Читаем без скачивания Один в чужом пространстве - Олег Приходько

Валерия сидела, нахохлившись, изредка согревая дыханием покрасневшие от холода руки. Я рассказал ей о нашем ночном разговоре с генералом.

— Мне тогда показалось, что он чего-то не договорил, — закончил рассказ, — но я не стал расспрашивать…

Она задумчиво покивала, отошла к окну.

— Не договорил, — подтвердила, не отрывая взгляда от унылой панорамы. — Герман ведь тогда написал письмо на имя генсека, в котором изложил факты «спецназовских» бесчинств; о том, как они беспрепятственно вывозили ценности из Союза, о перекачке через границу наркотиков… в общем, о многом, чего теперь уже никто не узнает. Он предложил Хоботу подписать это письмо, но тот отказался, порвал его и приказал Герману молчать: знал цену двойному тезке твоего племянника… А после очередной стычки с разбушевавшимся «спецназовцем» Герман написал другое и переправил по своим каналам. Только каналы оказались ненадежными: письмо перехватили, и накануне вывода войск диверсионная группа навела на его полк «духов»…

— Навела?!

— Вот именно. Навела, а не «случайно напоролась», как тебе Хобот рассказал.

— Выходит, Хобот считал, что предал его? Она посмотрела на меня укоризненно.

— Ну зачем же так, — прошлась по палате. — Скорее не сумел удержать. Герман сунулся, не зная броду, но доказать бы все равно ничего не смог: военные ведомства с ГРУ не связывались, ЦК ему покровительствовал… «Погиб при исполнении интернационального долга…» Даже на Героя не поскупились!.. Только узнала я об этом не от Хобота, он избегал разговоров на эту тему.

Мы надолго замолчали, думая, наверно, об одном и том же. Мокрые листья в больничном дворе пожухли, слежались; стояло время дождей, лужи беспрестанно кипели, и небо было беспросветно грустным и серым, как прошедшая половина моей жизни.

Так вот, оказывается, какие у Хобота были счеты со «спецназовцами»!.. Позже я узнал, как он свел их: дав «волге» с Отставником обогнать себя, выстрелил по скатам и, когда та остановилась, тараном смел ее под откос. То ли не успел затормозить, то ли, зная, что все равно достанут, не захотел больше жить «один в чужом пространстве». А может, заплатил по счету, спасая тех, на кого могли оказаться нацеленными начиненные «вишней» ракеты?.. Тогда единственная его шутливая фраза «Кирпичи дешевле» обретала философское содержание. Но ведь он и был философом и поступил, «не сообразуясь с тем, насколько результаты его поступков выгодны для его собственной личности» (кажется, эти слова были подчеркнуты в журнале красным карандашом). Смерть подняла его на ту самую ЧЕТВЕРТУЮ СТУПЕНЬ, о значении которой я лишь начиная задумываться.

Назавтра я уезжал. Провожала меня Валерия. Она пришла с букетом хризантем за пять минут до отправления поезда. До этого мне никогда никто не дарил цветов, и, взяв букет из ее рук, я почувствовал себя так, будто это уже был не я, а кто-то другой в моих кроссовках.

— Мишке привет, — сказала Валерия грустно.

— Ты говоришь таким тоном, будто мы уже никогда не увидимся, — повторил я однажды произнесенную ею фразу.

Она вспомнила, улыбнулась.

— Мир тесен, — пожала плечами, — может, и увидимся.

— Обещай…

— А ты всегда выполняешь свои обещания? — в ее прищуренных глазах мелькнула хитринка. — Вспомни, что ты обещал племяннику?

— Кажется, сводить его в планетарий..

— И все? — не дождавшись ответа, Валерия скосила глаза куда-то в сторону.

Я оглянулся. За моим плечом стоял улыбающийся импресарио в знакомых плаще и шляпе и держал на поводке Шерифа. Пес глядел на меня, словно хотел сказать: «Ну, вот, Стольник, я осиротел, теперь моя судьба в твоих руках. Решай…» Милый Шериф! Я наклонился и обнял его — совсем как Хобот в последний день своей жизни, а почувствовав прикосновение собачьего носа к щеке, подумал вдруг, что теперь для меня это — самое дорогое существо на свете: мы будем неразлучны с ним, а значит — с Валерией, с Мишкой, с добродушным простоватым Толиком, и благодарная память о Хоботе будет объединять нас всегда.

— Береги его, ладно? — попросила Валерия, вручая проводнице билеты на меня и на Шерифа.

Я обнял ее и Толика, крепко прижал их к себе, а Шериф встал на задние лапы и положил передние мне на плечи.

