Читаем без скачивания Шалости нечистой силы - Татьяна Гармаш-Роффе

Марина Кисловская была бы весьма миловидной девушкой, если бы ее не портили замкнутое и самолюбивое выражение лица, настороженно-оценивающий взгляд. Эта надменная гримаска, эти сухо поджатые губы, эти прищуренные глаза, не выпускающие взгляд, не просто портили ее, но и старили, лишая юной непосредственности. Кис прикинул, что лучше всего держать с девушкой дистанцию, и взял самый вежливый тон, на который только был способен.

Она отвечала на вопросы рассеянно, будто была погружена в важные мысли, будто ее воображение было прочно занято чем-то или кем-то. Она даже не спросила, кто его нанял – обычный и первый вопрос, который задают ему люди и на который Кис никогда не отвечает, ссылаясь на тайну клиента.

Выслушав скупой рассказ о событиях, уже известных Кису из дела, он спросил:

– Вы принимали участие в составлении фоторобота. Вы так хорошо запомнили лицо бандита?

– С первого раза, может, и не так уж, но я встретила его потом на улице. И во второй раз запомнила очень хорошо!

– То есть, если что, вы сможете его опознать?

– Вы прямо как тот журналист!

– Какой «тот»? – немедленно вцепился Кис.

История о беседе с неким Юрой Новиковым из «Московского комсомольца» Алексею не понравилась. Зато понравилось выражение лица Марины: увлеченная рассказом, она расслабилась, черты смягчились, глаза выплыли из разгладившихся век и ярко засинели, и она стала чертовски хороша. «Вот так бы всегда, девушка, – подумал Кис, – не стоит себя уродовать глупой гримаской богатой старухи».

– Он вам сказал, что именно собирается публиковать: интервью? Статью? – спросил Алексей несколько дружелюбнее.

– Нет… Или я не запомнила.

– Если он собирался опубликовать интервью, он должен был, по идее, вам позвонить и попросить подписать текст! Он вам звонил?

– Нет…

– Допустим, он собирался публиковать не интервью, а статью. В таком случае ваша подпись необязательна… Он мог бы, конечно, позвонить вам просто из вежливости и предупредить о выходе статьи… Но с вежливостью у нас плоховато обстоят дела… А вы, значит, не удосужились узнать, что там написали – или не написали в газете?

– Честно говоря, я собиралась. Но тут всякие обстоятельства… Короче, у меня это вылетело из головы.

– М-да… – произнес Кис озабоченно. – А что за «всякие обстоятельства»?

– Ох, это не имеет никакого отношения к делу! Это личное.

– А все же – расскажите! – задушевно попросил Кис голосом доверенной подружки.

Но его попытка сократить дистанцию не удалась.

– Я же сказала – личное, – неподкупно отозвалась Марина. Лицо ее моментально захлопнулось, обдав холодом, как дверь на мороз.

«Интересно, что за «обстоятельства» так занимают эту девушку? – размышлял Кис, покидая ее ухоженную квартиру. – И что за журналист встречался с Мариной? Да журналист ли?»

Короче, у него появился еще один повод, чтобы заехать к Александре.

Александра

Кис у Александры давненько не был – избегал. Со времени их знакомства прошло уже больше года, и Кис с тех пор видел ее всего три-четыре раза, да и то по делам: боялся потерять голову. Эта женщина влекла его к себе неимоверно, свои же шансы Кис оценивал как нулевые, и бесперспективность чувств добивала его окончательно – проще было не встречаться. Сейчас снова возникла необходимость в ее помощи и совете, и он поехал, предварительно созвонившись.

Так было заведено: Александра никогда ему не звонила, не звала – звонил он сам, находя тот или иной предлог. Но Александра всегда ему радовалась, встречая как друга.

Как друга…

Тогда, во время расследования по делу об убийстве Тимура, в котором была замешана Александра, он чувствовал себя куда свободнее. Он нападал, он припирал к стенке бестактными вопросами, он повелевал – он был главным, и от него зависело всё и все. Включая надменную и язвительную журналистку Александру Касьянову.

Но нынче зависимым стал он сам. Теперь у него не было прежнего права следователя и вершителя судеб, а другого права он так и не приобрел.

И он стал смирным, ручным. Он стал другом.

Он всегда приходил без цветов, с бутылкой вина или джина, который она любила, или с конфетами к чаю: он приходил другом, не поклонником, не любовником. Они вместе ужинали, пили вино или джин; они пикировались, они беззлобно ругались, они много смеялись – Александра всегда умела рассказать остроумно и колко о своих светских похождениях… В общем, дивно проводили время как старые добрые друзья.

Это было до бешенства несносно, но это было единственное, что он мог себе позволить. И всё, что ему было позволено.

