь говорят во всей Европе и, страшно сказать, даже в Америке!…

И конечно, те двое русских на трибунах, со своими умопомрачительными беспроигрышными ставками, не более как мелкие шавки этой грозной мафии, выполняющие ничтожную, отвлекающую на себя роль ипподромных «новичков», которым по всем игроцким преданиям обязательно должно «повезти» в «первый» раз!…

Вот какие страсти бушевали вокруг Леши и Гриши, сидевших внутри роскошного белого лимузина…

Гриша уже пришел в себя, вовсю хлебал лимузинный коньяк и лихорадочно перелистывал потную, мятую газету.

– Это же фантастика! – восклицал он в совершеннейшем восторге. – Я держу в руках вечернюю газету, которая еще не вышла из типографии! Невероятно!…

– Вероятно, – тихо сказал Лешка. – Я ее держал на груди еще со вчерашнего вечера.

Гриша расхохотался, сунул Лешке под нос смятую газету:

– Оно и видно! Не, Леха, тебе явно кто-то ворожит, шоб я так жил!…

Вся колонна остановилась и замерла перед красным сигналом светофора при пересечении с окружной ландштрассе.

– Это же потрясающе! – кричал Гриша. – Мы с тобой уже сейчас можем узнать все, что произойдет сегодня вечером! Ручаюсь, что они не забудут про наш выигрыш! Нет, это что-то особенное… Гляди!

Гриша ткнул пальцем в какую-то страницу:

– «Сегодня, десятого августа, в семь часов тридцать минут начинаются гастроли знаменитого мюнхенского цирка „Крона" с международной программой цирковых звезд всего мира…» Айда вечером в цирк, Леха?

– Нет. Неизвестно, сколько мы еще в банке провозимся… А завтра поутру в Бонн, в

посольство ехать нужно.

– Как скажешь, – легко согласился Гриша. – Читаем дальше…

Красный светофор сменился на желтый, затем на зеленый, и вся процессия медленно двинулась через перекресток ландштрассе.

Первой стала пересекать дорогу полицейская машина с мигалками, за ней – инкассаторский броневик, потом парочка мотоциклистов…

– Отдел происшествий, Леха!… Сдохнуть можно… Кого-то ограбили… сгорел дом депутата бундестага – подозревается умышленный поджог… – прихлебывая коньяк, читал Гриша отдел будущих городских происшествий. – Представляешь, Леха? Тот чувак еще не ограблен, у депутата еще никакого пожара, а мы уже знаем, чего с ними будет?… Во где цирк! Слушай дальше: «Сегодня вечером, возвращаясь с ипподрома с небывалым в истории рысистых бегов выигрышем, двое русских эмигрантов – А. С. – 25 лет и Г. Г. – 31 год…» Это про нас, про нас, Леха!…

НЕПРЕРЫВНО СИГНАЛЯ И МИГАЯ ВСЕМИ СВОИМИ ФАРАМИ, ПО ОБОЧИНЕ ЛАНДШТРАССЕ МЧАЛСЯ ОГРОМНЫЙ БЕНЗОВОЗ ФИРМЫ «АРАЛ» С ШЕСТЬЮДЕСЯТЬЮ ТОННАМИ БЕНЗИНА В ГИГАНТСКОЙ СТАЛЬНОЙ БОЧКЕ…

– «… На перекрестке окружной ландштрассе и дороги, ведущей к центру города…» – читал Гриша.

НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО НИКАКИХ ТОРМОЗОВ У ЭТОГО СТРАШНОГО БЕНЗОВОЗА! ЧТОБЫ НЕ ВРЕЗАТЬСЯ В СТОЯЩИЕ ПОД СВЕТОФОРОМ АВТОМОБИЛИ, ОН ПРОДОЛЖАЛ СВОЙ БЕГ ПО РЕЗЕРВНОЙ ЗОНЕ, ПО ОБОЧИНЕ, И…

– «…бензовоз фирмы „Арал" с отказавшей тормозной системой не смог остановиться и на полном ходу врезался в наемный лимузин, в котором сидели русские пассажиры – А. С. и Г. Г.»…

Гриша ошеломленно посмотрел на Лешку и, еще не веря своим глазам, успел дочитать до конца:

– «Оба погибли».

Лешка закрыл глаза и откинулся на белоснежную кожаную спинку сиденья. Подумал: «Простите меня, родные мои…»

– Нет!!! Нет!!! Нет!… – пронесся над перекрестком дикий мальчишеский крик. – Не-е-е-ет!!! Не смей!

НО В ТО ЖЕ МГНОВЕНИЕ РАЗДАЛСЯ СТРАШНЫЙ, СКРЕЖЕЩУЩИЙ, ВЗРЫВНОЙ УДАР!

