Читаем без скачивания Долина совести - Марина Дяченко

– Я не хочу никуда уезжать, – сказала Анжела почти весело.

– Это мой дом, – Влад раскрыл шкаф, вытащил с нижней полки Анжелину сумку. – Я пригласил тебя в гости, а теперь я прошу тебя оставить меня одного. Давай-ка скорее, иначе таксисту придется доплачивать из твоего кармана.

– Это похоже на сцену ревности, – сказала Анжела. – Из-за этого… из-за Никиты? Я пошутила.

– Собирайся, – повторил Влад.

– Я никуда не поеду.

– Ты поедешь. И всякий раз, когда узы придавят тебя, ты будешь являться сюда на поклон. Ты будешь ползать по крыльцу, как уже ползала когда-то. Я буду жалеть тебя и впускать в прихожую – на пять минут. И ты будешь уходить – до следующего раза… Вот как это будет.

Анжела оскалилась:

– Ты забыл сказать, что пока я буду ползать по крыльцу, ты будешь ползать по полу – с другой стороны двери. Ты не пробовал заколачивать гвозди затылком? Ощущение примерно такое же…

Снаружи просигналила машина.

– Еще минута – и я выкину тебя за порог вместе с пустым чемоданом, – сказал Влад. И, встретившись с ним глазами, Анжела вдруг быстро-быстро начала собираться.

Закинула на плечо сумку. Остановилась в дверях, глядя Владу в глаза:

– Ты меня еще попросишь, чтобы я вернулась!

И зашагала к машине.

Влад сел за работу и не вылезал из-за компьютера два дня подряд. На третий день ему стало холодно посреди жарко натопленной комнаты; он проглотил заранее заготовленную таблетку, выпил чая с лимоном и лег в постель.

Должны были существовать какие-то механизмы противодействия узам – какие-то уловки, позволяющие смягчить приступ. Влад пил разогретое вино, глотал сердечные и сосудорасширяющие, потом принял снотворное – но сна не было, был полусон-полубред, ему виделась Анна, идущая поутру в ванную, в коротеньком халатике, с голыми ногами. Влад догонял ее, Анна оборачивалась – и оказывалась Анжелой, и Влад хватал ее, желая мять, как пластилин. Теперь, когда он полностью осознал свою незримую зависимость от Анжелы, причиняемые узами страдания перестали быть безличными. У его боли было лицо Анжелы, грудь Анжелы, ноги Анжелы; ощущение было такое, будто он людоед и хочет ее съесть. Потом, вынырнув из короткого забытья, он оказался уже сатиром – ему хотелось Анжелиного тела, хотелось насиловать еще и еще, раздавить собой, разъять… Потом Анжела привиделась ему в виде бесконечного ряда стеклянных статуй. Он шел вдоль этого ряда и бил стекло железной палкой, очередная статуя рассыпалась осколками, но Анжелы не становилось от этого меньше. Следующая статуя бесстыдно улыбалась, Влад шел к ней и бил свой палкой, рука немела от напряжения, а за разрушенной статуе вставала еще одна, и еще… Вдребезги…

Влад разлепил глаза и понял, что дребезжит дверной звонок. Посмотрел на часы; было полчетвертого, но за окнами стояла темень, значит, полчетвертого ночи…

Он понял, что надо встать. Что надо выглядеть как можно более здоровым и небрежным; от того, каким он откроет дверь, зависит очень многое. Зависит, может быть, его будущее.

Каждый звонок был как хлыст. Под этим хлыстом хотелось кинуться к двери, поскорее распахнуть ее, сейчас этот кошмар закончится, сейчас…

Влад вошел в ванную. Не глядя на себя в зеркало, умылся ледяной водой; руки дрожали. Влад растер лицо полотенцем; на краю ванны лежала забытая Анжелой мыльница. Картинка перед глазами странно подергивалась, и потому казалось, что мыльница ползет, перебирая короткими красными лапами.

Он подошел к двери. Звонок теперь не прекращался ни на секунду – выл и выл.

Влад задержал дыхание и отпер дверь.

Мокрый трясущийся комок упал к нему в руки; ночь сделалась светлой, как день, с головы до ног пробежала волна абсолютного счастья, младенческого, животного, физиологического. Где-то звенели колокольчики… где-то пели птицы. Солнечный луч касался щеки. Тепло, легко, секунда длится до бесконечности, дождевая пыль под оранжевым фонарем застыла, как брызги на стекле, время не течет…

Двинулось. Снова затикали секунды; дождевые капли ринулись вниз. Ночь, мелкий дождик, ранняя весна. Женщина в мокрой шубе, вызволяющаяся из Владовых объятий.

Она сразу же отвернулась и зашагала к воротам. В воротах остановилась, глянула на стоящего в дверном проеме мужчину:

– В следующий раз ко мне приедешь ты. Гостиница «Турист», номер пятьдесят два, – и зашагала пешком к автостанции. Пешком, на высоченных каблучищах, под дождем.