Лучше, чем ничего.

Лучше, чем ничего?..

И вот он опять ехал к ней – счастливо обмирая в предвкушении встречи и стараясь не думать о том горьком послевкусии, которое эта встреча оставит: одинокий вечер в пустой и неухоженной утробе его квартиры, немного скрашенный присутствием шалопая Ваньки; вечер, когда он вновь останется один на один с растревоженными в душе и теле чувствами…

Александра встретила его радостно. Она как-то похорошела и помолодела за последнее время, видать, прошлое стало потихоньку отпускать ее душу… Ее темно-карие, персидского разреза глаза живо блестели, густые каштановые волосы немного отросли и ладно обрамляли точеный овал лица – по-прежнему стрижка, но уже не «мальчуковая», а более женственная.

Обычно Александра была одета по-домашнему, она, как и Кис, любила дома чувствовать себя комфортно и носила мягкую, не стесняющую движений одежду. И сегодня на ней тоже была одежда домашняя, но какая-то особенная: свободная рубашка-косоворотка из белого шелка с тонким черным кантом по краям и рядом мелких черных пуговок по левому плечу, шелковистые черные лосины. Этот костюм необыкновенно шел к ее высокой тонкой фигуре: полупрозрачный шелк льнул к груди, выдавая два полукружия белого кружева на смутно розовеющей коже, и вольными складками разбегался дальше, неожиданно кончаясь на стройных ляжках, плотно схваченных черными лосинами…

Кис, с трудом оторвав глаза от игры белого шелка, ревниво напрягся: ждет кого-то еще? Для него она так никогда не одевалась…

Александра предложила кофе – совместный ужин сегодня не предвиделся, ей надо было уходить к девяти вечера на очередную тусовку. Оживленно накрывая на стол, она расспрашивала Алексея о делах и о жизни. («Да что ж ты хочешь, чтоб я тебе рассказал? Все как всегда: работаю…» – отвечал Кис.)

Когда дымящийся кофе зачернил две белые чашки, раздался звонок в дверь. Было семь вечера, время для визитов подходящее, и Кис поморщился: в кои веки к ней выбрался, так нет – кто-то приперся! Александра вела весьма светский образ жизни, и неудивительно, что…

Она вернулась из прихожей с букетом красных роз. В сердце больно уколола ревность: никак поклонник завелся! А собственно, отчего бы ему и не завестись… С какой стати молодая красивая женщина будет сидеть в одиночестве? Бури прош­лого немного улеглись, Александра ожила, и душа ее снова готова любить… Разве не так? Разве Кис что-нибудь ей предложил? Смог предложить? Посмел предложить? Разве они чем-то связаны? То-то. И не ворчи, старина. Ты не имеешь права даже на ревность… А то, что это женщина твоей мечты, – об этом знаешь только ты.

Александра небрежно впихнула цветы в вазу, и Кис возрадовался: может, поклоннику здесь не отвечают взаимностью?

– Достал, – произнесла Александра.

– Заметил, – отозвался Кис. – По жесту.

– Вот скажи мне, ты бы преследовал женщину, которую любишь, Алексей?

Ох, как ему нравилось, когда она называла его так: «Алексей…», немного растягивая последний слог! Музыка!

– Если бы при этом она не отвечала тебе взаимностью? – уточнила Александра.

Кис насторожился. Уж не намекает ли она?..

– Нет. Не преследовал бы, – произнес он сдержанно.

– Потому что ты любил бы, – кивнула Александра. – А он – он хочет завоевать. Вопрос престижа. Все бабы писают в трусики, а я – нет. Не может переварить.

Ну да. Александра у нас – звезда журналистики. Дружба с ней считается престижной, а уж положить ее, известную своей дерзкой неприступностью, в постель – это должно быть сравнимо с кубком чемпиона…

– Кто – он?

– Германн.

– Какой Германн?

– Ну ты что, не знаешь? Звезда эстрады. Певец. Дешевка, но смазливый. Волосы длинные, голос бархатный, глазки масленые, голова пустая. Пей кофе, остынет.

Александра придвинула к нему тарелочку с бисквитами. Но новый звонок в дверь снова помешал кофепитию.

– У тебя всегда так? – вдогонку спросил Кис.

Александра вышла в прихожую и открыла дверь.

– Вы Александра Касьянова? – раздался звонкий пионерский голос.

Кис не удержался и высунул нос в прихожую. В дверях стояла невысокая девушка, лет двадцати максимум, крашеная блондинка с неумелым ярким макияжем, напомнившая Алексею Надюху из пивной. Броский фиолетовый наряд с люрексом совершенно не шел к ее простому и вполне миловидному лицу. Если бы не это свежее личико, ее можно было бы принять за потаскуху.