Читаем без скачивания Благодетельница (сборник) - Елена Модель

– Да я бы при Брежневе полк солдат пригнал и такую дачу отгрохал! – жаловался он, придерживая сердце ладонью. – А теперь что? Другие наворовали, а мне отвечай?!

Инночка мужа очень любила. Когда он умер, она бросалась на гроб и требовала, чтобы ее похоронили вместе с ним. Женщины плакали, а мужчины косились на своих жен: было видно, что они такому чувству завидуют.

– Нет, это было ужасно, ужасно! – жаловалась Инночка, продолжая усмехаться правой стороной лица. Алик держал ее за руку и чувствовал, как в него вливается жизнь: он готов был просидеть вот так до конца своих дней, глядя на нее глазами, полными слез. Она продолжала что то говорить, Алик слушал, не разбирая слов. Ее голос звучал, как лирический напев, как предвкушение большого чувства.

– А еще этот попугай! Я совершенно не знала, что с ним делать. Ведь Гарик так его любил!

– Какой попугай? – испугался Алик. Как оказался в этом трагическом рассказе попугай? Алика охватило странное чувство, которое возникает у человека, внезапно разбуженного посреди захватывающего сна. Он даже потряс головой, чтобы вернуться к действительности.

– Так я же вам рассказываю, – Инночка освободила свою руку и закурила. – У нас был попугай Боря. Маленький волнистый попугайчик. Так вот, Гарик его научил говорить.

– А кто такой Гарик?

– Гарик – это мой покойный муж, – обиделась Инночка.

– Ах, простите, простите! – Алик опять поймал ее руку и прижал к своим губам. – Я такой невнимательный…

– Так вот, когда мой муж приходил с работы домой, попугай орал на всю квартиру: «Гарик пришел!» А потом он умер, а попугай все продолжал кричать: «Гарик пришел». – Инночка всхлипнула. – Я первое время думала, что с ума сойду. Хотела утопить эту проклятую птицу, так она меня измучила. А со временем привыкла и даже благодарна была. Потому что попугай был единственным, кто про Гарика не забывал. А так, друзей, подчиненных, которые толпами возле него крутились и все хныкали, хныкали, все чего-то клянчили, после его смерти как корова языком слизнула. Обратиться не к кому, когда чего-нибудь надо.

Алик сочувственно вздохнул:

– Что ж делать, Инночка, это жизнь.

– Да, вот и дети так говорят – жизнь. А мне это ничего не объясняет. Что значит жизнь? Это когда все друг друга только используют, что ли?

– А у вас дети есть? – Алика это как будто удивило.

– Дети! – воскликнула Инночка. – У меня уже внуков полон дом! – В ее восклицании не слышно было привычной для счастливой бабушки радости, скорее раздражение. Даже отчаянье.

– Внуки – так это же прекрасно, – пробормотал Алик с некоторым сомнением.

– Да, прекрасно?! – Инночка вскочила с места и забегала по крохотной кухне. – А я больше так не могу!

– Почему?

– Да потому, что они все только одного хотят. Чтобы меня не было.

Алик вытаращил глаза.

– Нет, нет, они не желают мне смерти, они просто хотят, чтобы я исчезла, испарилась, и желательно без следа. Шуточное ли дело! Мы все толчемся на шестидесяти квадратных метрах общей площади. Нас шесть человек: сын с женой и дочкой и дочь с сыном, муж от нее уже сбежал и теперь пытается отсудить себе угол. А ведь я их тогда умоляла не связываться с иногородними! Так нет же, не послушали, а теперь я же лишняя оказалась. А куда мне деваться? Куда?!

От каждого ее восклицания сердце Алика радостно ухало. «Вот сейчас, – думал он, – она еще продолжает метаться по своей неустроенной бесприютной жизни и не понимает, что уже одной ногой стоит на другой, благополучной территории. Это хорошо, что у нее ничего нет. Я старик, что я могу ей предложить, кроме материального благополучия? Все, все отдам, до трусов разденусь, лишь бы была рядом».

Инночка ловила уголком прищуренного глаза трясущуюся голову, сгорбленную спину и совершенно не подходящее к этому старческому антуражу еще довольно молодое, вдохновленное чувственным порывом лицо Алика и думала, что если все это разместить в роскошной четырехкомнатной квартире без наследников (а именно такую информацию об Алике она получила от их общей подруги), то может получиться совсем неплохо. Конечно, он уже совсем дряхлый и, наверное, придется нянчиться, как с ребенком, но это хоть того стоит, а то нянчишься всю жизнь с детьми, с внуками, а они потом тебя же со свету сживают.

Когда Алик сделал Инночке предложение, за окном уже затевался ранний июньский рассвет. Легко щебетали птицы, и все вокруг казалось таким молодым, новым.

