Читаем без скачивания Круги по воде - Аркадий Адамов

— Нахожу, — кивнул Игорь. — И тут есть одна мысль. Носов ведь связан ещё и с Анашиным, и с Булавкиным. Эта цепочка тоже ведёт к Лучинину.

— Тут вы спешите, — заметил Савельев. — Лучинин два раза приезжал рыбачить к Анашину. О Лучинине, видимо, что-то хотел сообщить вам Булавкин. Это ещё не цепочка.

— Но присмотреться необходимо, — мягко возразил Кучанский. — Советую все же не разбрасываться. Вторая цепочка пока гипотетична, а вот первая вполне реальна. Она все объясняет, вплоть до гибели Лучинина.

— Видимо, да, — не очень уверенно согласился Игорь.

Кучанский засмеялся.

— Вам сейчас нельзя сомневаться! — энергично воскликнул он. — Вы вышли на финишную прямую. Как вы теперь собираетесь действовать?

— У меня вот какой план. Глядите.

К одиннадцати часам Игорь все-таки успел вернуться в горотдел. И почти вслед за ним пришла Филатова.

— Да, — сказала она враждебно. — Ухаживал. Руку и сердце предлагал. Он даже к родителям моим ездил, их уговаривал.

— У вас было с ним объяснение?

— Было…

— И что же?

— Он сказал… что я его все-таки полюблю. Отвратительный человек.

Игорь помолчал. Ему было неловко расспрашивать её о таких вещах.

— Вы меня извините, что приходится…

— Я понимаю, — перебила она. — Спрашивайте.

— Он знал о ваших… о вашем отношении к Лучинину?

— Наверное… Во всяком случае, догадывался.

— Это его не остановило?

— Его? Нет. Это не такой человек. Он мягкий и вежливый только с виду. И умеет притворяться. Я же вам говорила.

— А он с вами не говорил о Лучинине?

— Никогда.

— Но, вероятно, ревновал?

— Наверное… Да, конечно, ревновал. Я однажды поймала его взгляд, когда он смотрел на Женю…

Глаза её вдруг наполнились слезами, и она поспешно закусила губу.

— Он писал вам когда-нибудь?

— Да…

— У вас сохранились эти письма?

— Что вы!.. — она удивлённо подняла на него глаза.

— Да, конечно, — смутился Игорь. — Простите. И последний вопрос: он вам говорил что-нибудь о планах на будущее?

— О, у него были самые широкие планы, — Филатова слабо усмехнулась. — Он очень честолюбив. Хотя… Но я вам уже сказала, что он умеет притворяться.

— Ну, тогда ещё один вопрос: вы знаете кого-нибудь из его знакомых вне завода?

Филатова задумалась, перебирая тонкими пальцами косынку, лежавшую на коленях.

— Да, — сказала она, наконец, и посмотрела на Игоря. — Он мне говорил о том самом человеке. Они друзья.

— Он не говорил, где они познакомились?

— Кажется, они когда-то вместе учились.

— Этого не может быть! — воскликнул Игорь, но тут же, усмехнувшись, добавил: — Впрочем, в жизни все бывает.

— Да, — тихо повторила Таня. — В жизни все бывает.

Потом она ушла.

А через несколько минут в кабинет постучала Анна Николаевна Бурашникова, маленькая, очень полная, в круглых очках, тёмные, с сильной проседью волосы были аккуратно собраны в пучок. На руке у неё висела большая потёртая сумка, тонкий ремешок глубоко вдавился в пухлую складку у локтя. Круглое лицо Бурашниковой светилось такой очевидной застенчивой добротой, что могло показаться простоватым, если бы не мудрый, терпеливый взгляд светлых, чуть выцветших глаз из-под очков.

Знакомство с ней произошло быстро, не успела ещё Бурашникова усесться возле стола, взгромоздив на колени свою сумку и вытереть мокрым, зажатым в кулак платком бисеринки пота со лба.

— Заходил, как же, — ответила она на вопрос Игоря. — И наряды смотрел.

— А из бухгалтерии выносил?

— Чего греха таить — выносил. «Хочу, — говорит, — досконально все изучить». Я ему говорю: «Не положено». А он мне: «Сделайте, мол, исключение. Надо подготовиться. Из Москвы комиссия едет». Ну, что ты будешь делать? И чего ему надо? Бухгалтерия его не касается. А Валентина Григорьевича, как на грех, не было, болел он. При нем бы не осмелился.

— Вы и другим позволяете в нарядах рыться?

— Ни, ни. Это уж кто так, понахальнее. И то на моих глазах, — она смущённо улыбнулась. — Никак авторитет не внушу. Все «тётя Аня» да «тётя Аня». Что с ними поделаешь? Но чтобы что пропало, такого не было.

— До первого случая, оказывается, тётя Аня, — усмехнулся Игорь.

