Читаем без скачивания Дом с привидениями - Анатолий Бритиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Овечкину стало жаль доктора, и он крикнул:
— Что случилось, Оноре? Я не могу помочь?
— У парня что-то с женой после родов. Но разве их поймешь? Первая, единственная — и баста. Съездил бы, да мой “лендровер” сидит на двух ободьях. И два дня теперь никто за него не возьмется…
— О-о!.. — выл парень.
— О-хо-хо, медсен… Медсен нехорошо, нехорошо!.. Большой праздник — нехорошо… Аллах видит… — галдела, обсуждала, просила и возмущалась неизвестно чем толпа — не то несговорчивым врачом, не то парнем, призывавшим его на помощь в большой праздник рамазан, когда Аллах особенно внимательно смотрит на мусульман и, значит, еще строже выполняет все, что начертал каждому.
Овечкин натянул шорты и спустился.
— А это далеко?
— Нет. Там, где вы брали камень.
— А, это действительно недалеко, — обрадовался Овечкин. — Километров восемь, меньше часа. Давайте на нашей.
Оноре морщился, хмурился, ему смертельно не хотелось ехать. Парень замолк и внимательно наблюдал за белыми, словно понимал их разговор.
— Надо съездить, Оноре.
Француз вяло махнул рукой и пошел в амбулаторию.
Овечкин решил не отрывать никого от дела, оставил записку в столовой, и они поехали. Вчетвером. Шьен полез в кузов вместе с парнем очень неохотно: привык ездить в “лендровере” рядом с хозяином.
Деревушка располагалась на небольшой лесной поляне — несколько круглых хижин из сухих стеблей тростника лалы, который здесь называли слоновой травой. Вход в хижину — дыра, прикрытая циновкой, а за нею — длинный темный коридор вдоль наружной стены дома и дыра во внутренней стене через полкруга. Лабиринт от зверей и гадов. Овечкин, как строитель и ненавистник гадов, сразу одобрил идею В их поселке хижины тоже были круглыми, но одноконтурными.
Внутри было много народу. На земляном полу посредине горел небольшой костер из трех поленьев, уложенных по-охотничьи торцами к центру, и старый седой африканец отрешенно сдвигал время от времени поленья к огню. Старуха кипятила воду. Больная находилась на одном из бамбуковых лежаков, что приткнулись к стене по периметру хижины. У другого лежака возилось еще несколько женщин.
Овечкин, переминаясь, стоял у входа, всеми забытый, и казнился теперь своим неуместным любопытством. Нечего было переться в хижину, где все заняты роженицей и новорожденным, просто неловко…
Оноре между тем закончил осмотр и говорил что-то окружившим его женщинам. Одна из них держала на руках ребенка. Оноре ласково, чем немало удивил Овечкина, похлопал малыша по ручонке, улыбнулся и пошел из хижины. Овечкин поплелся за ним.
Шьен сидел в кабине, заняв привычное место рядом с водительским. Яростное африканское солнце накаляло влажный воздух, как в хорошей парной. В голове стучало, словно туда переместилось сердце.
— Поехали, Жан. Через час мы начнем испаряться в вашей железной коробке.
— А как роженица?
— Обречена. Здесь это часто.
— Да что ты!.. — расстроился Овечкин. — Никак?..
— “Никак” тут не подходит, Жан.
Овечкин смотрел на него, открыв рот, не понимая. Возможно, просто дышал с трудом в этой парилке. Одним словом, выглядел довольно глупо.
— Я не понял, Оноре. Что значит “тут не подходит”?
— Ей нужна хорошая больница. Я бессилен.
— Ага, а больница?.. — обрадовался Овечкин.
— И притом быстро. Тогда, возможно, появилась бы надежда. Ну, поехали. — Он обернулся к все еще улыбавшемуся парню и сказал что-то, кивнув в сторону хижины.
— Подождите, Оноре! — решительно сказал Овечкин. — Так мы отвезем ее в больницу.
Француз вроде бы даже присел, будто его неожиданно двинули сверху по голове.
— Куда вы собираетесь ее везти?
— В город, наверное. Ближе ведь нет?
— Вы спятили, Жан. Это больше двухсот километров, и половина — только название “дорога”.
— Но ведь вы сами говорите, что иного выхода нет! — удивился Овечкин.
— Их помирают тут сотни, рожающих и родившихся. Понимаете, Жан, такая у них тут судьба.
— Какая судьба? У нас же машина…
— А в пяти километрах отсюда? А в десяти, в ста, в тысяче? Там же нет вашей машины! Сумасшедший… За восемь — девять часов пути она может три раза помереть. И вы вместе с нею на этой сковороде.
— Но может, мы ее спасем…
— А всех остальных?
— Что вы предлагаете? — с ужасом спросил Овечкин.
— Не валяйте дурака. Поехали.
Парень переводил взгляд с одного говорившего на другого. И наверное, понял. Складывая руки, как на очередном намазе, он горячо затараторил что-то, но Овечкин никого не видел уже и ничего не слышал.
— Я ее не брошу вот так, Оноре. Слышите?
— А остальных? А остальных?!
— И остальных! — крикнул Овечкин. — Я не могу с этим мириться, Оноре! Это… не по-человечески!
Солнце палило нещадно Кучка африканцев молча стояла за спиной перепуганного парня. Что они думали об этих двух белых, чего ждали от них? Оноре растерянно смотрел на Овечкина.
— Скажите им, чтобы собирали больную, — тихо сказал Овечкин и пошел к машине, голенастый, красный и несуразный в этих джунглях, действительно похожий на вареного рака в тропическом костюме.
Он сидел в тени “пикапа”, устало вытянув ноги, и ни о чем не думал. Шьен поглядывал на него из кабины свысока. Потом пришел Оноре, сел рядом и закурил. Из деревушки доносились возбужденные голоса.
— Что там?
— Не хотят отпускать ее. Рамазан, и вообще…
— А муж?
— Он один…
Овечкин поднялся.
— Будьте осторожны, — сказал вдогонку Оноре. Потом тоже неохотно поднялся. Шьен выпрыгнул из кабины.
Больную положили в кузове на циновку, муж с калабасом воды и Шьен разместились рядом, и они тронулись в путь. Оноре молча курил, пуская тонкими струйками дым через окно в джунгли. Овечкин вел машину осторожно. Она раскачивалась, кренилась, ныряла в черные озерца, скрежетала железом по притаившимся в воде камням. Оба время от времени оборачивались и заглядывали в кузов.
— Я не поеду с вами в город, Жан. Не могу, дела.
В джунглях было не так жарко, но духота сгустилась до того, что казалось, воздух можно резать ножом, как желе. А еще бы лучше — черпать большой ложкой и куда-нибудь выбрасывать.
— Это два дня, которых у меня нет. Мне нужно торопиться. — Оноре словно оправдывался. Овечкин молчал. — И ей от меня никакого проку. А вам нужен напарник. По такой жаре одному не проехать.
И опять Овечкин промолчал.
— Вы меня слышите, Жан?
— А куда от вас денешься?
Оноре смотрел на него, а Овечкин — невозмутимо вперед на дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});