Читаем без скачивания Power and Progress - Daron Acemoglu;Simon Johnson;

История загонов наглядно показывает, что технологическая реорганизация производства, даже если она провозглашается в интересах прогресса и общего блага, способна еще больше оттолкнуть и без того бесправных людей. Пара исторических эпизодов, произошедших в двух совершенно разных экономических системах и на разных континентах, наглядно демонстрируют ее жестокие последствия. В Америке XIX века мы можем наблюдать последствия преобразующей технологии хлопкового джина.

В истории американской экономики Эли Уитни фигурирует наряду с Томасом Эдисоном как один из самых креативных технологических предпринимателей, способствовавших преобразующему прогрессу. В 1793 году Уитни изобрел усовершенствованный хлопковый джин, который быстро удалял семена с хлопка, растущего на возвышенностях. По оценке самого Уитни, "один человек и лошадь сделают больше, чем пятьдесят человек со старыми машинами".

В основе ранней американской хлопковой промышленности лежал длинностебельный сорт, который плохо развивался при посадке в районах, удаленных от Восточного побережья. Альтернативный сорт, хлопок с возвышенностей, хорошо рос в других условиях. Но его клейкие зеленые семена были более плотно прикреплены к волокну и не могли быть легко удалены существующими джинами. Джин Уитни стал прорывом в отделении семян, и это значительно расширило территорию, на которой можно было выращивать горный хлопок. Увеличение посевов хлопка означало рост спроса на рабский труд на "нижнем Юге", сначала во внутренних районах Южной Каролины и Джорджии, а затем в Алабаме, Луизиане, Миссисипи, Арканзасе и Техасе. Хлопок стал королем в этих малонаселенных районах, где европейцы и коренные американцы ранее выращивали натуральные культуры.

Производство хлопка на Юге выросло с 1,5 млн фунтов в 1790 году до 36,5 млн фунтов в 1800 году и 167,5 млн фунтов в 1820 году. К середине века Юг обеспечивал три пятых американского экспорта, почти весь хлопок. Примерно три четверти мирового хлопка в то время выращивалось на американском Юге.

При таком преобразующем изменении, так впечатляюще повысившем производительность, можно ли говорить о национальных интересах и общем благе? Возможно, на этот раз выиграли и сельскохозяйственные рабочие? Может быть, сработала "телега производительности"? И снова нет.

Хотя землевладельцы на Юге и многие другие южане, участвующие в переработке, производстве и торговле в цепочке поставок хлопка, получали большие выгоды, рабочие, занятые в производстве, были ввергнуты в еще более глубокую эксплуатацию. Еще хуже, чем в средневековую эпоху, повышенный спрос на труд в условиях принуждения привел не к повышению заработной платы, а к более суровому обращению, чтобы выжать из рабов последнюю унцию усилий.

Южные плантаторы использовали различные инновации для повышения урожайности, включая использование новых сортов хлопка. Но когда права человека слабы или вообще отсутствуют, как в средневековой Европе или на южных плантациях, совершенствование технологий может легко привести к более интенсивной эксплуатации труда.

В 1780 году, сразу после обретения независимости, в Соединенных Штатах насчитывалось около 558 000 рабов. Работорговля стала незаконной с 1 января 1808 года, когда в стране насчитывалось около 908 000 порабощенных. Импорт рабов из-за пределов США сократился почти до нуля, но число порабощенных выросло до 1,5 миллиона в 1820 году и 3,2 миллиона в 1850 году. В 1850 году 1,8 миллиона рабов работали на производстве хлопка.

Между 1790 и 1820 годами 250 000 рабов были вынуждены переехать на глубокий Юг. В целом, около миллиона рабов были переселены на плантации, которые стали продуктивными благодаря технологии джина. В 1790-х годах численность порабощенного населения Джорджии удвоилась. В четырех "горных" округах Южной Каролины доля рабов в населении выросла с 18,4% в 1790 году до 39,5% в 1820 году и 61,1% в 1860 году.

Судья Джонсон из Саванны, штат Джорджия, так оценил вклад Уитни: "Люди, которые были подавлены бедностью и погружены в праздность, внезапно поднялись к богатству и респектабельности. Наши долги были выплачены, наши капиталы увеличились, а наши земли утроились в цене". Говоря "наши", судья, конечно же, имел в виду только белых людей.

Жизнь порабощенных людей при возделывании табака, доминирующей культуры, выращиваемой рабами в восемнадцатом веке в Вирджинии, была явно не очень хорошей. Тем не менее, путешествие на Глубокий Юг было необычайно жестоким, а на хлопковых полях их положение стало намного хуже. По сравнению с табаком, хлопковые плантации были больше, а работа была "регламентированной и неустанной". Один из рабов вспоминал, как его подгоняли, когда цены на хлопок повышались: "Когда цена на английском рынке повышается, даже на полфартинга за фунт, бедные рабы сразу же ощущают последствия, потому что их сильнее гонят, и кнут постоянно находится в движении".

Как и в средневековой Англии, институциональный контекст был ключевым в том, как происходил прогресс и кто от него выигрывал. На Юге США он всегда определялся принуждением. Насилие и жестокое обращение с чернокожими американцами усилились после того, как хлопковая фабрика открыла широкую территорию Юга для возделывания. И без того суровая система рабства должна была стать намного хуже.

Повышение производительности определенно не означало повышения заработной платы или лучшего обращения с чернокожими рабочими. Были разработаны бухгалтерские книги для точной записи того, сколько было получено от рабов, и для планирования того, как выжать из них больше продукции. Жестокие наказания, во многих случаях формы пыток, были обычным делом, наряду с насилием во всех его формах, включая сексуальное насилие и изнасилования.

Рабство на Юге стало возможным во многом благодаря тому, что белых людей на Севере убедили пойти на это. Именно здесь видение прогресса в Америке конца XVIII века сыграло решающую роль. Уже давно существовали расистские идеи, основанные на представлении о существовании естественной иерархии с белыми на вершине. Но теперь к ним добавились новые, чтобы сделать плантационную систему приемлемой для всей страны.

Доктрину "позитивного добра" прославил Джеймс Генри Хэммонд, конгрессмен, ставший губернатором Южной Каролины, и развил Джон К. Кэлхун, сенатор и вице-президент США с 1825 по 1832 год. Их позиция была прямым ответом тем, кто утверждал, что рабство аморально. Напротив, по словам Хэммонда в его речи на заседании Палаты представителей в 1836 году,

Но [рабство] не является злом. Напротив, я считаю его величайшим из всех великих благословений, которыми доброе Провидение одарило наш славный край. Ибо без него наша плодородная почва и наш плодородный климат были бы даны нам напрасно". История того короткого периода, в течение которого мы наслаждались ею, сделала нашу южную страну известной своим богатством, своим гением, своими нравами.

Он продолжал, угрожая насилием, если США пойдут на эмансипацию рабов:

Как только эта палата примет решение о принятии закона по этому вопросу, она распустит Союз. Если мне посчастливится занять место на этом этаже, я откажусь