Читаем без скачивания Рассечение Стоуна - Абрахам Вергезе

Хема ответила таким взглядом, что у него дрогнуло сердце. Эта была какая-то другая Хема, не та, что встречала его слова с неизменным скептицизмом.

— Точнее, я уверен. Апноэ недоношенных. Недуг хорошо описан. Видишь ли, мозг у него еще незрелый, и дыхательный центр не развит до конца. Он попросту то и дело забывает дышать.

— Ты точно знаешь, что это не что-то другое? — Она не ставила его слов под сомнение, она, как всякая мать, желала от доктора твердости в суждениях.

Он кивнул:

— Убежден. Тебе повезло. Обычно апноэ кончается смертельным исходом прежде, чем его сумеют распознать.

— Не говори так. Господи. Что же нам делать, Гхош? Он чуть было не сказал ей, что поделать ничего нельзя.

Совсем. Если ребенку посчастливится, он за несколько недель перерастет недуг. Правда, можно подключить новорожденных к аппарату искусственного дыхания, пока их дыхательные органы не сформируются окончательно. Это редкость даже в Англии и в Америке. Здесь же, в Миссии, и разговора быть не может.

Она, затаив дыхание, ждала, что он скажет.

— Вот что мы сделаем, — начал Гхош, и она выдохнула. План родился у него только сейчас, и непонятно было, сработает ли он. Но не говорить же ей, что поделать ничего нельзя. — Принеси мне кресло из гостиной. Кроме того, ножные браслеты, кусачки и проволоку либо шпагат. Планшет или блокнот, если у тебя есть. И вели Алмаз сварить кофе, покрепче и побольше, и налить в термос.

Эта новая Хема, приемная мать близнецов, без лишних вопросов кинулась выполнять поручение. Он проводил ее взглядом.

— Если бы я знал, что ты так охотно согласишься, я бы заказал еще коньяк и массаж стоп, — пробормотал Гхош. — Ну а если не сработает… в конце концов, чемоданы у меня собраны.

Два часа ночи. Гхош сидит в кресле, прихлебывая кофе, в доме тихо. Один конец бечевки обвязан у него вокруг пальца, ко второму прикреплен ножной браслет Хемы, перекусанный пополам и надетый Шиве на ногу. С браслета свисает маленький серебряный колокольчик, издающий тонкий приятный звон, стоит малышу пошевелить ногой.

Свои часы на ремешке Гхош надел на ручку кресла. Первую страницу тетради он разделил на вертикальные колонки: дата и время. Шива пошевелился во сне, колокольчик ободряюще звякнул. До этого они покормили малышей, добавив в бутылочку Шивы капельку кофе. Гхош надеялся, что кофеин, стимулятор и раздражитель нервной системы, не даст дыхательному центру отключиться. Малыш стал вести себя беспокойнее, чем брат-близнец.

Хема спит на диване в дальнем углу гостиной, комнате рядом со спальней. Торшер под абажуром, который они переставили в спальню, бросает свет на страницы.

Гхош разглядывает стены. Девочка с косичками и в половинке сари стоит между двумя взрослыми. Напротив Гхоша висит портрет в рамке: Джавахарлал Неру в задумчивости потирает подбородок. Гхош полагал, что в спальне Хемы все аккуратно расставлено по местам, а тут платья переброшены через спинку кровати, раскрытый чемодан на полу, стопки книг и кипы бумаг на стульях, груда одежды в углу. А сразу за дверью спальни он углядел ящик размером с буфет.

«Она его купила, — мелькает у него в голове. — „Грюндиг“, не иначе. Лучшее, что можно приобрести за деньги».

Его собственные радиоприемник и проигрыватель несколько месяцев как сломались.

Периодически он посматривает на малыша: дышит. Примерно через полчаса Гхош зевает, смотрит на часы и с изумлением убеждается, что прошло всего лишь семь минут. Господи, придется нелегко, проносится у него в голове. Он приканчивает первую чашку кофе и берется за вторую.

Поднявшись с кресла, он принимается кружить по комнате. На полке книги в одинаковых переплетах. «Классики мировой литературы», — гласят золотые буквы на корешках. Гхош берет один том и садится. Прекрасный кожаный переплет, золотой обрез. Похоже, книгу ни разу не открывали.

В четыре утра Гхош идет будить Хему. Она спит, подложив обе ладони под щеку. Он легонько тормошит ее, она открывает глаза, видит его и улыбается. Он протягивает ей чашку кофе.

— Моя очередь? Гхош кивает. Хема садится.

— Остановки дыхания были?

— Дважды. Сомнений быть не может.

— Господи. Я и представить себе такого не могла. Нам повезло, что я заметила в первый раз.

— Выпей, умойся и топай в спальню.