Живя рядом, они осознавали свою зависимость друг от друга, осознавали, но не чувствовали. Теперь каждый день превратился в новый раунд молчаливой схватки. Если раньше соединявшая их цепь провисала, создавая иллюзию свободы, то сейчас узы напряглись, натянулись, и состояние, в котором пребывали и Влад и Анжела, сильно смахивало на унизительное рабство.

Влад забросил работу. Влад садился за руль, куда-то ехал, возвращался; убирал во дворе, вскапывал газон, надеясь почему-то, что боль в ладонях и мышцах пересилит внутренний зуд, желание немедленно видеть Анжелу. Первые несколько раундов она проиграла подчистую – сама явилась к нему, и даже раньше, чем ожидалось; зато потом она вдруг исчезла, и Влад, прождав ее день и ночь, малодушно сдался. Он сел за руль и поехал разыскивать гостиницу «Турист».

– Позови горничную! – крикнул странный высокий голос из-за двери с табличкой «пятьдесят два», Влад не сразу узнал этот голос, и ему показалось, что он ошибся номером. – Дверь…

Влад обратился к дежурившей на этаже старушке, низенькой и круглой, как пуговица. Та долго перебирала ключи, встревожено прислушиваясь к голосу постоялицы, с придыханием повторявшему: «Дверь! Дверь!» Казалось, женщина в запертом номере пребывала в любовном экстазе; возможно, на ум горничной как раз и взбрела какая-нибудь непристойность, она даже слегка сопротивлялась, когда Влад, мягко оттеснив ее плечом, ринулся в ванную.

Секунда совершенного счастья. Слишком короткая секунда. С каждой новой встречей – все короче и короче…

Анжела сидела на краю ванны, похожая на жертву гигантского паука. Всю ее опутывала капроновая бельевая веревка, причудливое макраме, сплетенное между живой женщиной и чугунной сушилкой для полотенец. Влад подумал, что будет, если горничная увидит эту дикую картину; он обернулся, загораживая Анжелу собой:

– Спасибо. Все уже в порядке.

– Спасибо, можете идти, – эхом отозвалась из ванной Анжела.

Старушка поколебалась, но все-таки вышла, смущенная и обескураженная. Влад обернулся к Анжеле; по-видимому, на создание произведения искусства, привязавшего ее к батарее, ушел не один час.

– Возьми. В комнате. Ножницы, – сказала Анжела тихо.

Он нашел маникюрные ножницы на низком журнальном столе. Краем глаза заметил, что в маленькой комнатке все перевернуто вверх дном; взялся резать веревку, но слабосильные ножницы не были предназначены для поединков с бельевым шнуром. Капроновые концы лохматились, делаясь похожими на некрасивые цветы; ножницы тупились и увязали. Намертво затянутых узлов было штук двести; Влад наконец закончил кромсать веревку, и Анжела сползла на синий кафельный пол.

Влад взял ее под мышки и оттащил в комнату. Мельком вспомнилось: вот так и она его таскала, отключившегося после чашки чая «с сюрпризом»…

– У меня руки затекли, – сказала Анжела. – У меня все затекло. У меня спина болит. У меня ноги замерзли. У меня…

– Сама виновата, – сказал Влад. – Надо было просто сесть и приехать. И не разыгрывать героиню.

Она усмехнулась:

– В следующий раз я придумаю что-нибудь поинтереснее. Добуду наручники и пристегнусь к батарее. И ты приползешь ко мне на поклон, как сегодня. Ты будешь приползать ко мне всегда.

– Хорош поклон, – сказал Влад. – Знаешь, жалкий вид победителя сильно скрашивает горечь поражения… если это поражение.

Анжела вдруг расхохоталась звонко и весело. Опрокинулась на диван, раскинула руки:

– Послушай, знаешь, на кого мы похожи? На человека, решившего побороться с собственным мочевым пузырем. Он считает унизительным ежедневную потребность писать… и потому держится до последнего. А потом бежит в сортир с выпученными глазами. Вот на кого мы похожи, дорогой мой господин литератор… Почему ты не пришел вчера? Вчера же ты уже был «хорошенький» – почему ты не приехал, это ведь не так далеко? Ждал, чтобы я приползла к тебе на пузе? Тебе нравится, когда я перед тобой ползаю? Приятно, на сердце тепло? Правда?

– Неправда, – сказал Влад.

– Тогда ты почему ты не приехал сам, первый? Вчера я была дома весь день… Угостила бы тебя вином. Мы посидели бы, поговорили, как люди…

– А где этот твой приятель? – Влад изобразил руками шкафообразные плечи.

– А ты ревнуешь? – усмехнулась Анжела.

– Он ведь тоже требует свиданий, – ровным голосом пояснил Влад. – Если ты его привязала…