Читаем без скачивания Кот на дереве (сборник) - Геннадий Прашкевич

Ага Сафар вздрогнул.

«Значит, я прав. Значит, меня действительно нет. Я умер. Вот она, свобода, о которой мечтают южные либеры…»

Он задумался. Упрекать южных либеров он не хотел. Они не желают, чтобы каждый их жест имел отношение к МЭМ? Это их право. Но что делать ему?

В светлом спектролите дверей он увидел свое отражение. «Приветливым, привлекательным такого человека не назовешь, — подумал он. — Белесые брови насуплены, нос узок и хрящеват, лоб невысок… Что было бы, не имей я таких высоких залысин?»

Угрюмый, сосредоточенный, прихрамывая все сильнее, он вернулся в Центральный парк.

Кое-где мелькали силуэты гуляющих. Ага Сафар избегал встреч. «Прервалась связь времен…» Древний поэт прав. Ага Сафар чувствовал себя одиноким. В системе МЭМ никто не гарантирован от личного одиночества, но там ты никогда не бываешь сам по себе, к твоим услугам, рядом с тобой весь мир, все достижения человечества. Что бы ни случилось, МЭМ все уладит.

Он подошел к турникету перед входом на территорию Института человека. Там наверху кафе…

Он чувствовал голод.

Он шагнул к турникету и сразу остановился. Знал, что сейчас произойдет, и все же остановился.

Красногрудый дятел, устроившись на сосне, неторопливо долбил кору клювом, оборачивался, наклонял голову и смотрел одним глазом на Ага Сафара. Он как бы ободрял Ага Сафара. «Видишь, — будто говорил он, — я тоже вне МЭМ, тоже не имею браслета, а все равно жучки и личинки — мои».

Он решился.

Турникет судорожно дернулся, закрылся, но все же пропустил его. Ага Сафар ступил на желанную территорию.

Теперь он вообще никуда не торопился.

Почему раньше он не задумывался над назначением всех этих запертых дверей и турникетов? Разве не каждый имеет право войти в тот же Институт человека? Или право на вход тоже зависит от уровня твоего энергетического индекса, от всего наработанного и созданного тобой?

Ага Сафар покачал головой.

Прихрамывая, морщась, он пошел прямо к загрузочным камерам, скрытым в зарослях сирени. Он даже не взглянул на суетившегося на площадке Папия Урса. Он просто вскрыл люк и забрал готовые бутерброды.

Сидя за столиком, Ага Сафар наблюдал.

Папий Урс, вскрыв загрузочную камеру, тупо уставился на пустой поднос.

Ничего, повторить заказ нетрудно, Ага Сафар усмехнулся. Он проживет без браслета. «И все же, — подумал он, — зачем все эти ограничения?»

Он съел бутерброды.

Разумеется, он мог сесть за любой столик, мог любого случайного человека попросить заказать для него завтрак, но зачем? Разве он сам с этим не справился?

От еды его потянуло в сон. Он устал, левую руку неприятно щемило. У него есть комната, но она ему уже не принадлежит. У него есть работа, но вряд ли имеет смысл потрясать сотрудников своим появлением. У него есть память…

«Вот, вот, — криво усмехнулся он, — память. Ложная память. Ждан Хайдари нашел точное слово: ложная».

Ага Сафар задумчиво обвел взглядом жилой корпус, примыкавший к зданию института. Галереи, балконы… Там уютно, хорошо… Там можно выспаться…

Его взгляд задержался на распахнутом окне первого этажа. Оно совсем рядом.

Собственно, чего он боится?

Он вздохнул и, прихрамывая, прошелся под открытым окном. В квартире явно никого нет. Разве что Папий Урс, но что ему до Папия Урса?

Он оглянулся, с большим трудом взобрался на подоконник и перевалился в комнату.

Этот день еще удивлял его. Он застыл, пораженный живым видом, заменяющим дальнюю стену.

Кабинет — а это, несомненно, был рабочий кабинет, судя по креслам, коробкам с кристаллами памяти, рабочим многоканальным Инфорам, — этот кабинет открывался прямо на травянистые холмы, пересеченные скучной пыльной дорогой. Несколько рыжих сосен, пыль, воробьи, купающиеся в мучнистой пыли…

Он видел эту дорогу! Он ее сразу вспомнил! Было время, когда он ходил по этой дороге, память не могла его обмануть… Если пойти вон туда, за сосны… Да, да! Он помнил!.. Если пойти туда, за сосны, то в каких-нибудь ста шагах будет деревянный дом. Невысокое крылечко, какие теперь можно увидеть только в музеях, а перед крылечком — куст красной смородины. Ягода на ягоде, как кровь…

— Папий! — позвал он.

Биоробот топтался в коридоре, но на зов не ответил.

Почему тут этот вид?

Ага Сафар упал в кресло. По Инфорам на стене он уже понял, в чей кабинет попал… Доктор Хайдари — член Совета, один из создателей синтезатора.

«Что ж, — вздохнул Ага Сафар, — не худший вариант». И усмехнулся: не МЭМ ли вывел его на доктора Хайдари?

Нелепая мысль. Он отогнал ее.

Сил почти не было, но хотелось убедиться, один ли он? Выглянул в коридор, там действительно хлопотал биоробот — укладывал что-то в стенной шкаф… А эта дверь? Спальня… А эта? Гостиная…

Он не сразу обратил внимание еще на одну дверь. Она показалась ему ничем не примечательной, но он не поленился, открыл и ее.

Готика темных стен, небо в световом люке… Он не знал, что башенки Разума существуют и в таких вариантах…

— МЭМ, — позвал он негромко.

И испуганно отпрянул.

Это было эхо? Или, правда, ответ?

Потом, потом, не сейчас!.. Его пробила испарина.

Он осторожно прикрыл дверь в башенку Разума и вернулся в кабинет. У него нет сил разгадывать эти загадки. Он немного поспит, совсем немного. Доктор Хайдари его поймет.

Глаза Ага Сафара смежились.

Ага Сафар уснул сразу. Он не видел и не слышал, как Папий Урс, работавший в коридоре, вдруг насторожился. Папий Урс оставил свое занятие и медленно вошел в кабинет.

Какое-то время Папий Урс стоял неподвижно, изучая спящего в кресле Ага Сафара, а потом, будто решившись, широко раздвинул мощные руки и медленно, бесшумно, не издавая никаких звуков, двинулся прямо к этому уснувшему в чужом кресле человеку.

Пустые кресла

«Гелионис» — модель будущего. Возможен ли мир без МЭМ? Южные либеры считают: возможен.

Зите не приходилось встречаться с либерами. Ее остров еще не был охвачен движением либеров, но почему бы миру не существовать без МЭМ? Ведь существовал он без него долгое время.

Новая драма Гумама «Каталог образов». Гумам против ТЗ. Южные либеры считают: реалы Гумама не могут объединять. Разве?

Всматриваясь в зеркало, Зита удивленно приподняла брови. Ей нравились реалы Гумама, нравились туманы запахов. Объединяет ли это ее с кем-то другим? Скажем, с Гумамом?

Она фыркнула: почему бы нет?

Мнемо — другой мир. Мнемо — другая жизнь. Мнемо предоставляет вам невероятный выбор.