Читаем без скачивания История Бастилии. Четыре века самой зловещей тюрьмы Европы. 1370—1789 - Семён Дмитриевич Ахшарумов

Сельдон последовал этому совету и стал просить себе компаньона, и наконец губернатор согласился, но прежде, чем до этого дошло, между Сельдоном и его тюремщиком, по поводу этой просьбы, происходили очень неприятные сцены, вследствие крайней грубости последнего, но мы их описывать не станем, так как это завлекло бы нас слишком далеко. Когда тюремщик, подав ужин Сельдону, объявил ему, что у него будет компаньон, Сельдон поблагодарил его, но последний сказал ему: «Вы потом поблагодарите. Ешьте ваш ужин и ожидайте меня».

Сельдон был в восторге и стал прислушиваться у двери, чтобы узнать, сверху или снизу придет к нему ожидаемый товарищ. Наконец он услышал, что в верхнем этаже отворяют дверь и тащат что-то тяжелое. Затем он услышал странный звук, происшедший от падения какой-то массы. Тюремщик ступал тяжелее обыкновенного, и Сельдон почувствовал запах можжевельника. Наконец отворилась дверь его тюрьмы, и в нее вошел человек. При этом Сельдон заметил, что тюремщик тащит что-то тяжелое. Он подошел ближе и вскрикнул от ужаса, увидев, что тюремщик тащит обнаженный труп, держа его за одну ногу и волоча его отчасти на себе, отчасти по ступеням лестницы.

«Это мой бывший товарищ, которого хотят похоронить», – холодно поведал новоприбывший. «Доброй ночи, – сказал тюремщик, – будьте друзьями» – и при этом запер дверь.

Успокоившись несколько, Сельдон стал рассматривать своего товарища по заключению. Тот, сев на единственный стул, находившийся в этом помещении, казался глубоко погруженным в думы. Сельдон с ужасом смотрел на этого человека, который, судя по наружности, был не старше 50 лет.

Его седеющая длинная борода была с кудрями черных как смоль волос, что при его лице восковой бледности и при блестящих глазах, едва заметных из-под длинных бровей, должно было действительно производить неприятное впечатление, в особенности при такой обстановке и при таких обстоятельствах, при которых он встретился с Сельдоном. Да это и был не кто иной, как известный в то время составитель ядов и отравитель Экзили, родом итальянец.

Поэтому и неудивительно, что он начал расспрашивать Сельдона о маркизе де Бринвиллье и о некоем Сент-Круа, тоже известном отравителе того времени. Девица Мария Маргерита д’Обре вышла замуж за маркиза де Бринвиллье. Развращенная с юных лет, она вступила в любовную связь с одним офицером по фамилии де Сент-Круа, которого отец ее заключил в Бастилию в 1663 г.

Там он познакомился с Экзили, от которого и научился составлять яды. Этому он научил и свою любовницу, и они вместе отравляли всех тех, чьим имуществом желали завладеть. Таким образом, де Бринвиллье со своим любовником отравила своего отца, братьев и сестру.

После смерти Сент-Круа это открылось, и де Бринвиллье была казнена в 1676 г.

Когда из разговора с Сельдоном Экзили узнал, что несколько лет тому назад маркиза де Бринвиллье лишилась отца и двух своих братьев, умерших внезапно, и что, насколько ему помнится, он слышал, что и Сент-Круа тоже умер, то пробормотал: «Д’Обре и оба его сына! Сент-Круа тоже!.. Еще четыре жертвы, которые предстоит видеть по ночам». Услышав это, но не зная, с кем он имеет дело, Сельдон подумал, что его товарищ помешанный человек, но наконец решился спросить у него: «Кто вы?»

Экзили назвался, сказав при этом, что он в Бастилии уже пять лет и подвергается заключению в ней уже третий раз. Сельдон, ничего о нем не знавший, спросил у него: за что же его заключили в Бастилию?

На это Экзили отвечал, что он бедный ученый римлянин, которого глупцы преследуют за то, что он нашел философский камень.

Из дальнейшего разговора Сельдон узнал, что Экзили был вместе с Сент-Круа в Бастилии в этом же самом помещении. Когда наконец Экзили замолчал, Сельдон принялся за свой ужин и предложил товарищу поделиться с ним, когда узнал, что последнего содержат гораздо хуже. Экзили отказался от этого, но попросил у Сельдона, чтобы он отдал ему кости, которые останутся от ужина, немножко соли и уксуса, на что Сельдон, конечно, согласился, но он тогда не знал еще, для чего это нужно его соседу. А Экзили растопил камин, вынул из кармана маленькую железную чашечку, высыпал в нее из свернутых бумажек какой-то состав и начал все это нагревать, внимательно наблюдая. «Это состав, который я придумал, – сказал он, – для истребления всех крыс, находящихся в этой комнате, а их здесь много, по крайней мере, их было много, когда я жил здесь с Сент-Круа».

Они продолжали разговор, и Экзили сказал: «Ах, если бы я еще был болен или если бы вы могли заболеть!» – «Как! Что вы говорите?» – «Без сомнения, я недавно оправился от болезни. Не будь этого, аптекарь, служащий при Бастилии, и теперь доставлял бы мне свои снадобья. Я сообщил ему столько сведений… но он мне не доверяет и не дает более своих скляночек и своих ящиков; а я очень скучаю. Если бы вы заболели, то он ухаживал бы за вами, а я хранил бы некоторые его средства, и мы делали бы опыты… над крысами». – «Я могу притвориться больным: подумаем, какой бы болезнью?» – «Страданием легких или спазмами желудка». – «Очень хорошо… я завтра поговорю об этом с тюремщиком».

Между тем Экзили приготовил шарик величиной с орех, который спрятал в ящичек. Вскоре свеча догорела, и Сельдон лег спать, но, ложась, взглянул на Экзили, который лежал на полу перед угасающим камином и разламывал изготовленный им шарик на мелкие частицы. При этом будет уместно заметить, что он спал только днем и говорил мало. Сельдон объяснял это тем, что он огорчен смертью своего бывшего товарища, но всякий раз, когда он заговаривал с ним об этом человеке, Экзили отвечал: «Разве не все мы должны умереть?» Этим обыкновенно разговор и заканчивался.

Возвратимся к прерванному рассказу.

Вскоре крысы были привлечены в это помещение, и Экзили начал над ними свои наблюдения. Некоторые падали мертвыми, как только прикасались к изготовленному для них корму, другие же, подпрыгнув, вертелись по целым часам, после чего падали от крайнего утомления, а Экзили разрезал их еще живыми, чтобы исследовать желудок. Однажды крысы вовсе не появлялись, и Экзили был от этого в ярости, но у дверей вдруг послышались шаги. Это был сторож, принесший ужин. Экзили печально принялся за него, но вдруг повеселел, как будто внезапно озаренный счастливой мыслью. Когда тюремщик убирал со стола, Экзили налил вина в стакан, всыпал туда порошку, приготовленного в тот же день, и предложил тюремщику выпить. Сельдон не знал,