Читаем без скачивания От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор - Николай Пржевальский

Кумыс — любимейший напиток; баранина, молоко и чай — первые кушанья. Склонны к тучности. Противоположно киргизам, тургоуты, обыкновенно, тонкие, сухопарые; роста среднего или часто небольшого. Вид изнурённый, в особенности у женщин. По лицу более всего походят на алашанских олютов, к которым и относятся по происхождению. Чистокровный, халхаский тип монгола между тургоутами встречается редко. Так же резко тургоуты отличаются от своих коренных собратьев и по характеру. Халхасец, по крайней мере, гостеприимен и простак душою. С началом дунганских неурядиц множество тургоутов было убито или ограблено дочиста. Женщины тургоутов все вообще малорослые, крайне непривлекательные по наружности. В городе Курле несколько работниц, шивших войлок для нашей юрты, с жадностью ели оставшееся после перетопки сало, перегорелые кусочки бараньих курдюков. Наш казак Иринчинов угощал дам этим лакомством.

Часть тургоутов живёт к нашем Кульджинском районе; другие же в пределах Джунгарии. Здесь обитает и их ханша, которая нынешней осенью должна была ехать на Юлдус для погребения там на горе Эрмин-ула хана, умершего в Пекине несколько лет назад. Теперь этот хан будет привезён на родину для предания земле.

По нашему пути кочевья тургоутов встречались по долине Кобука до гор Делеун. Восточнее начинается дикая, необитаемая пустыня вплоть до Гучена.

22 октября. Ночью грянул мороз в —23°. Давно ли было тепло! Такие скачки температуры постоянно случаются в азиатской пустыне. Снег, выпавший третьего дня и шедший немного вчера, совершенно покрыл землю; средним числом этот снег выпал почти на 1 дюйм. Всё бело, мороз, снег скрипит под ногами, — настоящая зима, а нам приходится, как в сорокаградусные жары Илийской долины, жить в палатках. В особенности холодно вставать утром; ночью же спим тепло — одеяла у нас бараньи, отличные. Только неприятно намерзание от дыхания на усах и подушке. Круто приходится иногда в пустыне и пролётным птицам. Сегодня на рассвете в двух саженях от нашего костра села кряковая утка. Видно, сильно устала и озябла, что решилась сесть возле огня и людей на расчищенную от снега площадку. Прошли 25 вёрст. Корму для лошадей нет вовсе; даём им рис понемногу.

23 октября. Переход 23 версты. Вторая половина этого перехода — холмистые пески, по которым растёт редкий саксаул. Итти верблюдам здесь довольно трудно. Вообще путь, по которому мы теперь идём, решительно негоден для караванов по причине бескормицы и безводия. Летом здесь пройти совсем нельзя. Сегодня мы увидели Богдо-тау — исполинскую гору Восточного Тянь-шаня. До этой горы ещё вёрст 200, но она видна очень хорошо. Порадовался я, увидав ещё одну диковинку Азии. Жаль, что не с кем поделиться впечатлениями! (52).

30–31 октября. Прошли 48 вёрст до колодца Сепкюльтай; пустыня, как и прежде; только более волниста. Корму лошадям нет; даём им каждый день рис, которого, по счастию, взято было много из Кульджи; думал я, что до Тибета хватит. Вообще наши обильные кульджинские запасы едва достанут до Гучена; казаки, и в особенности проводники, едят непомерно много. Трудно даже поверить, чтобы человек мог есть столько поганой дзамбы. Тянь-шань с каждым днём виден всё яснее и яснее. От Сепкюльтая можно уже различить все ущелья; между тем, до гор вёрст 60–70. Словно стена, стоит исполинский хребет над равниною пустыни. Далеко к востоку и западу убегает этот гигантский хребет, а в средине, прямо против нас, вздымается[124] величественная Богдо-ола; на вершине её очень часто сидят облака. Пустыня, которой мы теперь идём, до того безжизненна, что в ней нет даже Роdoces [саксаульной сойки], коренной обитательницы самых бесплодных мест[125].

Климат октября. Осень в Джунгарии, как и во всей Средней Азии, характеризуется. ясной, тихой и сравнительно тёплой погодой. Атмосферные осадки, т. е. дождь или снег, падают очень редко. Так и было в описываемом месяце. В особенности в первой его половине погода стояла отличная, за исключением нескольких холодных и ветреных дней в начале октября[126]. Во второй половине холода наступили вдруг: 20-го числа выпал неглубокий снег, и затем мороз; на рассвете [морозы] доходили до —23°; даже в полдень термометр показывал ниже нуля. Затем, с приближением к Гучену, снегу не стало, и погода опять сделалась довольно тёплой, хотя при ветре, даже слабом, тотчас же становилось холодно, даже и в ясный день. Температура почвы была довольно высокая: 26-го числа в песке на глубине одного фута было —2°,6; на два фута +1°. Ясных дней в течение месяца считалось 28; снег шёл четыре раза, но небольшой, однажды дождь; ветер только дважды достигал силы бури. Летом, как говорят, в этих местах падают сильные дожди, чем и можно объяснить, что в песках, кроме саксаула, встречаются и другие растения. Эти же летние дожди образовывают на глинистых площадях временные озёра, из которых пьют звери, живущие в пустыне.

1 ноября. Дневали. Зуд нестерпимый; по ночам не спишь, слабеешь с каждым днём. Пробую различные средства от зуда; сегодня, ложась спать, я намазался табачной гарью, разведённой в прованском масле. От этой мази через несколько минут у меня заболела голова до дурноты, и сделалась рвота. Ночь была проведена крайне тревожно.

2–4 ноября. Сделали 64 версты (опять безводных) и вышли из песков на плодородную равнину, где стоит Гучен[127]. Корм и вода в изобилии. При выходе из песков мы встретили партию семипалатинских татар и киргизов, торговавших в Гучене и возвращавшихся теперь домой. Обрадовались мы несказанно землякам; татары также рады были встретить русских. Остановились вместе и вместе провели вечер. Смех, балалайка, русский говор напомнили нам родину; с грустью на другое утро распрощались мы с татарами[128].

7 ноября. Прошли 17 вёрст до Гучена и остановились в 2 1/2 верстах, не доходя до города.

15–16 ноября. От зуда испробовал всякие средства: мыл отваром табаку, мазал трубочной гарью, мыл солью и квасцами, мазал дёгтем и купоросом. Ничто не помогает; видимо, причина болезни внутренняя, а не наружная. Сегодня призвал китайского доктора из Гучена; обещал ему, сверх платы за лекарство, 15 лан, если вылечит меня. Доктор дал лекарство, составленное, как он говорил, из 40 различных трав: одни надо было пить, другими мыть; то и другое делать четыре раза в день; притом не есть сахару и вообще небольшая диэта. Каждый день такое питьё стоит 1 1/2 лана; вот уже пью его два дня, — пока еще облегчения нет. Во всяком случае необходимо вылечиться здесь на месте, иначе невозможно итти далее. Между тем, стоять на одном месте почти без всякого дела крайне трудно. В экспедиции только одна работа и заставляет забывать всю трудность обстановки и все лишения. Последних не мало — и физических и нравственных. Грязь, холод, усталость, однообразная пища — вот отчего приходится страдать физически.