Читаем без скачивания Месть фермера - Макс Брэнд

— Что значит — бросаю на произвол судьбы? Что ты имеешь в виду?

— То, что сейчас он на пути к тому, чтобы стать трупом, — пояснила Молли. — Не выпучивай на меня глаза, как младенец! Господи, я готова задушить таких телок, как ты, умеющих только мычать! Отправляйся в дом Дэна Финли, и если найдешь там твоего Джона, плюхнись перед ним на колени, повисни у него на шее, только не позволяй ему уехать сегодня с Дэном!

— Что все это значит, Молли?

— Что значит? То, что ты слышишь! Останови своего парня, пока не поздно! Когда вернешься, я буду поблизости. Но если ты хоть наполовину женщина, то скорее вырвешь себе язык, чем расскажешь хоть кому-нибудь, что я тебя предупредила!

Мэри Уилсон, точно резвый жеребенок, помчалась по улице, взбежала по ступенькам на веранду дома Дэниела Финли и постучала в дверь. Ей показалось, будто она слышала тут же умолкнувшие тихие голоса, но никто не отозвался. Девушка постучала более громко — каждый удар отзывался у нее в голове гулким эхом.

— Мистер Финли! — крикнула она.

Из соседнего дома выглянул кузнец.

— Тебе нужен Финли? Он уехал с Джоном Сэксоном полчаса назад.

Мэри побежала обратно. Колени у нее подгибались, ей не хватало воздуха, а сердце колотилось так, словно собиралось выскочить из груди.

Лишь бы только Молли оставалась на месте! Она должна знать, куда отправились Финли и Джон Сэксон.

Иначе…

Мэри увидела ее сидящей на заборе и строгающей веточку, как мальчишка.

— Ничего не вышло, а? — спокойно полюбопытствовала девушка, отрываясь от своего занятия. — Они уже уехали?

— Уехали… полчаса назад… — задыхаясь, сообщила Мэри. — Куда они поехали, Молли?

— Полчаса назад? — переспросила та, подняв голову и окидывая практичным взглядом горы у Стиллменского перевала. — На твоем пастбище гуляет неплохая лошадка, Мэри, а ты всегда хорошо ездила верхом. Седлай лошадь, и поехали со мной!

— Куда? — воскликнула Мэри.

— Черт бы тебя побрал! — свирепо отозвалась Молли. — Ты хочешь спасти Джона или мне придется ехать одной? Я видела его только один раз, но буду за него драться и не позволю ему умереть! А ты, маленькая дурочка, намерена стоять здесь и лепетать «Куда? Куда?» или сесть на лошадь и отправляться туда, куда я тебе скажу?

Оскорбления не вызвали у Мэри Уилсон гнева, но пробудили в ней решимость. Пока она седлала на пастбище гнедого мерина, Молли, уже сев на лошадь, наблюдала за ней с усмешкой и в то же время с сочувствием. Смогут ли они догнать двух всадников, выехавших полчаса назад? Снова посмотрев вверх, она увидела облака, клубящиеся подобно морю возле гор вокруг Стиллменского перевала.

Глава 30

Незадолго до полуночи Сэксон и его пятеро спутников снова собрались в хижине. Они развели огонь, сварили кофе и поджарили бекон, который жадно съели с черствым хлебом. После ужина Пайк произнес краткий монолог:

— Я вел себя с тобой по-свински, босс, а ты меня спас. — И закончил речь широким жестом, словно призывая и одновременно отметая все замечания, как абсолютно бесполезные.

Дел Брайан молча смотрел на Сэксона преданными глазами собаки, которая после побоев лижет хозяйскую Руку.

— Давайте-ка ложиться спать! — бодро отреагировал на все это Джон и, уже лежа и завернувшись в одеяло, спросил у Бутса: — Как сейчас на Стиллменском перевале?

— Там всегда паршиво, — ответил тот

Он припомнил этот разговор, когда утром босс, не сказав ни слова, сел на лошадь и покинул лагерь. Остальные, устав после долгой скачки накануне, проснулись, когда солнце уже освещало верхушки сосен. Выйдя из хижины, они начали озираться в поисках вожака.

— Что-то не так, — заметил Крестон, как бы обращаясь к самому себе.

Бутс взял его за руку и отвел в сторону:

— Почему не так, Артур? Что тебе известно?

— Ничего, — ответил Крестон, — но я чувствую себя как в рождественское утро, когда в доме нет ни индейки, ни цыпленка. А куда подевался босс, я не знаю.

— Сталлменский перевал, — пробормотал Бутс, затем посмотрел на клубящиеся облака над неровными очертаниями гор, нахмурился и добавил: — То, что человек говорит на ночь глядя, в первую очередь приходит ему в голову утром. Знаешь, Артур, я собираюсь отправиться к Стиллменскому перевалу, и тебе, пожалуй, лучше поехать со мной. Не говори ничего остальным. Может, это глупости, но у меня покалывает спина, а это для меня означает то же самое, что для тебя рождественская индейка. Поехали!

Когда Джон Сэксон на рассвете ехал вниз с холма, небо было таким же красивым, как во время заката, но эта красота внушала надежду, а не задумчивую печаль. Холодный ветер наполнял его легкие ароматом хвои, а слух — шумом воды, стекающей по склонам.

Вместо завтрака Джону пришлось потуже затянуть пояс.

Из-за валуна внезапно выскочил заяц и пустился бегом, петляя, словно бекас, увертывающийся от ветра. Сэксон инстинктивно выхватил кольт и трижды выстрелил. Две пули стряхнули грязь с меха зверька, третья уложила его наповал.

Джон не стал подбирать дичь. Он испытывал странное ощущение вины, убив зайца без всякой нужды.

В конце концов, где-то существует высшее правосудие, которое взвешивает на точных весах все мотивы и поступки и для которого жизни людей и животных одинаково ценны. Эти мысли беспокоили Сэксона всю дорогу до Блувотера.

Сегодня он ехал в город в совсем ином настроении, чем в прошлый раз. Тогда Джон прибыл туда как герой, который мог с чистой совестью смотреть людям в глаза. А если и совершил преступление, то оно заключалось только в том, что он позволил своим спутникам присвоить добычу грабителей, но еще неизвестно, было ли это преступлением в глазах закона.

Сэксон до сих пор не знал ответа на этот вопрос, однако вина за содеянное не лежала тяжким бременем на его душе.

Совсем другое дело — сесть в поезд и вырвать двух своих людей из рук закона. Правда, их арестовали за ограбление банка, хотя в действительности они всего лишь ограбили других бандитов. Но доказать это было бы невозможно. К тому же против них наверняка выдвинули бы и другие обвинения. Тем не менее Сэксон чувствовал, что освободил бы их, даже если бы они были виновны в более тяжких преступлениях, чем грабеж. Гордость и появившееся недавно причудливое ощущение всемогущества заставили бы его предпринять такую попытку.

Зато теперь у закона имелись все основания преследовать его. Впрочем, едва ли кто-нибудь толком разглядел лицо Джона. Он надвинул шляпу на глаза, а свет фонарей в купе скорее позволял рассмотреть лица охранников и заключенных, чем нападавших. Только Банни Такер, возможно, сумеет дать убедительные показания. Но сотня долларов в кармане куртки, скорее всего, вынудит его молчать.