Читаем без скачивания Поле мечей - Конн Иггульден

— Ну что, как думаешь, имеет смысл делать ставку на твоего бойца? Пройдет он в следующий тур?

Обернувшись, эдил заметил в глазах консула искру возбуждения. На лбу Помпея выступили капли пота. Молодой человек коротко, но решительно кивнул.

— В искусстве владения мечом Домиций уступает лишь одному человеку. Позови рабов, которые собирают ставки, и мы выиграем на нем немалое состояние.

Оба заговорщически, слово мальчишки, улыбнулись друг другу. Тот, кто увидел бы этих людей сейчас, ни за что не смог бы поверить, что отношения между ними совсем не просты.

Раб явился на зов почти мгновенно. Красс отсчитал три серебряные монеты, и Помпей раздраженно поднял брови.

— Хотя бы раз! Хотя бы раз увидеть, Красс, как ты ставишь приличную сумму! Что за радость в такой мелочности? Наверное, это унизительно!

Красс нахмурился, взглянул на Юлия и, густо покраснев, спрятал приготовленные деньги.

— Пожалуй, ты прав. Ну-ка, парень, дай мне таблицу!

Раб с готовностью протянул покрытую слоем воска деревянную табличку, и Красс приложил к ней свой перстень с печатью, а рядом написал несколько цифр, никому их не показав. Однако в тот момент, когда Красс отдавал свою ставку, Помпей успел бросить на нее быстрый взгляд и удивленно присвистнул.

— Ну и ну! Это ведь целое богатство! Выходит, ты способен удивлять, Красс. На целый золотой больше всех твоих самых крупных ставок!

Красс лишь поморщился и взглянул на арену, где бойцы уже заняли позиции и ожидали сигнал к началу схватки.

— Я, пожалуй, поставлю на твоего человека сто золотых, Юлий, — решил Помпей. — А что скажешь ты сам?

— Ставлю тысячу, — коротко отозвался Цезарь. — Я в нем не сомневаюсь.

Помпей не ожидал столь смелого вызова.

— Ну, тогда я поставлю столько же.

Оба написали на восковой табличке суммы и свои имена. В этот момент подал голос Рений.

— Ставлю на Домиция пять золотых, — пророкотал он.

Единственный из всех он протянул монеты, а не написал сумму. Старый гладиатор проводил свои кровные долгим взглядом, внимательно наблюдая, как они исчезли в полотняном мешочке раба, а затем откинулся на спинку кресла. Судя по всему, ставка далась ему нелегко — лоб покрылся крупными каплями пота. Светоний хотел было сделать собственную ставку, однако, увидев, какими суммами распоряжаются другие, предпочел обратиться к отцу. Вдвоем они поставили десять золотых, и дощечка перекочевала дальше по кругу. Даже Бибул решился рискнуть несколькими серебряными монетами.

С богатой добычей раб поспешил к своему хозяину, а Юлий поднялся с места, чтобы подать знак горнистам. Увидев эдила, толпа тут же притихла, и Цезарь спросил себя, кто из этих людей на выборах вспомнит его имя. Чтобы подчеркнуть торжественность момента, он выждал несколько секунд, а потом махнул рукой. В тот же миг над ареной разнесся сигнал к началу праздника.

Домицию удалось посмотреть немало схваток; как только у него выдавалась свободная минута, он отправлялся наблюдать за боями других. Опытный воин отмечал всех, кто мог победить в следующем туре. В последней группе из тридцати двух участников он насчитал лишь шестнадцать потенциально опасных. Северянин, с которым ему предстояло сражаться сейчас, тоже вошел в их число, однако Домиций заметил, что, едва оказавшись под настоящим давлением, воин начинал паниковать. Значит, предстояло с первой же секунды схватки зажать его в тиски собственной воли.

Разминаясь, римлянин ощущал на себе взгляд будущего соперника, а потому старался сохранять безмятежное, невозмутимое выражение лица. Он обладал достаточным опытом, чтобы понимать: многие схватки выигрываются еще до того, как бойцы скрещивают оружие. Рений, старый учитель, имел обыкновение подолгу сидеть на песке перед неприятелем молча и неподвижно. Пока те прыгали и дергались, пытаясь разогреть мышцы, он попросту изображал из себя скалу. Ничто не могло в большей степени вывести противников из себя. Так что когда он вдруг стремительно поднимался и хватался за меч, битва оказывалась уже наполовину выигранной. Домиций был понятливым учеником, а потому не позволял собственной усталости отразиться хотя бы в одном движении. На самом деле поврежденное в предыдущей схватке правое колено болело и порою отказывалось работать, однако воин не позволял себе даже поморщиться и продолжал медленно и плавно выполнять гипнотизирующие своей ритмичностью упражнения. Методичность — великая сила. Постепенно в душе Домиция воцарился долгожданный покой, и он молча вознес благодарность и небесам, и наставнику.

