Читаем без скачивания Не отрекаются, любя... (СИ) - Лабрус Елена

Словно торопится, а время поджимает.

Вера остановилась напротив Файлин

— Ты меня осуждаешь? За адвоката?

— Нет, конечно, нет, — покачала та головой. — Просто, мне кажется, ты совершаешь ошибку.

— Тем, что флиртую с ним?

— Тем, что надеешься. Отчаянно надеешься, что он поднимет тебя с той глубины, в которую ты погружаешься, что-то отчаянно пытаясь себе доказать.

— Что? — всплеснула руками Вера.

— Не знаю, — устало вздохнула Файлин. — Что Марк не прав. Что ты можешь жить без него. Что всё закончилось и надо двигаться дальше.

— А что ты об этом думаешь?

— Я думаю, он знает, что не прав. И ты уже доказала, что без него справишься. Но тебя всё равно что-то гложет. Не даёт вздохнуть. И ты надеешься, что нашла способ, дорогу, лекарство. Но адвокат не станет глотком свежего воздуха, не даст, чего тебе так хочется: любовь, заботу, защиту, новую жизнь. Он тебя не вылечит, не исцелит кровоточащие раны. Он даже не пластырь.

— Считаешь, он просто меня использует?

— Может и нет, и ты ему правда нравишься. Но он не даст ответы на твои вопросы. И с собой не позовёт.

— Думаешь, моему сыну нужен третий папа? — усмехнулась Вера. — Или я не понимаю, что не его круга. Скорее всего, дальше секса это никуда и не зайдёт. Но может, мне надо именно это?

Файлин пожала плечами.

— Чёрт побери! Лина! — взорвалась Вера. — Ты не имеешь право меня осуждать. Ты сама сделала то же самое. Рассталась со своим Гришей и сказала тебя больше не искать.

— У меня были на то причины, — спокойно ответила она.

— Хочешь сказать, что ты его разлюбила? Или тебе нравилось страдать?

— Нет, — покачала головой Файлин. Её рука с комком свежей глины, бессильно упала на колени.

— И всё же ты его прогнала.

— Посмотри на мои руки, — оставив глину на коленях, она задрала рукава и вытянула вперёд руки, словно освежёванные и покрытые шрамами. — Так выглядит почти всё моё тело. Как думаешь, оно может нравиться мужчине? Он захочет к нему прикасаться? Сможет его любить?  

— Если ты ему дорога. Если он тебя любит, то, думаю, да.

— А если нет? — уронила она руки и горько усмехнулась.

— Но вы столько вместе прошли. Ты сбежала из-за него из дома, — искренне не хотела Вера верить, что чёртов Гриша ничего к Файлин не чувствовал.

— Что бы ни сделала я, в ответ ему нечего было мне предложить. Он был маминым напарником, не моим, во всех её опасных авантюрах. Но кроме этого у него были свои дела. А я была такая дура. Вместо того, чтобы его отпустить, увязалась за ним. Если бы я этого не сделала, то ничего бы не случилось. Ему не пришлось бы меня спасать. Я бы не обгорела. Он не получил бы две пули в грудь.

— Если бы мы заранее знали, что случится, мы бы многого в жизни не делали, Файлин. И ещё больше бы теряли. Поэтому хорошо, что мы не знаем.

— Может и так, — вздохнула та.

Вера подвинула рабочий стул-треногу и села напротив девушки.

— Что с вами произошло?

Файлин молчала, словно думая, рассказывать ей или нет, а, может, просто собиралась с силами. Но как бы то ни было, спустя какое-то время, она сказала:

— Он ушёл. И в этот раз навсегда. Попрощался, вызвал такси. Но я не могла смириться, что всё вот так закончится. Поругалась с мамой. Крикнула ей, что она всегда всё портит. Хлопнула дверью. И поехала за ним. Купила билет. Села в тот же самолёт. Он увидел меня, когда самолёт уже поднялся в воздух и… не обрадовался. А когда прилетели в Испанию, меня прогнал. Купил мне билет на обратный рейс. Но я психанула, да и к маме, которая сказала, что так и будет: он не мой и никогда не будет моим, зря я за ним бегу, возвращаться было стыдно. Я решила лететь к отцу.

— Куда? В Африку?!

