Читаем без скачивания Безутешная плоть - Цици Дангарембга

Ты никогда не любила бардак, а уж сейчас он тебе совсем не по душе, однако здесь его определенно слишком много. На полу поверх старых детских игрушек и заброшенных велосипедов валяются бумажные пакеты. На рваных картонных коробках горы бутылок из-под южноафриканского вина. В кишащих термитами плетеных корзинках извиваются тонкие белые личинки.

– Мама! Мама приехала! – вопят дети.

Со скрежетом открывается кухонная дверь. Отваливается филенка. Высунувшаяся бледная рука поднимает дощечку и возвращает ее на место. Потом рука исчезает, и выпрыгивает девочка семи-восьми лет; кожа ее светлее, чем ты ожидала. Ты находишь этому множество объяснений, большинство из которых сводятся к невнимательности кузины, ведь Ньяша не сказала тебе, что вышла замуж за белого. Скрывая раздражение и дурные предчувствия, ты выдавливаешь улыбку.

Держа за руку отца, появляется мальчик, младше девочки. Он тут же присоединяется к сестре, которая уже вытаскивает пожитки.

– Пусть возьмет тетя Тамбу, – велит Ньяша, решительно отводя детские пальцы от ручек и ремней.

Кузина обнимает дочь и прижимает сына к животу. Ее муж целует тебя в обе щечки, к чему ты не готова, потом жену в губы, к чему ты тоже не готова. Все четверо окружают тебя и рассматривают.

– Вот ваша тетя Тамбудзай, – официально сообщает Ньяша детям.

– Это правда она? – с сомнением спрашивает твоя племянница.

– Можешь называть ее Майгуру[22], – отвечает мать.

Пока племянница прикидывает, подходит ли слово стоящему перед ней человеку, торопливо подходит служанка, одетая в форму с геометрическим узором.

– Помоги нам, Леон, – говорит Ньяша мужу, взваливая сумку на плечо.

Леон берет пару вещей. Ты идешь следом за ними в дом, предоставив служанке донести остальное.

– Спасибо, Май Т. – Ньяша останавливает ее.

Служанка хочет взять и другую сумку.

– Спасибо, Май Така, – повторяет кузина. – Это Майгуру Тамбудзай. Мы сестры. Мы помогаем ей перенести вещи.

Май Така берет небольшой пакет, вставляет его в руки твоему племяннику и, дав еще один племяннице, уводит детей. Ньяша смотрит на тебя. Смутившись, ты берешь две оставшиеся сумки.

– Трудотерапия, – усмехается кузина. – Тебе полезно.

Ты тут же обижаешься, решив, что нехорошо так обращаться с выздоравливающими. Жизнь в Европе нисколько не исправила кузину, а если что и изменилось, так только манеры стали хуже. Ты продолжаешь улыбаться во все лицо. Внутри у тебя все трясется от раздражения.

На кухне под раковиной масляные скользкие лужицы. В гуще извиваются черные блестящие черви. Сушилка для посуды по краям проржавела. Стоит кислый запах. При виде такой гнили и запущенности, точно как у вдовы Маньянги, руки у тебя чешутся взять тряпку и щетку. Кузине, похоже, нипочем. Повернувшись спиной к грязи, она спрашивает, что произошло за день.

– Все в порядке, Мха-мха[23], – уверяет ее Май Така.

– Никаких проблем? – не унимается Ньяша. – Совсем никаких?

– Единственная проблема в том, что их вовсе нет, Май Анесу[24], – отвечает Май Така, пытаясь притвориться ворчливой. – Которые с семинара, все съели, вот беда, – с гордостью продолжает она. – Что они себе думают? Им тут гостиница? Они ведь говорят, что приходят сюда чему-то учиться, так ведь? Чему-то, чему вы хотите их научить. А не кушать, как политики и те, кто за них голосует на собраниях. Хочу как-нибудь приготовить им что-нибудь невкусное, чтобы они не только ели и ели. Но им очень нравится моя стряпня. Когда так ешь, вряд ли пришел учиться.

– О, они научатся, уверяю тебя, – усмехается Ньяша, довольная, что тех, кого она бросила, поехав за тобой в больницу, покормили, и продолжает, бросив взгляд в твою сторону: – Вот поэтому Май Така и получила прозвище Чудо. Май Така, еще раз спрашиваю. – Она задумчиво смотрит на маленькую, круглую женщину. – Ты уверена, что у тебя там внутри ничего нет?

– Разве я уже не Така? – отвечает служанка. – Зачем мне беременеть, Мха-мха? Когда у вас столько для меня дел?

– Вообще-то должны были прийти водопроводчики, уже не смешно. – Ньяша как будто уже забыла о семинаре. Сменив таким образом тему, кузина кивком зовет тебя в гостиную. – Она копится в трещинах, вода, я имею в виду, и когда доски набухают, капает, сколько бы ты ни вытирала. В любом случае, – смеется кузина так, как будто у нее кашель, – вот доказательство. Я всегда подозревала, что кухни вовсе не то, чем притворяются. Бедная Май Така! Это же не должно быть приговором. Ни одна женщина не должна там находиться, если только сама не хочет. Я самая счастливая на свете, ведь у меня есть человек, который живет тут и готовит за меня.

– Да, мы должны понять, что мужчинам тоже полагается проявлять побольше доброй воли, – улыбается двоюродный зять. У него незнакомый легкий акцент. – А значит, моя самая лучшая на свете жена, скажи, что мне приготовить на ужин?

Ньяша заказывает отбивные и спрашивает, сколько там участников, чтобы при необходимости включить и их.

Двоюродный зять заявляет, что пойдет посчитает, а потом займется на кухне.

Дети опять сгрудились вокруг Ньяши, и она падает на диван.

– Анесу, поздоровайся с тетей Тамбу. Майгуру Тамбудзай, – наставляет она. – Ты тоже, Панаше. Здесь, дети, мы на улице говорим «Добро пожаловать», а в доме «Здравствуйте». И похлопаем в ладоши, как я вам показывала. У всех надо спрашивать «Как поживаете?».

– Ньяма чиромбове, Майгуру.

Леон, который так и не вышел из комнаты, приступает к ритуалу – симпатичным жестом складывает руки, с тихим, теплым звуком хлопает.

Дети повторяют за отцом.

– Ты должна говорить «ньяма шеве», потому что ты девочка, – наставляет Ньяша Анесу, переводя на тебя полный ужаса взгляд.

– Почему? – спрашивает Анесу и, не получив ответа, повторяет: – Ньяма чиромбове. Почему девочкам надо так говорить? Почему девочки иначе хлопают в ладоши? – упорствует она.

Ньяша задумывается, а потом отвечает:

– Знаешь, разумного ответа на это нет. Так что лучше