Читаем без скачивания Живой пример - Зигфрид Ленц

— Стой, где стоишь, и повтори, чего тебе надо!

На ее участливый вопрос, почему он это сделал, он заявил:

— Не твое собачье дело.

Она пообещала дать ему денег, если он дойдет с ней до ее дома — это здесь недалеко, за углом, — и сама решительно пошла вперед, ни разу не оглянувшись, чтобы проверить, идет ли он следом.

Только уже у себя в палисаднике, включив свет над входной дверью, Люси оглянулась и увидела пария перед низенькой калиткой — значит, он успел подняться на три ступеньки, — и, роясь в поисках ключа, она несколько раз призывала его подойти поближе и вместе с ней зайти в дом. Эти призывы, эти по-деловому настойчивые приглашения, не внушавшие никаких сомнений, заставили парня наконец сдвинуться с места и по выложенной плитами дорожке подойти к двери, где он увидел женщину вблизи, в свете лампы, — неожиданно молодое лицо под шапкой седых, коротко стриженных волос. Люси первой вошла внутрь и придержала перед ним готовую захлопнуться дверь со словами: «Входите, ну входите же!» Ей была понятна его нерешительность, тем более его скупые вопросы, он хотел знать, кто еще живет в доме. Он вошел только после того, как еще раз пригрозил Люси, но топтался в холле, не отваживаясь переступить порог гостиной — стены, обшитые старинными деревянными панелями; подоконник, уставленный цветами; мебели немного, вся светлых тонов; картины, изображающие ландшафты без теней; средневысотные горы искромсанных журналов. Парень прислушивался к затихающему стуку ее шагов — сначала по паркету, потом по кафельным плиткам, а когда стук прекратился, прошмыгнул сквозь приоткрытую дверь в гостиную и крикнул: «Эй!» И еще раз: «Эй ты! Не дури, слышишь!» Но вот и она сама вышла из кухни с плащом на руке и предложила ему сесть за стол. Проходя мимо парня, она внимательно взглянула на него: он все еще стоял в блестевшем от дождя плаще, с прилипшими ко лбу мокрыми волосами. Не желает ли он снять плащ? Свой Люси повесила на вешалку и стала переобуваться; из темной ниши, где висела одежда, она спросила парня, не голоден ли он, не приготовить ли ему чего-нибудь поесть? Он не ответил.

Невидимая для него в нише, безусловно, надеясь таким способом растопить лед, она продолжала издалека закидывать его вопросами: что заставило его пойти на это? Какая забота его гнетет? Ибо она не может себе представить, чтобы человек ни с того ни с сего решился на такое дело. Парень повернулся, подошел к ней и увидел, как она переодевает туфли, держась одной рукой за треснувшее зеркало.

— Я не собираюсь тут чаи распивать и не терплю, когда меня допрашивают. Ты зачем меня за собой потащила?

— Я хочу вам помочь. Ведь то, что вы сделали, делают только из нужды.

— И что вы хотите за это узнать? Могу продать вам сотню историй про своего папашу, с моим участием. Какую прикажете? А? Ну вот что: я про вас ничего знать не желаю, и вы про меня знать не знаете. Понятно? Так и договоримся.

Хотя Люси и стояла у зеркала, она еще ни разу в него не взглянула; теперь она подняла глаза и увидела парня позади себя — он направился к двери.

— Подождите. Ведь вы наверняка умеете разговаривать по-другому.

— Что вам вообще от меня нужно? — спросил парень, прижимая руку к пораненной ноге. — Ну что? — И пренебрежительным тоном добавил: — Ах, вы хотите мне помочь! Но плату за помощь возьмете вперед — подай вам исповедь, и позанятней!

— Не уходите, — сказала Люси, но он был уже в холле и, прежде чем выйти из дома, прислушался к звукам наверху. Она догнала его, тронула за рукав и так же глухо, настойчиво, как только что на улице, попросила минутку подождать. Рука ее нырнула глубоко в складки юбки, она изогнулась, роясь в кармане и что-то из него выуживая, но вдруг перестала копаться, заулыбалась и двумя пальцами извлекла наружу кошелек. Вот он. Люси открыла кошелек, вытащила оттуда сложенную купюру и поднесла ее к глазам, чтобы рассмотреть. Не слишком ли мало? А может быть, много?

Она хотела было сунуть деньги обратно, как вдруг рука парня метнулась к кошельку, но он промахнулся: Люси, вероятно, предвидела это и была начеку, она крепко держала кошелек, прикрывая его другой рукой, и парню удалось лишь схватить ее запястье. Стиснув его изо всех сил, он стал выворачивать ей руку. Она не кричала, не звала на помощь, однако на сей раз, в отличие от того, что было на улице, оказывала ему безмолвное сопротивление до тех пор, пока он с силой не отшвырнул ее, так что она затылком ударилась о деревянную стойку перил. Пальцы ее разжались, и она упала возле батареи центрального отопления — тихо и плавно опустилась на пол, словно вдруг решила здесь прилечь, но и теперь не стала звать на помощь, хотя, несмотря на сильную боль, заметила, как парень, подобрав кошелек, бросился бежать.

