Читаем без скачивания Железные игрушки — магнитный потолок - Юрий Невский

Арсений бросился догонять и возвращать обратно «изделие», но остановился.

Вот еще наваждение!

Вдруг увидел странную, непонятно как здесь оказавшуюся женщину в белом платье. Силуэт, будто некто сложил его из чудной бумаги (а там, под деревьями натянута невидимая леска, по которой он проплывает почти невесомо, не касаясь земли) — диковато белела во тьме, пузырящейся ливнем. Оскальзываясь, взмахивая оголенными руками — или оттого, что была пьяна? — девушка как бы скользила мимо, под деревьями, по дорожке, огибающей овал стадиона. Струи дождя, в какой-то момент, казалось, устремлялись параллельно земле — и сносили ее, большую диковинную бабочку… Сорванный и смятый цветок… Эта дорожка, по которой ее влекло, выходит к насыпи, а наверху запасное футбольное поле. И куда можно стремиться ночью, одной, если там кончается все? Запасное поле покрыто гаревой крошкой, антрацитово блестит под сверкающе-кружащимися дождевыми лопастями. Ему яростно захотелось ее изнасиловать. Разрывать синими руками шелковистую мокрую ткань… Ведь она вся мокрая… мокрая… с головы до ног, бормотал он. Представлял поющие пески ее кожи, волнующийся лес волос, мерцающий турмалиновый блеск глаз. Выпивал бы ее волглость, мял скользящую ткань, трепетное тепло. Блики в водах морской пещеры. Серебрящийся свет. Таинственные холмы. Ведь он один посреди этой ночи — и она — что между ними на этой планете дождя и черных, тревожно перешептывающихся деревьев? Затерянный экипаж, последние спасшиеся после катастрофы. Вокруг океан тьмы, дождя, заброшенных полей, гулких трибун.

* * *

…не было рывка… Лариса не дослушала пожелание Алексея.

У стартовых тумбочек одна девочка не поймала в руки — а отбила мяч, брошенный мальчиком, с которым стояла в паре. Мяч шлепнулся в воду, заплясал апельсином, отбрасывая на стороны блики отражений, словно распавшуюся кожуру. Мальчик в два шага оказался у бортика и прыгнул, изогнув гибкое тело — почти без всплеска войдя в воду. Вынырнул, сильными гребками устремился к мячу…

Все (в этот момент занятые своим делом) обернулись на это движение, росчерк тела, мелькание тонких рук. Обернулись, чтобы застыть на какое-то мгновение. Мяч плясал, как заколдованный. Мальчик плыл. Но это была постепенно стекленеющая вокруг оранжевой точки субстанция, охватывающая ледяным ужасом разгоряченное тело. Ему не было суждено добраться до этой веселой и, как бы ухмыляющейся, надсмехающейся над всем, рожицы.

Она стояла над зыбким квадратом, как над экраном телевизора, по которому пробегает рябь. Гидрокостюм облачал ее тайным заговором и, подняв правую руку, она входила в воду, разбив собрание рыцарей в блестящих латах, конклав охваченных шорохом, переливающихся жуков с блеском панцирных спинок. Сделав глубокий вдох, опускалась в магический кристалл, оставляя за собой след серебрящихся пузырьков, что взойдут у черной звезды. В тайных убежищах вод умирали косматые призраки, рождались светлые боги, звучал торжественный хор. Скользила, неслась, кувыркалась, играла в невесомости, плыла во все стороны жизни ихтиандром внутри божественного смысла, нисходила все глубже в родовое незатянувшееся темечко, где недоступен свет и все вокруг присутствует как тайна непроизносимого имени.

Все это так… А может, и нет.

Она прыгнула, ее тело торпедой прошило зеленоватую толщу в том направлении, где сейчас, по мгновенному расчету, должен находиться увлекаемый в глубину мальчишка. Неимоверная сила тащила тело ребенка вниз. Бурлящие пузырьки, мелькающие руки и ноги. Устремилась вслед, расстояние между ними сокращалось. Но мальчишку влекло в бездну, словно в лифте, опускающемся с головокружительной скоростью. Рука, растопыренные пальцы… Только бы дотянуться! Вставшие дыбом волосы. Выпученные от ужаса глаза. Рассыпаемые искорки, вырывающиеся изо рта. И она поймала его руку, рванула за собой. Худенькое тело превратилось в гигантского спрута… Он опутал ее парализующими щупальцами, повис свинцовой тяжестью. Его руки, скользящие по ее телу, обвивающие — были везде. Пальцы судорожно сомкнулись на ее горле, вцепились в волосы. Свившись в клубок, они опускались в черной невесомости, теряя запас воздуха в изнурительной схватке. И тут же, рядом — как будто взрыв! Черные гибкие существа накинулись, стеклянно-выпученные глаза надвинулись близко. Перед меркнувшим взором Ларисы ослепительные молнии… она схватила одну из них… Обожгла режущей болью ладонь… Спасатели тянули за собой страховочные концы и — она выброшена, вознесена к блекло-серому своду небес. Вдохнув во всю грудь хлорный (но выпитый сладчайшим нектаром) воздух, словно растворилась, металась в птичьей залетевшей стае. Кипение вокруг нее, мелькание блестящих тел было посвящено спасению мальчика.

