Читаем без скачивания Сэм Новак. Том I (СИ) - Сорокин Илья

Но радоваться удачному попаданию времени не было. Противник воспользовался попаданием гранаты, которая отвлекла нас (и кого-то ранила). Он начал долбить со всех позиций, которые до этого мы активно обстреливали. Бил он теперь прицельно, я отлично слышал, как пули щёлкают о щиты, а некоторые влетают в помещение. Теперь стало опасно даже высовывать винтовку, почти наверняка её сразу подстрелят.

– Кто ранен?

– Я, в ступню, но легко, – доложил Пак.

– Меня чиркнуло по шлему, но я не ранен, кажется, – в голосе Берта была некоторая неуверенность.

– Мне плечо пробило, – простонал Хосе.

– Уходим отсюда! Те двое нас прикроют! – скомандовал старшина.

Мы на карачках поползли к задней стене, в которой был выход. Подниматься было нельзя – сразу убьют. У меня внутри всё сжалось, я понимал, что следующая граната это не вопрос вероятности, а вопрос времени. Противник получил возможность спокойно стрелять, надежда только на тех двоих из другого отделения.

Либо они её оправдали, либо нам повезло, но мы успели уйти из здания. Так и происходят сражения в городе, когда у одной стороны большое численное преимущество. Мы могли мешать им точно стрелять, даже наносить какой-то урон, вроде моего попадания в руку или уничтожения роботов. Но неизбежно наступал момент, когда нас подавляли количеством, не давая нормально стрелять в ответ. И когда враг берёт твою позицию под плотный огневой контроль, исправить это уже невозможно, если ты в меньшинстве.

– Дай посмотрю, – Рэйнольдс подошёл к Хосе.

Рана выглядела серьёзной, если судить по количеству крови. Осколок попал чуть ниже плечевого сустава правой руки. Да, Хосе теперь не боец.

– Двигай в госпиталь! – приказал старшина, одновременно накладывая жгут.

– Я ещё могу стрелять! – запротестовал Хосе.

– Это приказ! Для тебя этот бой закончен. Пак, ты как?

– Крови нет, – ответил тот, разглядывая свою ногу. – Ботинок защитил, но, думаю, пару костей там сломано. До следующей позиции доковыляю, вот только обезболивающее слопаю. Рэйнольдс, не вздумай меня списывать!

– Ладно, но если ты не сможешь ходить, я тебя тоже отправлю к врачу, – пообещал старшина.

– Надо уходить, они совсем рядом! – из соседнего здания выбежал один из тех двоих, что прикрывали нас. Он тоже был ранен, наверное, крови я не разглядел, зато отметины от осколков были отлично видны на его броне.

– Где твой товарищ? – спросил Рэйнольдс.

– Он не придёт, – коротко ответил тот. – Они прут прямо по улице, через пару минут будут здесь!

– Быстро за мной! – скомандовал старшина и рванул по улице.

Пак кое-как ковылял передо мной, сильно хромая на одну ногу. Я уверен, что он всё ещё испытывал сильную боль, обезболивающее действует не моментально. Рядом шёл Хосе, подмышкой левой руки он держал свою ракетницу.

– Давай её сюда, – решительно сказал я, отнимая его любимую игрушку. Винтовку я закинул за спину. Хосе запротестовал, но вяло, без огонька, больше для приличия.

Улица, по которой мы бежали, в конце расширялась, переходя в небольшую площадь. В центре стоял красивый фонтан, а за ним было одноэтажное кафе. Там тоже были укреплённые позиции, на которых сидело как минимум одно отделение наших. Они махали нам руками, очевидно, призывая шевелиться. По связи слышать их мог разве что только Рэйнольдс, наша была настроена только на отделение. Я очень хорошо понимал, что если мы не успеем добежать до укрытия, то нас перестреляют за секунду. Без вариантов, тут даже новичок не промахнётся.

Но мы успели. Когда я забежал в кафе, перед собой я видел только стул, на который и рухнул. Мы сражались уже очень долго, усталость копилась, но этот рывок стал последней каплей. У меня не осталось сил уже ни на что, остальные чувствовали себя не лучше. Хосе так вообще рухнул на пол, я слышал, как он тяжело дышит.

– Эй, ты как? – задыхаясь прохрипел я. Он ничего не ответил, только показал большой палец. Вот врёт и не стесняется, ставлю всё что угодно: ему хуже всех.

– Хосе, тебе нужно собраться и уходить как можно быстрее. Может тебе помочь? – обеспокоено спросил Рэйнольдс.

