Читаем без скачивания Фельдмаршал Кутозов. Мифы и факты - Николай Троицкий

В результате Бородинская битва возымела поразительную особенность, на что первым обратил внимание тот же Н.А. Окунев и о чем все советские и постсоветские исследователи, кроме А.Н. Кочеткова, молчат. Располагая меньшими силами, Наполеон на всех пунктах атаки (Шевардинский редут, Бородино, флеши Багратиона, батарея Раевского, Семеновская, Утица) создавал «превосходство, доходящее до подавляющего», и в пехоте, и в коннице, и в артиллерии[434]. Мы восхищаемся героизмом защитников флешей и батареи Раевского, отражавших атаки в 2–2,5 раза превосходящих сил врага, но не задумываемся над тем, что русское командование могло и обязано было не допустить на решающих участках битвы такого и вообще какого бы то ни было превосходства неприятеля в силах, тем более что россияне при Бородине численно превосходили французов.

Все дело в том, что Кутузов проявил чрезмерное (хотя и понятное) опасение за свой правый фланг, сосредоточив там главные силы, которым уже по ходу битвы пришлось то и дело «перебегать» справа налево, а кроме того, русские уступали французам в быстроте маневра. Поскольку Кутузов как главнокомандующий не проявлял должной оперативности, Барклай-де-Толли время от времени, к счастью для россиян, брал руководство битвой на себя и успевал предотвратить прорыв то левого фланга русской позиции (вовремя подкрепив его корпусом К.Ф. Багговута), то ее центра, стянув сюда корпуса ф. К. Корфа и К.А. Крейца. Поэтому Барклай не без оснований судил о себе: «Если в Бородинском сражении армия не была полностью и окончательно разбита — это моя заслуга, и убеждение в этом будет служить мне утешением до последней минуты жизни». Однако и Барклай-де-Толли не мог исправить всех последствий «правого уклона» в размещении русских войск, хотя он пытался сделать это еще перед битвой.

Кутузов как главнокомандующий ответствен и за то, что французы превосходили россиян в маневренности и мощи артиллерийского огня, хотя количественно и даже по калибру орудий русская артиллерия была сильнее французской. Искусно маневрируя, Наполеон сумел и в количественном отношении создать артиллерийское превосходство на левом крыле русской позиции (400 орудий против 300), а после захвата флешей взять русский центр под перекрестный огонь с обоих флангов. Наполеон «обставил все высоты ужасным количеством артиллерии, — вспоминал герой Бородина Ф.Н. Глинка. — Пальба его могла вредить более нашей: он как зачинщик действовал откуда и как хотел и действовал концентрически (сосредоточенно); мы как ответчики действовали, как позволяло местоположение, и поэтому часто разобщенно, эксцентрически»[435].

Русская артиллерия, разумеется, давала врагу достойный отпор, но по недостатку маневра все же на всех решающих участках битвы уступала ему количественно и позиционно; как признавали сами участники Бородина, «действовала по частям и без связи»[436] — во многом из-за ранней гибели А.И. Кутайсова. Всего, по данным Н.Г. Павленко, она выпустила 60 тыс. снарядов против 90 тыс. французских (П.Х. Граббе насчитывал 60 тыс. снарядов, выпущенных французами, и 20 тыс. — русскими)[437].

Итак, роль Кутузова в руководстве Бородинской битвой, начиная с размещения войск и кончая их взаимодействием, была настолько инертной, что Н.Н. Раевский выразился даже таким образом: «Нами никто не командовал». Автор страдальчески-апологетической статьи о Кутузове Л.Л. Ивченко, полагающая, что ее кумира критикуют только «недоброжелатели полководца», которые, мол, «слишком пристрастны»[438], могла бы задуматься над тем, почему именно у Кутузова, как ни у кого из крупных русских военачальников, столько «недоброжелателей».

Все недостатки руководства битвой со стороны Кутузова, о которых идет речь, не имели гибельных последствий отчасти потому, что и Наполеон допускал просчеты. Захватив Бородино, он прекратил активные действия против русского правого фланга, что позволило Кутузову и Барклаю-де-Толли безбоязненно перебрасывать свои войска справа налево. На левом фланге русских он сначала переоценил возможность обходного маневра Ю. Понятовского, а после того как были взяты Багратионовы флеши и Семеновская, не закрепил этот успех, обратив свои усилия против русского центра. Наконец, ошибкой Наполеона, как полагает ряд военных авторитетов (Ж. Шамбре, Д.П. Бутурлин, А.Н. Витмер, Д. Чандлер), было то, что после взятия Курганной высоты он не ввел в дело гвардию для решающего прорыва в центре.