Когда она возвращается, Гхош передает ей бечевку, привязанную к ножному браслету, и блокнот с ручкой.

— Делай что хочешь, только не ложись в кровать. Лучше сиди в кресле. А то заснешь. Я читал, помогает. Прочитаю страницу, посмотрю на младенца. Если браслет шевелится, колокольчик позвякивает, значит, можно не смотреть. Перестает дышать — я тяну за веревочку, и дыхание возобновляется. Малыш просто забывает дышать.

— Откуда же ему знать об этом? Бедняжка.

Едва Хема усаживается в кресло, как раздается странный звук. Через секунду она понимает: это храпит Гхош. Она на цыпочках подходит к дивану, где он лежит, накрывает одеялом и возвращается на вахту. Храп служит ей поддержкой, теперь она знает, что не одна, и берется за книгу.

Серию из двенадцати книг она купила у штатного сотрудника британского посольства. Как стыдно, что не прочла ни одной. Гхош оставил закладку на странице девяносто два. Неужто он зашел так далеко? А почему он взял эту книгу? Хема открывает первую страницу.

«Тот, кто ищет узнать историю человека, постигнуть, как эта таинственная смесь элементов ведет себя в разнообразных опытах, которые ставит Время, конечно же, хотя бы кратко ознакомился с жизнью святой Терезы и почти наверное сочувственно улыбнулся, представив себе, как маленькая девочка однажды утром покинула дом, ведя за руку младшего братца, в чаянии обрести мученический венец в краю мавров»[54].

Хема целых три раза прочитывает первую фразу, прежде чем понимает, о чем она. Переворачивает книгу и смотрит на название. «Миддлмарч». Неужели писательница не могла выразиться яснее? Она продолжает читать только потому, что до нее эти страницы прочел Гхош. Однако понемногу повествование ее захватывает.

Наутро она поинтересовалась у Гхоша, пока тот жарил тосты, благополучно ли вернулся полковник в свой гарнизон в Гондаре? Если его арестовали или повесили, узнали бы об этом в Миссии? В «Эфиопией Геральд» ни словом не упоминалось об измене.

Закончив осмотр пациентов, Гхош раскопал на одном из складов, расположенных за бунгало матушки, инкубатор. В Миссии Гхош исполнял еще и обязанности педиатра и в начале своей врачебной карьеры соорудил инкубатор для недоношенных. После того как шведское правительство открыло в Аддис-Абебе педиатрический госпиталь, Миссия всех своих недоношенных стала направлять туда и инкубатор стал не нужен.

Несмотря на хлипкую конструкцию — с четырех сторон стекло, основание из жести, — инкубатор оказался в целости и сохранности. Гебре сполоснул устройство из шланга, разогнал блох, прожарил на солнышке и помыл горячей водой. Прежде чем доставить инкубатор в спальню Хемы, Гхош еще и протер его спиртом. Как только он отошел в сторону, чтобы полюбоваться своим творением, Алмаз и Розина троекратно обошли инкубатор, громко цокая языками и чуть ли не плюясь.

— Чтобы отогнать сглаз, — пояснили они на амхарском, вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Напомните мне, чтобы я ни в коем случае не приглашал вас в операционную, — сказал Гхош по-английски. — Хема? А как же антисептика? Листер? Пастер? Ты в это больше не веришь?

— Не забывай, у меня послеродовой синдром, — весело ответила Хема. — Отогнать злых духов — куда важнее.

Спеленутые близнецы лежали в инкубаторе двумя личинками, на головах чепчики, только морщинистые личики и видны. Как бы далеко друг от друга ни клала малышей Хема, возвращаясь, она неизменно заставала их лицом к лицу в положении У головы соприкасаются. Так они лежали в утробе.

Порой по ночам, заступив на свою вахту у детской кроватки, усталый и сонный, Гхош говорил себе: «Зачем ты здесь? Стала бы она так стараться ради тебя? Снова ты поддался ее чарам, придурок! И когда наконец ты скажешь ей нужные слова?»

Гхош решил: вот наладится у Шивы дыхание — и уеду. Насколько он знал Хему, как только его помощь ей станет не нужна, все вернется на круги своя. Да еще неясно, какие последствия возымеет визит Харриса, будут ли хьюстонские баптисты по-прежнему давать деньги. Матушка на этот счет не высказывалась.

Они отдежурили при Шиве две недели. Днем им помогали, ночью они были предоставлены самим себе. Они закончили «Миддлмарч» за неделю и всесторонне обсудили книгу, затем Гхош взялся за «Париж» из трилогии «Города» Золя, и роман показался им обоим увлекательным. Остановки дыхания у Шивы сократились с двадцати в день до двух и затем исчезли. Они не оставили свой пост и на третью неделю, просто на всякий случай.