– А я-то, идиот, помирать собрался! – воскликнул Алик, когда услышал от Инночки тихое «да». – Вон еще сколько вокруг жизни! – Он вскочил с места и закружил Инночку по кухне в неуверенном шатком вальсе.

Инночка смеялась, но смех этот был каким-то ненастоящим, чего-то в нем не хватало, радости, что ли? Головой Инночка вроде понимала, что наступил конец всем ее жилищным мытарствам, и была благодарна подруге, которая устроила это знакомство, но на душе все-таки было нехорошо. Было во всем происходящем что-то ненормальное, гадкое. И в том, что ее обнимает этот старый незнакомый человек, и в том, что она хочет заполучить его квартиру, а значит, будет ждать его смерти. И все это уже заложено в их едва начавшихся отношениях. Чтобы не сбежать, Инночка смеялась еще громче, потому что бежать ей было абсолютно некуда.

Заявку в загс подали сразу.

– А чего тянуть, правда, коли все решено, – заторопился Алик и вручил невесте шкатулку с украшениями от умерших жен.

Украшения были дорогими, и их было много, но было нечто отталкивающее в этих переплетенных в бесформенные узлы золотых цепочках, сияющих тусклым огнем бриллиантах и помертвевших серых жемчугах. Инночке показалось, что она принимает в наследство несчастные судьбы этих двух ушедших из жизни женщин, и ей стало не по себе.

– Что, не нравится? – Алик испуганно потянулся к шкатулке.

– Нет, очень нравится, – солгала Инночка и спрятала подарок за спину.

– Ну, тогда носи на здоровье.

– Спасибо. – Инночка еще раз взглянула на украшения и подумала, что надевать все это ей вовсе не обязательно, а отказаться от такого шального подарка может только сумасшедшая.

Алик не знал, чем еще угодить невесте. Куда посадить? Как развлечь? К своему ужасу, он чувствовал, что в нем просыпается былое желание. Это требование организма в его преклонные годы было настолько неожиданным, что Алик растерялся. И, как неопытный подросток, все никак не мог понять, как лучше подступиться к этому вопросу. В Инночкином поведении все указывало на то, что она рассчитывает на невинный платонический союз двух вышедших в тираж стариков, и Алик до смерти боялся вспугнуть невесту своими притязаниями. Окрыленный новым чувством, он подтянулся, помолодел, вынул из гардероба и надел на себя все самое лучшее и выглядел теперь настоящим франтом – дорогой пиджак, вместо галстука – шарфик, чтобы прикрыть дряблую шею, рубашка с золотыми запонками. В общем, с таким кавалером не стыдно показаться. Но Инночка, похоже, так не думала. На улице она всегда убегала на несколько шагов вперед, походка у нее была упругая, стремительная, и Алик никак не поспевал за ней своей стариковской поступью. Общественных мест Инночка старалась избегать и на предложение посетить ресторан всегда отвечала: а может, лучше дома? В общем, впечатление складывалось такое, будто она его стесняется. Алик старался всего этого не замечать, потому что если заметить, то надо же с этим что-то делать? А сделать он решительно ничего не мог. Страсть, настоящая страсть полностью подавила его волю. Алик никогда еще не испытывал такого рабского чувства к женщине. Было в этом состоянии что-то унизительно-прекрасное – вот так полностью отдаться на волю другого человека, не оставляя за собой никаких прав. Дело шло к свадьбе, а Алик все ходил и ходил вокруг невесты, ни звуком, ни жестом не решаясь намекнуть на свои низменные желания.

Инночка же была как будто не в себе. Она то смеялась, то плакала, то вдруг начинала скупать совершенно ненужные вещи и все удивлялась тому, как Алик безропотно вынимает кошелек и платит, не глядя на цену. «Господи, ну почему, почему он такой старик? – думала она, стараясь подавить в себе отвращение. – Один раз за столько лет улыбнулась удача, и обязательно в лице такой развалины». Сама Инночка, невзирая на солидные годы, чувствовала себя совсем молодой, ее организм словно не поспевал за возрастом: движения не утратили упругой гибкости, лицо оставалось гладким, без всяких мешков и складок, как это бывает у старух. На нее еще оборачивались мужчины, и их взгляды зарождали в душе надежду, что старость так и пройдет стороной, не оставив на ней безобразных отметин. Со смерти Гарика пошло уже пятнадцать лет, а Инночка все никак не хотела мириться с мрачной действительностью. Душой она еще пребывала в той радостной и беспечной атмосфере, в которой протекала тогда их семейная жизнь. Это нежелание расстаться с прошлым, видимо, и оказывало на нее омолаживающее действие. Она не признавала этих прожитых без Гарика лет, и время как будто отступило от нее, осталось на той точке, где закончилась ее счастливая жизнь.