Впрочем, если бы даже Кутузов допустил под Бородином еще больше ошибок, а Наполеон действовал безупречно, все равно французы вряд ли могли рассчитывать на лучший для них исход, ибо дело здесь не столько в Кутузове и Наполеоне, сколько в русском солдате. Русский солдат, плоть от плоти своего народа, — вот главный герой Бородина. Именно его беспримерная стойкость искупила все промахи Кутузова и сорвала расчеты Наполеона.

Солдаты России сражались под Бородином не ради славы и не столько за Царя, сколько за Веру и Отечество. Именно желание защитить родную землю, Москву и всю Россию воодушевляло русских воинов, делая их непобедимыми. Один из рядовых героев 1812 г. так ответил на вопрос, почему при Бородине сражались столь храбро: «Оттого, сударь, что тогда никто не ссылался и не надеялся на других, а всякий сам себе говорил: „Хоть все беги, я буду стоять! Хоть все сдайся, я умру, а не сдамся!“ Оттого все стояли и умирали!»[439] Оттого и являлись примеры изумляющей неустрашимости. Тарнопольский полк 27-й дивизии Д. П. Неверовского шел в контратаку на флеши колонной с музыкой и песней, «что я, — вспоминал участник многих войн Н.И. Андреев, — в первый и последний раз видел».

Кутузов, так истово радевший о духе войск, все это знал и правильно оценил. Свое донесение царю о Бородинской битве он закончил такими словами: «Французская армия под предводительством самого Наполеона <…> не превозмогла твердость духа российского солдата, жертвовавшего с бодростию жизнию за свое Отечество».

3. Фили — Москва

От Бородина Кутузов отступал к Москве, заверяя изо дня в день и своих генералов, и московского генерал-губернатора графа Ф.В. Ростопчина в том, что он даст новое сражение для «спасения Москвы»[440]. В те же дни он запрашивал ответственных за подготовку резервов князя Д.И. Лобанова-Ростовского и Н.А. Ушакова и, судя по тону запросов, надеялся получить у Москвы подкрепления. Однако они не были присланы. Вместо них Михаил Илларионович получил фельдмаршальский жезл и 100 тыс. руб. (плюс по 5 руб. на каждого «нижнего чина») за Бородинскую битву. Тем не менее, даже узнав из царского рескрипта, полученного 30 августа, что подкреплений до Москвы не будет, он продолжал уверять окружающих: под Москвой «должно быть сражение, решающее успехи кампании и участь государства».

Трудно сказать, верил ли сам Кутузов в то, что он говорил, или только поддерживал такими заверениями боевой дух армии, или же просто был в затруднении, не зная, на что решиться, и таким образом побуждая своих соратников к возражениям. По словам А.П. Ермолова, который, пожалуй, лучше, чем кто-либо, разбирался в тайниках души свежеиспеченного генерал-фельдмаршала, Кутузов «желал только показать решительное намерение защищать Москву, совершенно о том не помышляя». Когда Ермолов утром 1 сентября высказал сомнения в том, что на позиции, уже избранной под Москвой, можно удержаться, Кутузов «в присутствии окружавших его генералов» «ощупал пульс Ермолова и сказал: „Здоров ли ты?“» Когда же Барклай-де-Толли к вечеру того дня стал убеждать Кутузова в необходимости «оставить Москву», Михаил Илларионович, «внимательно выслушав, не мог скрыть восхищения своего, что не ему присвоена будет мысль об отступлении, и, желая сколько возможно отклонить от себя упреки, приказал к 8 часам вечера созвать гг. генералов на совет».

Итак, вечером 1 сентября избу крестьянина Михаила Фролова в подмосковной деревне Фили (ныне Киевский район Москвы), где поместился Кутузов, заполнили высшие чины армии[441]: четыре «полных» генерала (М.Б. Барклай-де-Толли, Л.Л. Беннигсен, Д.С. Дохтуров, М.И. Платов), столько же генерал-лейтенантов (Н.Н. Раевский, П.П. Коновницын, А.И. Остерман-Толстой, Ф.П. Уваров), начальник штаба 1-й армии генерал-майор А.П. Ермолов, генерал-квартирмейстер (в чине полковника) К.Ф. Толь. Из «полных» генералов не было только М. А. Милорадовича: он не мог отлучиться из арьергарда. Иногда называют среди участников совета генерал-интенданта B.C. Ланского, который, однако, по свидетельству кутузовского ординарца А.Б. Голицына, был приглашен не на совет, а на совещание с Кутузовым сразу после совета. Зато полковник П.С. Кайсаров, участие которого в совете В.П. Тотфалушин ставит под сомнение, скорее всего, там был — не только потому, что он после Бородина исполнял должность дежурного генерала при штабе армии, но и потому, что пользовался, к удивлению окружающих, невообразимым расположением Кутузова[442].