Читаем без скачивания Ожившие кошмары (сборник) (СИ) - Рязанцев Павел

— Н-ну что тут ещё? Граф Дракула Мценского уезда?

Эмма досадливо поморщилась, не оборачиваясь и не отрывая взгляда от фотки. На ней поле простиралось куда-то в недодержанную бежевую даль отпечатка, и прямо в колосьях стояли пугала. Были они жутковатые и совсем не похожие на то, что она видела в детских книжках или в деревне у бабки. Не горшки и рубахи, надетые на скрещенные колья, а вполне себе похожие на людей. Головы только странные. Тыквы — не наша культура. В голове промелькнуло всё, что она помнила про хэллоуины и самайны, но это явно было что-то другое. Пересвеченный коричневый снимок был тем не менее очень детальным, она разглядела даже дырки-глаза, грубо вырезанные на непривычной вытянутой тыквине. «Найти бы его, — скользнула мысль с оттенком сожаления. Скорее всего, фотографии лет сто и нет уж давно никакого поля. Вот где побродить да пофоткаться».

— Чего тебе? — сказала, наконец, Эмма, когда почувствовала, что Джек стоит за спиной, не уходит и словно мешает ей одним своим присутствием.

— Звала же… — сказал Саша.

— Ещё чего! И не думала. — Она резко обернулась, чтобы сказать что-то дерзкое или как-то пошутить, и увидела, что Джек уже не слышит её.

— Кооперативъ «Свободный труд» тысяча девятьсот двадцать третий год, — прочитал он, озадаченно глядя выше её головы. — Смотри, как на этого со шрамом похож! Ну, который на улице… Только шрам с другой стороны.

Бородатые крестьяне на снимке омертвело пялились в никуда. Было их здесь (Эмма пересчитала) двенадцать человек. Кто-то сидел, кто-то стоял, и у всех лица были суровые, словно с похмелья.

— Негатив же, всё правильно, — беззаботно сказала Эмма, — а мужик, скорее всего, тот самый, пьёт кровь деревенских девственниц и живёт третью сотню лет. Когда то его пытались убить испуганные крестьяне, но только распахали лицо. Теперь он хозяин здешних мест, и я, хоть и не девственница, но чувствую, что нам бы с тобой как-то надо свалить отсюда незаметно. Пока он не натравил на нас своих приспешников!

Сказано это было со всей серьёзностью, но на последних словах Эмма слажала и чуть не засмеялась. И Саша, всё ещё оторопело вглядывающийся в бородатое лицо и стягивающий щёку шрам, почувствовал, что очередное прохладное лезвие снова прошло недалеко от горла, но не задело. «А вот попадёшь ты на эту свою границу, и что делать будешь?» — спросил себя он. Адреналин выплеснулся в кровь, но Джек увидел, что Эмма уже давится смехом, и с облегчением засмеялся сам, и она обняла его, прижалась мягкой грудью. Они стояли, истерично давясь смехом и обнимаясь посреди комнаты с фотографиями.

На улице уже никого не было, на облупленном крыльце музея осталась стоять одинокая белая коробка из-под кефира. Саша задержался на секунду, спихнул её ногой в урну, которая стояла точно внизу, и, облегченно вздохнув, побежал догонять Эмму, которая уже вышагивала по тротуару в сторону станции. «Тонкие щиколотки, — внезапно понял он, разглядывая её сзади, — какие тонкие у неё щиколотки!». Она шла легко и была в этот момент ровно такой, какую он и хотел бы видеть возле себя. Странные мысли, если учесть, что до этого дня Саша вообще не рассматривал Эмму как кого-то большего, чем просто девочка рядом. Что такое любовь, он представлял плохо. Иногда думал, что любовь — это когда умираешь за кого-то. Умирать ему не очень хотелось, и тогда любовь представлялась мрачным самопожертвованием. Он отодвигал от себя такие мысли. Убегал от них, как и от Эммы, когда она пыталась задержать его всеми возможными способами. Он задерживался, позволял ей то, что она хотела, иногда это было очень-очень приятно, и тогда Джек включался и мелькала мысль, что это тоже, наверное, любовь.

Эмма обернулась, увидела, что он смотрит, и играючи повиляла задницей. Саша рванулся вперед, она взвизгнула и помчалась со всех ног, и так они и прибежали к парковке перед станцией, где наискосок, вальяжно стоял Пазик с ободранным боком. Водителя не было, двери оказались открыты, в салоне пахло дизелем и пылью и было жарко.