Наконец, низко опустив и отведя в сторону меч, римлянин подошел к своей черте и замер. Противник же вел себя достаточно нервно: дергал плечами, не переставая крутил головой. Глаза бойцов встретились, и северянин выдержал взгляд, не желая отводить его первым. Домиций стоял неподвижно, словно каменное изваяние; резко выделяющиеся бугристые мускулы на плечах и руках блестели от пота. Грудь обоих бойцов защищали серебряные латы, а римлянин, кроме того, прекрасно сознавал остроту собственной реакции, а значит, чувствовал себя вполне уверенно.

Наконец прозвучал сигнал «к бою», и Домиций в то же мгновение сделал выпад. Противник осознал начало поединка чуть позднее, но, к счастью для себя, он обладал удивительной подвижностью и сумел увернуться от удара. Домиций слышал, как он дышит, и в то время как северянин пошел в атаку, постарался сконцентрироваться именно на этом звуке — ведь противник явно умело пользовался дыханием, чтобы с его помощью увеличить силу удара. Каждый его выпад сопровождался сопением и хрипом. Домиций постарался попасть в ритм и, отступив на несколько шагов, дождаться спада энергии.

Последний шаг пришелся на правую ногу, и в то же мгновение колено пронзила острая боль, словно в него с силой воткнули острую иглу. Римлянин невольно покачнулся, а северянин, в тот же момент осознав слабость противника, начал стремительно наступать. Домиций постарался отвлечься от боли, однако доверять подведшей его ноге уже не решался. Мелкими, шаркающими шагами он пошел на северянина; тот отступал, пытаясь выиграть пространство, однако это никак не удавалось. Римлянин упорно преследовал и короткими выпадами не давал нанести серьезный удар. Наконец он подошел вплотную, и мечи скрестились.

Северянин увернулся, соперники снова разошлись и начали кружить, словно гипнотизируя друг друга. Домиций внимательно вслушивался в дыхание неприятеля, уже зная, что перед каждым выпадом тот резко, со свистом втягивает воздух. Он не осмеливался бросить взгляд на собственное колено, однако каждый шаг отзывался резким приливом боли.

Соперник попытался измотать римлянина постоянством коротких ударов, однако тот блокировал атаку. Ему помогало умение читать дыхание и терпеливо дожидаться подходящего момента. Солнце уже поднялось высоко, и глаза бойцов заливал едкий пот. Северянин вдохнул, и Домиций тут же сделал выпад. Прежде чем удар достиг цели, он понял, что расчет оказался точным. Меч задел ухо соперника, кусочек мочки полетел в песок, а из раны брызнула кровь. Северянин взревел и отступил на несколько шагов.

Домиций тоже хотел отойти, однако в этот самый миг колено пронзила такая боль, что не удалось сделать ни единого движения. Северянин тоже остановился, очевидно, прислушиваясь к нарастающему жжению. Из раны вовсю текла кровь. Домиций пристально наблюдал за соперником, изо всех сил стараясь не обращать внимания на отказывающуюся работать ногу.

Раненый провел рукой по шее, потом внимательно посмотрел на окровавленные пальцы. На лице его отразилась угрюмая решимость. Он молча кивнул, и противники вновь направились к своим исходным позициям.

— Ты бы перевязал колено, приятель, — негромко посоветовал северянин. — Другие заметят. — С этими словами он кивнул в сторону навеса, из-под которого за поединком внимательно наблюдали остальные финалисты.

Домиций пожал плечами и дотронулся до ноги, сморщившись от боли.

Все сразу поняв, северянин покачал головой. Согласно ритуалу, бойцы подняли мечи, приветствуя трибуны и консулов. Римского воина внезапно охватил страх. Колено вело себя очень странно; оставалось лишь надеяться, что причина боли кроется в небольшом смещении, которое можно будет устранить. Все остальные варианты казались невозможными и непереносимыми: ведь ничего, кроме меча и Десятого легиона, в жизни молодого человека не было.

Воины направились по раскаленному песку к навесу. Домиций, сжав зубы, изо всех сил старался не хромать. На арену, сверкая серебряными доспехами, уже выходила следующая пара бойцов. Глядя на победителя, оба улыбались: они явно заметили, как ему плохо, и чувствовали себя вполне уверенно.

Цезарь проводил Домиция взглядом и сочувственно вздохнул.