Ему было легко, и просто беседовать с ней, особенно после того тягостного, душу вымотавшего разговора, какой был с Филатовой. Что ж, горе есть горе, никуда от него не денешься, ничем не отгородишься, даже если это чужое горе. Впрочем, Игорь уже привык делить с людьми их горе — такая работа. Что тут поделаешь? А не взвесишь чужое горе на своих плечах, не ощутишь его непомерной горечи, тоски и гнева, что тебе делать тогда на такой работе, какой из тебя прок? И горе Филатовой это теперь и его, Игоря, горе: ведь погиб хороший, нужный всем человек.

Тень пробежала по лицу Игоря, он невольно нахмурился, прогоняя эти, не ко времени возникшие мысли. И видно, Бурашникова заметила, перехватила что-то из них. Она тяжело вздохнула и вытерла платком лицо, будто смывая с него неуместную сейчас, добрую свою улыбку. И толстое лицо её стало сразу напряжённым и задумчиво-скорбным. Она, видно, тоже сейчас вспомнила Лучинина, Игорь готов был поклясться в этом. И он сразу ощутил, что лёгкость и приятность ушли из разговора, вернее, ушла видимость этого, которая появилась было вначале.

— Если надо, так и подпишусь, — вздохнула Бурашникова. — Никто больше взять их не мог, кроме него. Это точно.

— Но это ещё не все, Анна Николаевна.

Игорь достал зеленую папку из прокуратуры и стал листать страницы допросов. Сейчас в этой папке были собраны все протоколы — и те, что были у Роговицына, и те, что передал Раскатов в первый день по приезде Игоря и Виталия в Окладинск.

Наконец Игорь нашёл то, что искал, и, пробежав глазами исписанную страницу, сказал:

— Вы говорили, Анна Николаевна, что видели Лучинина в тот самый вечер. И что шёл он не один.

Бурашникова скорбно кивнула головой.

— Видела, как же. Темно, правда, уже было.

— Как видели, близко?

— Ближе некуда. Мимо забора моего прошли.

— Кто же с ним был?

— Вот не знаю я того человека.

— А если увидите, то узнаете?

— Ой, милый, не скажу. Память у меня только нацифры и документы. Их, ночью разбуди, вспомню. А на личность, ну прямо, никуда. Ей-богу, никуда, — огорчённо повторила она и, словно желая утешить Игоря, добавила: — А насчёт того, точно вам говорю: никто больше взять их не мог. Я так вчера и Валентину Григорьевичу сказала, когда он меня конф… конф… как уж он объявил, не помню. В общем, секретно спрашивал, по душам. Вам одному и велел про то сказать.

— Это очень важно, Анна Николаевна, — кивнул Игорь.

Потом ушла и Бурашникова.

А вскоре на её месте уже сидел, перекинув ногу на ногу и упёршись острым локтерл в колено, худой, усатый Симаков. Поминутно сдувая пепел с сигареты на ковёр и от волнения не замечая этого, он говорил:

— Я, так-эдак, прямо скажу: уважения к нему нету.

Чуть раскосые глаза его в упор смотрели на Игоря, а брови, сходившиеся как бы под углом, придавали этому взгляду какое-то укоризненное выражение.

— …Я пока людям говорю: помогать, мол, надо, так-эдак, — продолжал Симаков. — Но сам все больше вижу: не тому помогаем. Носов во где у нас у всех, — Симаков похлопал себя по шее. — А он чего делает? Мы вот поглядим, поглядим да на партбюро его вытащим, так-эдак.

«Добрый мужик, — подумал вдруг Игорь, — И справедливый. И умница. И все это чувствуют. Потому, наверное, и любят. Но ещё и характер».

— С Носовым ясно, — сказал он. — А вот Анашин откуда взялся?

— Это человек незнакомый, — покачал головой Симаков. — Но уже себя нахалом показывает.

— Кто ж его на завод принял? Ведь судимость у него.

— Ну и что? — Симаков укоризненно взглянул из-под, треугольника бровей. — Вон у нас Валерка Гончаров. Тоже судимость есть. А как вкалывает? На красной доске висит, так-эдак. Никто ему старое и не поминает. И пусть кто попробует!

— Это все верно, — покачал головой Игорь. — Только вы меня не поняли. С судимостью ведь не очень охотно принимают. Нам же самим нажимать приходится. А туг — раз и готово. Почему?

— Э, милый. Всяко, так-эдак, бывает. Кто ж его знал, что он за человек?

— Может, кто и знал. Я вас попрошу, Иван Спиридонович, поинтересуйтесь, как Анашина приняли, у кого он был. А то мне это не с руки. Лишний разговор пойдёт.

— Можно, чего ж.

Они простились. Игорь проводил его вниз и спросил у дежурного:

— Томилии не звонил?

— Никак нет, товарищ капитан, — ответил тот, поднимаясь.

Игорь досадливо кивнул.

Он не мог подавить растущего беспокойства.

— Вас товарищ подполковник просил зайти, — добавил дежурный.

Игорь стал подниматься по лестнице.