— Спасибо за все, мужики… — я хотел добавить что-нибудь еще, но почувствовал, что голос дрожит, и замолчал,

Да и не знал, что сказать на прощание почти незнакомым людям, которые всего-то и сделали для меня, что спасли жизнь…

21

 Достиг он берега.НесчастныйЗнакомой улицей бежитВ места знакомые…

Москва без меня вконец испаскудилась. Грязная жижа под ногами, бесконечная толчея, забитый до отказа транспорт, злые лица, вонь столовых… Попробуйте добраться от Киевского до Медведкова наземным транспортом, если у вас на поводке волкодав, а в кармане ни копейки денег!.. Злой, как высоковольтный столб, я открыл своим ключом дверь Танькиной квартиры. Сбросив с себя промокшие шмотки, принялся скрести по сусекам — собирать съестное на завтрак Шерифу. Он разлегся в прихожей и наблюдал за тем, как я открываю тушенку из заначки, высыпаю в кастрюлю с кипятком макароны, дроблю рукояткой ножа сухари. Сварганив наконец, вполне приемлемую «биомассу», я вывалил ее в миску и, оставив на окне остывать, заперся в ванной.

Какое блаженство — плескаться в горячей воде, ароматизированной хвоей, бриться «шиком», мылить башку «Зеленым яблоком», а потом растереться махровой простыней и освежиться всевозможными дезодорантами и одеколонами, до собирания которых моя сестренка большая охотница!.. Они с Мишкой должны были вернуться через три дня, и эти три дня давали мне возможность отвести душу: я собирался содрать с Квадрата то самое «остальное», которое он обещал вечность тому назад. Костюм, впопыхах (или принципиально) оставленный Серегой после развода, пришелся впору; его же старенькие ботинки, надраенные до блеска, были хоть и великоватыми, зато сухими. Настроение и вовсе улучшилось, когда удалось натрясти из Мишкиной копилки пару рублей на дорогу. Накормив Шерифа, я приказал ему стеречь квартиру и отправился в агентство.

Всю дорогу я фантазировал, что куплю на обратном пути, а купить предстояло столько, чтобы не выходить на эту слякоть все три дня, лежать, задрав ноги, и глядеть в телевизор, Да еще чтобы к приезду родственников осталось. Интересно, насколько подскочили цены за это время: стоило учесть инфляцию при расчете. И узнать о страховке, кстати: пневмонию-то я схватил как-никак при исполнении — справка в кармане. Словом, выкачать из Квадрата все, что было можно, и немного того, чего нельзя, было моей задачей. В конце концов, я рисковал, а значит, имел право на шампанское!

Агентство стояло на прежнем месте. «Это уже хорошо!» — подумал я, предвкушая встречу с сослуживцами и бурный обмен впечатлениями о прошедших за это время событиях…

— Приветик!

Анджела подняла на меня глаза, увеличивающиеся в размерах с неестественной скоростью, и привстала.

— Здравствуйте… Ой!..

Я чмокнул ее в щечку, как раньше, и кивнул на дверь Квадрата:

— У себя?

Лицо секретарши превратилось в маску, будто она была здорово чем-то напугана.

— Ты чего?

— Ой!.. — всплеснула она руками и перешла на шепот: — Где ты был, Женя?

Зная о полном отсутствии у этой девушки чувства юмора, я выглянул в коридор, запер дверь на ключ и тоже шепотом сообщил:

— За границей.

— Как?! А задание?

— А задание, голубушка, у меня было от совместной фирмы Интеллидженс сервис и МОССАД. Не путай с Моссоветом, — оставив ее стоять с раскрытым ртом, я пошел в кабинет Квадрата…

— Здрасьте! — уселся в кресло перед его столом.

Демонстративно закурив последнюю сигарету, метко швырнул коробку с верблюдом в корзину у окна. «Не ожидали, что вернусь? — вопрошал всем своим видом победителя. — А я — вот он, живой и невредимый!»

В первые секунды лицо Квадрата в точности повторяло выражение лица Анджелы; потом он опустил глазки, несколько раз сжал кулачки, и лысина его стала быстро краснеть. Раскрыв первую попавшуюся папку, он вперил в нее отсутствующий взгляд и тяжело произнес:

— Выйдите. Из моего кабинета. Вы здесь больше. Не работаете. Документы. Получите. У секретаря.

— То есть… как это — «не работаете»?.. — настал мой черед удивляться. — А где же я, по-вашему, работаю?

— Этого я не знаю. Выйдите.

Я поперхнулся дымом: было слишком очевидно, что Квадрат не шутит и что в моей карьере приближается какой-то нежелательный поворот. И это в награду за все мои мучения?! За то, что, брошенный на произвол судьбы, я сумел выполнить сложнейшее задание с риском для своей относительно молодой жизни?! Не имея связи с агентством, без гроша в кармане, без надежды на успех?! За то, что, помогая этому бездарному адвокатишке, привыкшему загребать жар чужими руками, урвать жирный кусок, погиб человек?!