НА ПОЛНОМ ХОДУ, ПОД ЗВУК СОБСТВЕННОГО ПАНИЧЕСКОГО СИГНАЛА, БЕНЗОВОЗ БЕЗЖАЛОСТНОЙ ЧУДОВИЩНОЙ ГИЛЬОТИНОЙ РАЗРУБИЛ ДЛИННЫЙ БЕЛЫЙ ЛИМУЗИН, КОТОРЫЙ ТУТ ЖЕ ПРЕВРАТИЛСЯ В БЕШЕНЫЙ, РВУЩИЙСЯ ВВЕРХ ФАКЕЛ…

…Последнее, что я видел в Том Времени, – это взлетающий вверх столб смертельного огня…

…а в самом верху этого жуткого костра из бензина, металла и людей, метрах в сорока над землей, где ослабевающие языки пламени уже теряли свои страшные переменчивые очертания, мне причудился тот самый светловолосый и голубоглазый мальчишка с Кайзер-брюкке, который еще совсем недавно бежал рядом с белым лимузином…

Только вместо рюкзачка теперь у него за спиной были большие белые крылья с темными, обгоревшими по краям перьями.

Сейчас мальчишка кругами ЛЕТАЛ над местом катастрофы, задыхался от дыма, кашлял, судорожно взмахивал опаленными крыльями, громко и безутешно плакал, грозил кулачком в бескрайнее Небо и с ненавистью кричал куда-то Вверх:

– За что?! За что, Господи?!! Как Ты мог?! Да будьте вы все прокляты!!!

Теперь я сознательно опускаю описание моих переходов из Одного Времени в Другое.

Столько раз я уже рассказывал о своих ощущениях, когда погружался в Прошлое или возвращался в Настоящее, такими значительными мне казались подробности моего физического и нервного состояния в момент этих перемещений во Времени, что иногда мои эгоцентрические стариковские переживания по этому сказочному поводу вдруг начинали превалировать над событиями, происходящими в то Время, ради которых Ангел и затевал эти мои дивные передвижения.

Однако к концу первой половины нашей невероятной «ночи с Ангелом» я неожиданно понял, как я был мелочен и эгоистичен в описании собственных неудобств при смене Времен в сравнении с теми событиями, которые разворачивались перед моими глазами в маленьком Ангельском «просмотровом зальчике»…

Я искренне устыдился такой неправомерности и решил воспользоваться, может быть, отнюдь не «прозаическим», но от этого не менее ценным элементом конструкции подобных вещей: обычным, жестким, совершенно кинематографическим «монтажным стыком». Резким уходом в ретроспекцию и таким же прямолинейным возвращением из нее в Настоящее Время.

…Мы еще долго молчали, лежа на своих диванчиках в купе скорого поезда под старинным советским названием «Красная стрела».

– Светает? – спросил я.

Ангел слегка отодвинул репсовую занавеску со своей стороны. Ответил глухо, грустно, негромко:

– Пока нет. Хотя ночи осталось совсем немного. Летом было бы уже вовсю светло.

Опять полежали молча. Слушали разные вагонные скрипы, перестук колес под полом. А еще каждый вслушивался в самого себя.

– Где его похоронили? – наконец решился спросить я.

Ангел пожал плечами:

– Нигде. Нечего там было хоронить, Владим Владимыч. Вы же сами видели…

«Старый кретин! – обругал я себя. – Кто угодно мог задать такой идиотский вопрос, но не ты… В сорок третьем тебя так быстро научили взрывать и убивать, и ты так долго этим занимался во славу Отечества и еще чью-то славу, что мог бы припомнить, как это все должно выглядеть после такого столкновения и взрыва…»

Ангел незамедлительно откликнулся на мой мысленный укор себе:

– Не расстраивайтесь, Владимир Владимирович. Нелепые вопросы, которые мы часто задаем при столь очевидных событиях, – простейшая форма подсознательной защитной реакции.

Я нервно закурил сигарету.

Ангел снова «выставил» невидимую защиту своей половины купе от моего дыма, сказал, будто продолжил прерванное на секунду плавное течение собственного рассказа:

– …почти сутки я отлеживался у старого Ангела-Хранителя – милого и доброго руководителя моей Наземной практики, одного из древнейших представителей Неба на Земле. Несмотря на дряхлость, в некоторых наших трюках старик был еще достаточно силен. Поэтому на следующий день я уже встал на ноги.

– Волей Всевышнего и решением Ученого Совета Школы твоя Земная практика прекращена и тебя срочно вызывают Наверх, – испуганно сказал мне старый Ангел-Хранитель. – Боюсь, что у тебя там могут быть неприятности…

Но тут мне вдруг стало ясно, что из ТОГО потрясения я вышел совершенно ДРУГИМ! И обратной дороги у меня нет.

– Ничего хуже того, что произошло, уже не будет, – помню, ответил я Старику. – А на все остальное мне теперь наплевать!

В ту же секунду в абсолютно ясном, без единого облачка небе жутковато сверкнула молния и раздался отдаленный, но от этого не менее грозный раскат грома…

Ах, как перепугался этот несчастный, добрый Старик-Ангел!… Он-то знал, что означают такие раскаты и сверкания в чистом безоблачном небе!

А мне, Владим Владимыч, ни на секунду не стало страшно! Даже если бы я тогда услышал Трубный Глас – я такое сказал бы Ему в ответ, такими Земными словами, что Они бы все Там на облаках попадали от ужаса!…