– Не, я дойду сам. Дай только минуту полежать, – кое-как сказал Хосе слабым голосом.

– Лучше не задерживайся, сейчас тут станет жарко. Сэм, а ты как? У тебя пульс зашкаливает.

– Устал. Очень устал.

– Соберись! Нам нужно удержать линию обороны здесь. Только что пришёл приказ от полковника. Отступать больше нельзя. По другим флангам они тоже наваливают, отступим в центр, нас там перебьют за десять минут.

Я ничего на это не ответил, да и мне нечего было сказать. И не хотелось. Хотелось развалиться на кровати и поспать часов этак десять. Стимуляторы? Пожалуй, нет, попробую без них, ведь бегать больше не нужно. Через пару минут я почувствовал себя лучше, дыхание постепенно успокаивалось. Я перезарядил винтовку и огляделся.

Кафе укрепили очень хорошо, как и соседние здания. Мы забегали через дверь, сейчас вместо неё устанавливали мобильный защитный щит. Внутри расставили несколько щитов, которые должны ограничить разлёт осколков, если вдруг влетит граната. Правда…это кафе, отдельное здание, по которому могут жахнуть и тяжёлым, не опасаясь убить кого-то из гражданских. У нас только одна возможность продержаться: поддерживать такой плотный огонь, чтобы противник вообще не смог выстрелить. Сомневаюсь, что мы сможем делать это достаточно долго.

– Эй, Рэйнольдс, название кафе случайно не «Братская могила»? – поинтересовался я.

– Вижу, ты отдохнул. Мне тоже не особо нравится это место, – признался старшина. – Но есть приказ: стоим до конца.

– Стоим, так стоим, – вздохнул я. Мне уже было на всё наплевать. За временем я не следил, знал, что осталось совсем немного, этого было достаточно.

– Несколько костей в ступне сломали, как минимум, – пожаловался подошедший Пак.

– У тебя ещё много осталось, – весело сказал Оуэн, который бодро готовил дроны, доставая их из рюкзака.

– Тут есть выход на крышу? – спросил Артём, который тоже сидел на стуле, бросив свой пулемёт на пол.

– Есть, – сказал старшина того отделения, которое тут уже было. – Но выходить туда нельзя. У них полное преимущество в РЭБ, кучу наших систем они уничтожили, поэтому их дроны летают почти свободно. А ещё они по периметру города подняли гравикары, с которых стреляют по всему, что видят. Теперь любая крыша – это очень быстрая смерть.

– А сбить их никак?

– Попробуй, но у тебя не получится, – хмыкнул старшина и пошёл к своим.

– Сколько осталось от бригады? – спросил Берт.

– Тридцать два процента, – грустно ответил Рэйнольдс. – И это с учётом раненых, которые ещё могут сражаться, вроде Пака.

– Они идут!

Пришлось подняться со стула и топать к стене. Раньше тут была открытая витрина, но её целиком закрыли щитом, в котором оставили пару отверстий для стрельбы. Пришлось потратить немного времени, приспосабливая винтовку. Дырку сделали маленькой, при неправильном расположении винтовки она попросту закрывала мне обзор и я ничего не видел. Окей, не «дырку», а «технологическое отверстие», пусть будет так.

Пока шли не «они», а их роботы и дроны. Последние без остановки вылетали из окон и направлялись в нашу сторону. По ним мы и начали стрелять. Промахнуться было сложно, так много их было, но и сбить все оказалось тоже не самым простым делом. Те, которые смогли долететь до кафе, в самом конце притормаживали, пытаясь найти путь внутрь. Было интересно смотреть, как они устроили хоровод вокруг фонтана, пока оценивали обстановку.

И вот тут по ним попадать стало труднее: они слишком близко и слишком быстрые, ты просто не успеваешь реагировать. Гораздо проще, когда он летит на тебя, пусть и виляя в разные стороны. А из окон вылетали новые дроны и выкатывались новые роботы, солдаты не показывались, но думаю, им это будет не нужно. Их маленькие механические и электронные зверушки сами справятся с нами, их очень много.

Начинало приходить осознание того, что в ближайшие минуты я умру, если останусь здесь. Как и все остальные. К этим мыслям я прислушивался равнодушно, сказывалась усталость, наверное. На самом финише пришло безразличие, такое глубокое, что уже наплевать, выживешь ты или нет. Я просто устал и плевать мне на их испытания. Лучше пусть всё закончиться сейчас, ещё восемь я точно не выдержу. Мне даже лень удивляться своим чувствам.