Читаем без скачивания Каллисто - Георгий Мартынов

Насколько можно было судить по жестам и мимике, гости видели на экране много такого, что вызывало в них большой интерес. Профессор Смирнов даже высказал предположение, что не только люди получат возможность перенять опыт пришельцев с другой планеты, но и каллистяне в результате визита на Землю обогатятся новыми знаниями.

Желания хозяев и гостей получить, наконец, возможность свободно объясняться друг с другом совпадали. И те и другие с нетерпением ждали, когда, наконец, смогут узнать то, что их интересовало. Бьяининь, Вьеньянь, Лежнев, Ляо Сен и Широков были в центре внимания всего населения лагеря. От них зависело наступление долгожданной минуты, и они делали все, что могли, чтобы ускорить момент, которого и сами ждали не меньше, чем другие.

О’КЕЛЛИ

В конце августа президент Академии наук уехал из лагеря. Неотложные дела требовали его присутствия в Москве.

— Через две недели, — сказал он Куприянову, — вы должны выехать отсюда. Я подготовлю все, что нужно к приему гостей.

— У наших лингвистов дело подвигается очень медленно, — ответил профессор.

— Торопите их! Не давайте им покоя! Скоро начнутся осенние дожди.

— А как поступить с охраной корабля, когда мы уедем?

— Этот вопрос я выясню в Москве.

— Согласятся ли они покинуть свой звездолет?

— Я думаю, что согласятся. Может быть, не все поедут с вами, кого-нибудь они, наверное, захотят оставить на корабле, но с остальными вы должны быть в Москве не позднее пятнадцатого числа.

— Я это понимаю, — сказал Куприянов. — Но вот язык. Может быть, вам это покажется странным, но я больше всего надеюсь на Широкова. У него, как мне кажется, дело идет лучше, чем у Лежнева и Ляо Сена.

— Меня это не удивляет. Во-первых, он гораздо моложе, а во-вторых, у него огромное желание овладеть их языком.

— Я никак не могу понять, чем вызвано это желание. Петр Аркадьевич занимается с таким стараньем, как будто для него лично от этого зависит очень многое.

— Может быть, это так и есть, — задумчиво сказал Неверов.

Из иностранцев Гельбах и Браунелл изъявили желание уехать. У них обоих были какие-то неотложные дела на родине.

В день отъезда президента и его спутников в лагерь пришла телеграмма на имя Артемьева, срочно вызывающая его в Москву. После долгого разговора с Козловским «корреспондент» уехал вместе с президентом.

Но освободившиеся палатки недолго стояли пустыми. Неожиданно для Куприянова, Диегонь пожелал поселиться в лагере. Разговор с ним произошел с помощью всех трех переводчиков, которые коллективными усилиями справились со своей задачей.

Выяснилось, что звездоплаватели сами решили уехать из лагеря. С этой целью они намеревались провести в палатках оставшееся время, чтобы привыкнуть к «земной жизни». Нечего и говорить, что Куприянов с радостью согласился исполнить это желание.

С этого дня на корабле постоянно находился только один член его экипажа. Остальные все время были на земле. В сопровождении кого-нибудь из членов экспедиции, чаще всего Широкова, гости совершали поездки по окрестностям лагеря и соседним колхозам, побывали даже два раза в Золотухино, где им была устроена торжественная встреча.

Медленно, но верно общение людей с каллистянами становилось все более близким. Полное взаимопонимание было не за горами.

— Мне очень стыдно признаться вам, — сказал Лежнев Куприянову, — но Петр Аркадьевич будет говорить на языке Каллисто гораздо лучше меня. Он сумел замечательно справиться с произношением.

Куприянов и сам видел это. Хотя разговоры происходили не часто и касались только самых простых тем, звездоплаватели охотнее всего обращались к Широкову. Они, по-видимому, понимали его лучше. Когда профессор слушал, как его молодой ассистент говорил с кем-нибудь из гостей, то поражался, с каким искусством он воспроизводит мягкие звуки их языка. Они получались у него совершенно естественно. Ляо Сен также довольно успешно справлялся с трудностями произношения, но у Лежнева дело шло плохо. Он никак не мог овладеть переходом от мягкой согласной к следующей за ней гласной. Это мешало ему произносить слова, а гостям — понимать его.

Первого сентября, поздно вечером, Артемьев вернулся в лагерь. На следующее утро подполковник Черепанов зашел в палатку начальника экспедиции и от имени Козловского пригласил к нему Куприянова, Штерна, Ляо Сена и трех иностранных ученых, живших в лагере. За это время к месту приземления корабля съехалось несколько сотен иностранцев. Для них был построен второй лагерь, расположившийся в километре от первого, по другую сторону от звездолета. Но Маттисен, Линьелль и О’Келли продолжали жить в той же палатке, что и раньше.

Профессора Лебедева не было в лагере. В этот день он уехал в Курск, где происходила научная конференция биологов, посетить которую его настойчиво просили все ее участники. Хотя он был очень занят, но не счел возможным отклонить это приглашение.

В палатке Козловского находились два корреспондента — Лемарж и Ю Син-чжоу. Артемьев сидел в самом углу, на постели Козловского. Полковник не считал еще нужным раскрывать свое инкогнито и попросил секретаря обкома провести разговор вместо него.

Трое иностранцев хорошо знали, кто такой Козловский. Неожиданное приглашение к областному партийному руководителю возбудило их любопытство. На лице О’Келли ясно отражалось беспокойство.

— Садитесь, пожалуйста! — сказал секретарь обкома, когда приглашенные им вошли в палатку.

Выражение его лица было непривычно хмурым. Голос звучал сухо и отрывисто.

Все сели вокруг стола.

Несколько секунд Козловский молчал, всматриваясь в лица своих гостей. Его взгляд остановился на О’Келли, и американец, не выдержав, опустил глаза.

— Я буду говорить по-французски, — сказал Козловский. — Этот язык понимают все присутствующие, — он взглянул на Лемаржа и, видя, что корреспондент приготовил блокнот, продолжал: — В СССР прилет космического корабля на Землю рассматривается только с научной и человеческой, — (он подчеркнул это слово), — точки зрения. Знания гостей интересуют нас постольку, поскольку они могут принести пользу человеку, помочь мирному развитию человеческой техники. Других целей ни у нас, ни у них нет и быть не может!

Куприянов с удивлением слушал Козловского. Он не понимал, для чего он говорит эти, всем известные истины. Штерн ожесточенно теребил бороду. На лицах иностранных ученых выражалось вежливое внимание. Лемарж и Ю Син-чжоу записывали слова секретаря.

— Нам известно, — продолжал Козловский, — что в некоторых кругах капиталистических стран прилет корабля вызвал совсем другую реакцию. Психоз войны мешает этим людям видеть научное значение этого события. Единственное, что им приходит в голову, — это усиление военной мощи СССР, которое якобы будет следствием ознакомления советских ученых с техникой Каллисто. Ничего другого они не видят и не хотят видеть.