Люси несколько раз пыталась подняться, ухватившись за батарею, подтянуться вверх, но все было тщетно: нестерпимая боль в затылке, как гиря, тянула ее вниз. Почему она никого не позвала даже теперь, когда на втором этаже открылась дверь и Ильза громко сказала Ирэне:

— Внизу горит свет. Тетя Люси пришла.

И почему не пожелала привлечь внимание к себе, когда перед домом мелькнул силуэт какой-то женщины, которая явно ошиблась номером? Почему она зашевелилась только тогда, когда обе девушки сошли вниз по лестнице, не переставая громко звать ее?

Только теперь, когда к ней подошли обе ее племянницы, такие непохожие — впереди, конечно, Ильза в одних чулках, — она протянула к ним руки, успокаивающим жестом дала понять, что пугаться нечего, — она просто упала, ей просто надо помочь подняться, все пройдет само собой, если они помогут ей сесть, нет не наверху, а здесь, в одно из этих кресел, больше ничего не надо. Как легко оказалось ее поднять, почти без всяких усилий перетащили, вернее даже, перенесли, девушки это плоское тело через холл в гостиную, где Люси, сев в кресло, смогла уже немного распрямиться.

— Ты просто упала, тетя Люси?

— Ну, а что же еще? Вы мне не верите?

Девушки сели напротив нее и смотрели, как она, вцепившись руками в подлокотники, откинула голову назад, то и дело закрывая глаза.

— Тетя Люси, может, вызвать врача?

— Нет, нет, это пройдет.

Девушки молча переглянулись, спрашивая друг друга одними глазами: сказать ей или не сказать? Ильза, тоненькая, вертлявая, хотела сказать; Ирэна, рассудительная, тяжеловесная, была в нерешительности; и обе медлили, но тут в кухне затарахтел чайник, они пошли заварить чай и все шептались, недоумевая, как могло случиться, что она вдруг упала в холле? А потом их тетя Люси сделала то, что они уже не раз наблюдали, а потому и теперь не удивились; как они говорили: «в этом вся тетя Люси» — с тихим жалобным возгласом, словно она уже достаточно долго бездельничала, словно уже достаточно много времени и внимания уделила своей боли, Люси вдруг наклонилась вперед, потерла виски и весело взглянула на девушек. Сначала на Ирэну, потом на Ильзу, которую мягко пожурила за то, что она опять бегает по дому в одних чулках.

— А теперь, девочки, давайте попьем чайку и забудем об этой маленькой неприятности.

Девушки снова молча обменялись взглядом, и, поскольку Ирэна, по-видимому, не возражала, Ильза сказала:

— В последних известиях… Тетя Люси, ты последние известия слушала?

— Да нет, как я могла? Я же была на дне рождения.

И тогда Ильза сообщила:

— В Афинах… Там… В общем, 21 апреля в Афинах власть захватила военщина. Многих арестовали, в том числе и ученых.

— Вчера? — спросила Люси.

И Ильза ответила:

— Сейчас как раз передают комментарий, мы хотели тебя позвать. Может быть, помочь тебе подняться наверх?

Люси стиснула сжатые кулаки. Не двигаясь, она смотрела в окно, на темный сад, на грушу с обрубленными ветвями.

— Тетя Люси, ты меня слышишь? Тетя Люси!..

— Да, да…

— Вы будете господин Хеллер? Вас просят к телефону, пройдите, пожалуйста, в первый зал, к буфету.

Янпетер Хеллер закладывает книгу указательным пальцем и берет ее с собой в соседний зал, где буфетчица, в белом халате с весьма замысловатой прической, холодно приглашает его пройти за стойку и скупым, но выразительным жестом дает понять, что говорить здесь по телефону ему разрешают только в виде исключения. Хеллер берет трубку и, повернувшись к стойке, смотрит на круглый торт со взбитыми сливками — эдакое болезненно — бледное солнце с вымученной улыбкой, излучающее свет в виде тонких шоколадных нитей, — и вместо того чтобы назвать себя, он спрашивает: «Да, Шарлотта?»

Буфетчица стоит в задумчивости, скрестив на груди руки; ей совсем нетрудно уловить суть разговора и дополнить его недостающими фразами: двое условились здесь встретиться, чтобы обсудить неотложное дело, по вдруг возникли сомнения, неотложное дело неожиданно утратило свою важность, однако эти двое сделают новую попытку хотя бы для того, чтобы еще раз выяснить то, что само по себе давно уже ясно.