Алексей бросил ей линь лебедки. Груз, прикрепленный к линю, пошел на дно, разматывая барабан. Лариса инстинктивно поймала ручку бегунка.

И вновь стала опускаться в бездну.

В какую-то темную страну, где она побывала… Возможно, это образы картин художника, которого она встретила в парке? Парк качался, пришитый к грозовому клубящемуся фиолету стекловолокном дождевых струй. Вспышки молний озаряли черные деревья, корявые кусты впивались, раздирая тело когтями. Тогда, прямо на нее, из мглы надвинулось что-то огромное, невообразимое, длинноволосое…

Чудовище шло навстречу, тащило на себе черный, в полнеба, гроб!

То, что должен был рявкнуть этот монстр подземным голосом, это — «Подымите мне веки: не вижу!» Уставить в нее железный палец. Она едва не лишилась чувств…

Вернее — и лишилась, потому что на какое-то мгновение ее словно приподняло над влажно напитанными травами, над запахом прелой почвы, окунуло в грозовое текучее электричество, насыщавшее ливневое пространство. Но затем… затем… вместе с незнакомцем (от него исходил запах нитрокраски, сам он весь залит синим блеском) они сидели, спрятавшись под деревянной продолговатой крышкой, в которую тарабанили струи, грозя пробить ненадежное убежище, батискаф, опускающийся на самое дно ночи, ливня, заброшенных полей, гулких трибун.

Да, она его встретила. Здесь у него, в трибунах закрытого на ремонт стадиона, мастерская. Потом они уже вдвоем тащили на себе гроб, прикрываясь… от чего? Или это просто безумие? Пытаться выйти «сухим» из этой воды? Побежали к мастерской. Она была занята крылом спортивного самолета. Но картины… множество его картин… Вынесенные на улицу, они были разметены, стали уплывать, разбрелись, словно живые, по парку. Их разнесло мощными потоками. Бросились догонять и собирать унесенные картины.

…Что это за багровая звезда, встающая над горизонтом? — спросила она. — Что это за пульсирующий, тревожно вспыхивающий свет?

— Это, на самом деле, никакая не звезда, — грустно ответил художник. — Это предупреждающий сигнал эхолота. Ты достигла предела, и он сигнализирует.

Господи… и что же делать?

— Ты вцепилась в бегунок. А надо нажать на ступицу. Тогда груз отцепится от линя. И тебя вытянут.

Резкий удар в грудь привел ее в чувство.

Перед ней на коленях стоял Алексей. Лицо бледное, в капельках пота. Рядом присела Илона, левой рукой держала ее запястье. В правой у нее блестящий шприц, на тонкой игле дрожала прозрачная слеза, отражая ее, Ларису, распластанную на мокром кафеле пола. «Ну, ты даешь, подруга! — Казалось, вместе, оба, выдохнули Алексей и Илона. — Еще бы немного и… в рубашке, считай, родилась!»

А может, в гидрокостюме?

— Ну и ЧТО? Что там?! Ты что-нибудь видела? — тут же набросился Алексей. — У тебя весь линь ушел без обрыва! Ты до дна донырнула, да?

Илона помогла ей стащить змеиную обтягивающую кожу, закутала в халат, усадила на скамью, дала кружку обжигающего питья.

— Да, видела, — слабо прошептала Лариса. — Там, на дне… Я видела… Там был старый цыган. Он спросил, где его гроб?

— Цыган? гроб?! — едва ли не в голос вскричали Илона и Алексей.

* * *

И вдруг раздался телефонный звонок. «Ожил» Ларисин мобильник в пакете, на скамье. Это не предвещало ничего хорошего. Телефон для работы, его номер знал только Станислав Константинович. Но услыхав в трубке голос… испытала непреодолимое желание тут же вскочить навытяжку.

— Владимир Зиновьевич говорит, — зарокотал густой бас человека, похоже, уставшего от власти над простыми смертными. — Лариса?

(Вспомнилось… что когда Сталин звонил кому-либо из руководящих советских шишек, то после слов «Сталин говорит» — бывало, он слышал в ответ грохот рухнувшего тела. Люди падали замертво от разрыва сердца с телефонной трубкой в руках.)

— Как дела со сценарием? — грозно вопросил САМ. — Вы закончите вовремя? — Было слышно, он характерно выдохнул, как бывает, когда курят трубку (даже запахом трубочного табака, показалось, сейчас потянет из мобильного; но столь фантастические достижения техники пока неосуществимы).