Эмме пока всё нравилось. Игра в этот раз вышла сумбурная, но пока что веселая. Она забралась в автобус, достала из рюкзака бутерброды, помахала рукой Джеку, чтобы он присоединялся, и принялась жевать и смотреть в окно. Местечко здесь было таинственное и явно непростое, будило какие-то желания, которые заставляли глубоко дышать и чувствовать край бездны. «Какой бездны? — сказала Эмма сама себе ещё в музее. — Разве ты не эту бездну всю жизнь искала, чтобы сесть на край и ноги свесить? Чтобы дыхание сбивалось при взгляде вниз? Чтобы было ожидание, что сейчас оттуда высунется что-то и утащит?» Сейчас, глядя на пустую улицу через пыльное стекло, она думала про бездну иначе, приземлённее. Страх остался, но еле чувствовался в кончиках пальцев. Ещё и взгляд Джека через дверь (он остался стоять на улице и теперь смотрел на неё и думал о чем-то своём) заставил выпрямить спину. Она проглотила всё, что жевала, и облизала губы. Джек засмеялся и отвернулся.

По внезапно возникшему плану поселок этот был не конечной остановкой, а только промежуточной. Дальше надо ехать на автобусе в неизвестный населенный пункт, пятый по счету, там переночевать и на следующий день попробовать неспешно добраться назад. То, что это может быть глухая деревня — Эмму не волновало. «Дальше, ещё дальше, — билось в голове молоточками, когда она думала об игре, — ещё непонятнее и случайнее! Если чернила и правда несмываемые, то путь будет четким!». О доме Эмма не думала, о родителях, оставшихся где-то в Сибири, тоже. «Дом там, где хорошо, — однажды сказала она Джеку, — сейчас мне хорошо здесь». Он покивал, и они больше не говорили о её семье. Она снова покосилась на Джека и взяла ещё один бутерброд. Хотелось есть и секса.

Открылась водительская дверь, и в кабину запрыгнул мужичок, небритый и в клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Застиранные джинсы с рваными коленками Эмма разглядела в большом салонном зеркале. Заглянул в салон.

— Ты одна, красавица, со мной поедешь?

Она заулыбалась и, поспешно проглатывая колбасу, сказала:

— Кавалер у меня есть. Вон снаружи ждёт.

Дядька покосился через дверь на Сашу.

— Сухой и не наваристый, — поскреб он подбородок, — зови давай кавалера да поедем.

— А чего, не будет больше никого? — удивилась Эмма и помахала Саше, чтобы заходил.

— Ну раз нет, значит, не будет, — засмеялся водитель и завёл двигатель. — вам куда?

— Пятая остановка, — сказал за Эмму Саша, останавливаясь возле кабины.

— Пятая? Эт какая выходит?

— Ну посмотрите по маршруту…

Мужичок пересчитал в уме, загибая при этом пальцы.

— Пятое будет Фильцово, но там остановка по требованию. До деревни топать придётся километра три. Точно туда вам надо? Жилых там три с половиной избы да сарай…

— Нормально, — покивал Саша, — сколько с нас за два билета?

— Ну давай сто рублёв, всё равно в тот конец еду, Обратно-то уж завтра.

Саша достал сторублёвку и положил на одеяло, которым был прикрыт моторный отсек рядом с водилой и на котором лежала касса с мелочью и связка билетов. Притопал к Эмме. Та уже сидела, уткнувшись в своего Мисиму, волосы светились в солнечном луче из окна. Автобус вырулил на главную улицу и, взрёвывая, начал набирать скорость.

Пока Джек ел, она молчала и только косилась иногда из-за книжки. Лес мелькал за окнами, солнце опускалось. То ли от тряски, то ли от чтения ей захотелось ещё сильнее. Горячая рука Эммы легла Джеку на ширинку. Он поморщился, но не убрал. Девочка любила удивлять, и ему нравилось это. Сквозняк гулял по салону, Пазик трясся и подпрыгивал. Эмма расстегнула его джинсы и выпустила на волю свой любимый джойстик управления, как говорила она пару раз раньше. «Неужели управления? — спросил он тогда». «Ага, ты такой сразу послушный становишься…» Подтянула к подбородку ноги и быстро и ловко стянула джинсы. Сдвинула в сторону тонкую полоску трусиков и уселась на него, повернувшись спиной к водителю и дороге. Наделась. Саша сразу вспотел, хотя и вначале понимал, к чему всё идёт. Панически глянул в салонное зеркало. Водитель что-то напевал и крутил рулём. Эмма оперлась о спинку сиденья и задвигалась. Было горячо и тянуще, Джек сжимал её бёдра, танцующие не в такт всему автобусу и мысленно благодарил её за то, что она всё сделала сама. Он бы не смог попросить. Смотрел, как бьётся под рубашкой её грудь и чувствовал, что вот-вот…