Читаем без скачивания Рубеж. Пентакль - Марина и Сергей Дяченко

Как избавиться от сглаза? – взять и прибить его к двери, за которой прошлое.

«Дрянь какая-то снилась», – повторяет свой ответ Богдан, выпуская на улицу жену и ребенка. Лишь один он помнит, как все происходило в первый раз… вернее, как все могло произойти. Остальные не видят никаких шрамов на прооперированном времени. Остальные прикрыты Богданом.

Не так страшен черт, как страх перед ним.

1.5. «Оборотень в погонах»

Тут все взаправду. И никаких спецэффектов. Киношные страшилки о молодых людях с гипертрофированными клыками (взывает луна: подъем! – чу!) вдруг воплощаются в обыкновенном лейтенанте ГАИ, ввергая доктора Величко в философскую прострацию.

Хорошо хоть спирт под рукой.

Название и начало рассказа – лукавая подсказка. Кто злодей? – да вот же он, перед глазами! Чего хорошего ждать от мента-перевертыша? А сюжет исполняет классическое сальто, а подозреваемый оборачивается героем… Светлый образ гаишника, хорошего правильного парня, желающего отрезать себе что-нибудь лишнее, мешающее стать человеком и капитаном, полон оптимизма и лучится верой в истинно христианские ценности. «Ну, с богом!» – говорит он, намереваясь превратиться в волка. И – превращается! Поступок «оборотня в погонах» убедительно доказывает: иной подвиг можно осуществить, лишь вконец озверевши. Втиснувшись в личину зверя, вовкулак Сиромаха отважно загоняет в собачий питомник двоих бесов – нет, не бесов, не оборотней, людей! – которые «не только насильничали, но убивали и ели».

Заметим, прищурившись: тут снова все переворачивается вверх тормашками, доберманы получают «премию», волк – медаль, зато погибших от собачьих клыков поминают не по-христиански, а – по заслугам.

Уничтожать отморозков – богоугодное дело. Вот вам и добро под руку со злом.

2.1. «Бурсак»

«Пентакль страстей» открывается новой историей философа Хомы, в давние годы загубленного панночкой-ведьмой. И на том свете не нашел он покоя! Нашли, откопали, из земли подняли. В нового Вия превратили. «Со вторым рождением тебя, товарищ Бурсак!»

Трагедия человека, из которого делают зомби, неотделима от трагедии народа, из которого хотят сделать зомбированную армию строителей «светлого будущего». Нет больше усмешки, нет лукавого черта, обдурившего повелителей пекла. Осталась неизбежность Дьяволиады. Мир разделен на своих и иных, но, по дьявольскому закону, последних не становится меньше – их ряды пополняются бывшими своими.

Женщины, дети – всех земля приютит. Чем больше ведьм сжигает инквизиция, тем больше их обнаруживается – безумных, страшных, нуждающихся в очищении огнем. Нужно быть бдительным, стойким, железным от штыка до век…

Их уж и в живых-то не осталось, наших дедов и прадедов, великих строителей великой державы. Они спят и видят сны о Царстве Свободы – свободы от бесовщины, оставшейся за оградой, не способной войти в обретенное Царство или хотя бы разглядеть его кресты и воздушные замки. Но там, в петле времени, в Миргороде своей памяти они с прежним энтузиазмом строят чудесное эфемерное будущее. Деды и прадеды верят в завтрашний день…

Вий изредка смотрит на них, энтузиастов. Присматривает. Работа такая.

2.2. «Сатанорий»

Здесь совсем иная аура – ужаса нет, есть только его предчувствие. Безличное зло присутствует, не проявляя себя. Вот-вот начнется страшное… нет, снова пофартило: страшное откладывается еще на год. Нужно быть готовым к нему, но, пока не пробил час, можно жить не тужить.

Таинственный Сатанорий маскируется под санаторий «с жизнеутверждающим названием „Ладушки“. Словно на поклон к Сатане, едут люди на отдых. Или, наоборот, за индульгенцией: знают, что им воздастся удачей и радостью. Завтра будет лучше, чем вчера. А между „завтра“ и „вчера“ лежит нервный день и безумная ночь, которая с каждым заездом все неохотнее уступает место рассвету.

«Последнее мероприятие называлось „Кому за полночь“.

Притягательность игр с собственным подсознанием знакома, наверное, каждому человеку. В каждом припрятана вулканическая, адская сила, с которой нужно считаться. Осознанное отношение к своим демонам можно лишь приветствовать, так? В общем, ничего из ряда вон выходящего, обычная психологическая разгрузка. Экспресс-метод.

Кормежка вечно голодного Зверя, скованного цивилизацией и культурой, выглядит вполне логично. Киньте волку кость, он и успокоится. Одно настораживает: экскурсы в запределье даже в описанном, вполне цивилизованном варианте вызывают у экскурсантов привыкание. Растет тяга к умело дозированному ужасу, за которым ждет освобождение. Крепнет условный рефлекс, ворочается в своем подземелье недокормленный Зверь…

Разделив тьму и свет, помни, что отныне и навсегда половина вечности – ночь.

Вот что вычиталось между строк.

2.3 «Сосед»

Тем временем на страницах книги снова появляется колдун-немец. Вселяется в купленную квартиру гнусным вампиром, сосущим жизненные силы соседа. Сосед, надо признать, рохля редкостный. Вампиры – они умеют жертву вычислять. «Как ужасен этот мир, посмотри!» – смотрит. В потолок в основном…

Зародыш депрессии, рожденный уходом любимой женщины, разрастается, становится монстром, пожирающим Артема изнутри. «Мягкотелый, наивный, он такая же бездарность, как наиничтожнейший из студентов…» Так и есть. Кус жизни коту под хвост из-за каких-то шептаний за стеной! Вот если бы колдун грозно простирал руки к стенам, завывая «блиц, Криг! хэнде, Хох!», а с кончиков пальцев срывались черные молнии, оплавляя обои, – о, тогда бы я проникся, поверил в его страшную силу и не стал бы спрашивать себя: «Да что за напасть такая, почему Артем не может встряхнуться, дать отпор?». Но, признаться, я никогда не видел подобных спецэффектов…

А вот мистику, беспричинно оплетающую человека, видеть доводилось.

Рассказ намеренно реалистичен: ни единым словом здесь не упоминается колдовство. Есть лишь мистика – ее и в жизни предостаточно. Сводят тихие черти людей с ума. Поди разгляди их. Черти умеют не подставляться под свет… Артем тонет в одиночестве. Пропадает в бессильной тоске.

Пока однажды не восстает. Толчком послужил страх – не за себя, за маму. Этот страх в какой-то момент стал сильнее привычного ужаса перед жизнью, перед действием. Клин клином вышибают.