— Да, до Мбандаки, где жил отец, из Испании через Гибралтар было рукой подать. Я села на самолёт до Киншасы, это столица Конго, и там хотела пересесть на местные авиалинии.  Но, когда прилетела, оказалось в Мбандаке идёт война, самолёты не летают, дороги перекрыты. Податься мне было некуда, денег на обратную дорогу уже не хватало. Нашла дешёвую ночлежку и там мне сказали, что на границе с Танзанией в деревне Кабанга есть приют, для таких как я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Для альбиносов? — уточнила Вера.

— Я решила, что могу быть там полезна, работать и в то же время буду в безопасности, — кивнула Файлин. — В Танзании альбиносов считают проклятыми, их убивают или приносят в жертву, веря, что наше тело несёт магическую силу. А ещё продают за большие деньги колдунам. Там родиться альбиносом страшно, но при этом рождаемость альбиносов в несколько раз выше, чем во всём мире. Поэтому правительство строит такие деревни-убежища. Туда приходят и дети, и взрослые, и женщины с новорождёнными детьми, потому что обычно жену изгоняют из племени, если она родила альбиноса. А в приюте есть врачи, еда, вода, место где спать и главное, защита. Про социальный центр в Кабанге я слышала, но меня отправили не в офис «Пандоры», испанской благотворительной организации, что финансирует эти проекты. Они могли бы меня переправить в деревню из Киншасы. Меня сдали охотникам.      

— О, нет! — ужаснулась Вера.

— О, да, — пожала плечами Файлин. — Если бы Гриша не полетел следом в Киншасу, если бы не стал меня искать, и не нашёл вовремя, в лучшем случае мне бы отрубили конечности и отрезали язык — они больше всего ценятся. В худшем — просто бы убили.

— Но он тебя нашёл?

— И выкрал. Но за нами началась погоня, — кивнула она. — Единственное место, где мы моги найти убежище – в охваченной междоусобной войной Мбандаке. Поэтому мы и отправились туда.

— А сколько до Мбандаки?

— Если бы аэропорт работал, то с Киншасы лететь час. Но прямой дороги нет, только шестьсот километров по реке Конго, или три тысячи по трассе в обход. Пешком по болотам и лесам там не добраться. По тем местам ходят только местные охотники за дикими животными. Да и те не все возвращаются.

— Но вы всё же добрались?

— И попали в охваченный огнём город. Не сказать, чтобы к «мунделе», белым людям, и сейчас я имею в виду таких как ты, а не я, там относятся плохо, но, любой город, где идёт война, страшен. Нам удалось связаться с отцом. Его люди велели ждать машину в здании ратуши. И машина уже должна была приехать, когда в здание попал снаряд. Оно загорелось. Путь был только наверх. Наверх мы и побежали. Там на крыше был флагшток и флаг, что водружали и снимали на верёвке с помощью системы карабинов. Эту верёвку Гриша и решил использовать, чтобы спуститься с крыши, когда пламя охватило половину здания. К несчастью, как раз ту половину, где стоял флаг. Но не успел — в него выстрелили, он сорвался. Верёвка была у него в руках, но незакреплённый конец вылетел из карабина. Я успела его поймать. Гриша кричал мне отпустить его и спасаться от огня, но я не отпустила. Я держала. Пусть истекающий кровью, но он не разбился. А я обгорела. Вот и вся история.

— А потом?

— Нас спасла армия Демократической Республики Конго, они передали миротворцам ООН. А оттуда из госпиталя уже меня забрала мама. Наверное, я не должна была выжить: большая часть поверхности тела была обожжена. Но мне повезло: у меня даже волосы отрасли. И лицо, что я прижала к коленям, почти не пострадало.

— А он?

— Его тоже подлатали, обе пули застряли: одна в лёгком, другая в рёбрах, их достали и отправили его домой.

У Веры перед глазами стояли две, едва затянутых свежей кожей раны на груди у Марка. Может потому, что других огнестрельных ран Вера никогда и не видела. Где Марк попал в переделку, он так и не рассказал. Всё отшучивался: ревнивый муж.

Да и теперь Вера знала не больше. Она думала, воевал где-нибудь, вот за таких же повстанцев. И сейчас была уверена, что если и ошиблась, то ненамного: мстил он за смерть сестры или нет — он воевал, и был ранен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И вы больше не виделись? — спросила Вера.

— Никогда, — закрыла Файлин глаза. Она так устала, что откинула голову к спинке кресла. — Мама передала ему мою просьбу. И он отнёсся к ней с уважением.