Читаем без скачивания Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор») - Антон Первушин

Пушка действительно внушала ужас. При общей длине «Renault Espase» в четыре с половиной метра, полутораметровый блок стволов, казалось, занимал полсалона и хищно торчал наружу.

– Это как раз не проблема, – Золотарёв оглянулся и показал на стелящийся по асфальту тормозной парашют «Игла». – Отличный чехол. И цвет подходящий: жёлтый, зелёный, красный.

– Почему «подходящий»? – удивился Стуколин.

– Вообще-то это цвета моей… хм-м-м… американской эскадрильи в составе Первого тактического авиакрыла. Но главное – это цвета литовского государственного флага. Случайное совпадение, но как в тему!

С парашютом справились быстро, чехол получился – загляденье. Теперь любой случайный свидетель должен был бы предположить, что в багажном отделении находится какое-то вспомогательное устройство: лебёдка или кран.

– Интересная у вас машина, – сказал Громов стоящей рядом Ангеле.

– Была… – отозвалась Бачинскайте.

Громов тяжко вздохнул.

– Извините нас, Ангеле, но у нас нет другого выхода – сдаться вашим властям мы не можем. Есть серьёзное подозрение, что нас сразу же убьют.

– А зачем заложников брать?

– Мы вас и не держим. Идите, куда хотите. Но госпожа Олбрайт останется – она нужна нам для выяснения всех обстоятельств дела.

– Вот ещё! – встрял Стуколин. – Я ей больше не доверяю. Она тут же в милицию настучит.

– Здесь не милиция, а полиция, – машинально поправил Громов. – Вы настучите на нас, Ангеле?

Ангеле упрямо тряхнула головой:

– Лучше не спрашивайте.

– Поня-ятно, – протянул Громов и снова повернулся к «рено». – И всё-таки интересная у вас машина. Зачем девушке такой автобус? Или это связано с вашей работой? Кто вы по специальности?

– Она пилот, – снова вмешался Стуколин. – У нас в ДОСААФ училась. И теперь летает – в аэроклубе.

– Очень приятно, – сказал Громов. – Так где вы работаете?

– В частной фирме, – ответила Бачинскайте и, вновь вспомнив начало своей деловой карьеры, добавила поясняюще: – Транзит цветных металлов в Западную Европу.

– Ага, – сказал Стуколин, и на лице его появилась кривоватая ухмылка, – теперь мне ясно, кто памятники нашим солдатам спиливает и за бугор продаёт.

– Не говори глупостей! – одёрнул его Громов. – Памятники нашим солдатам спиливают наши собственные сограждане. Они, – он чуть качнул головой в сторону Бачинскайте, – исходят из собственной выгоды и, скорее всего, законов не нарушают. А вот мы приняли такие законы, которые дозволяют памятники на цветмет гнать…

– Ну, допустим, не мы…

– Мы, именно мы. На выборы ходишь? Депутатов, президентов выбираешь?..

За своим спором офицеры совсем забыли про Ангеле, чему она была только рада. Ну не объяснять же им в самом деле, что в частном аэроклубе каждая машина на счету и работает? Что в этом «рено» она не только ездит на лётное поле и на родовой хутор, но частенько возит сотрудников целыми бригадами, да и инструменты для аэродромного обслуживания приходится порой втискивать, снимая кресла и портя обивку? Не хотелось Бачинскайте выдавать своей тайны, хотя она уже и сама не понимала, что ей даст её сохранение. Наоборот, стоило бы завлечь компанию разговором о самолётах, на которых так легко и быстро можно долететь до Санкт-Петербурга, пообещать содействие, а потом сдать их всех охране – те наверняка уже получили электронное послание и роют землю копытом. Но что-то останавливало Бачинскайте – может быть, желание узнать всю историю до конца? Ведь когда Мадлен Олбрайт освободят, она вернётся в Штаты, и никто, даже друзья из госбезопасности, не смогут рассказать Ангеле, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.

С севера послышался шум приближающихся вертолётов.

– Летят, – сказал Громов. – Долго мы здесь топчемся. Часа три уже.

– Три с четвертью, – отозвался Золотарёв. – Пока нам везёт.

Однако запас везения был, похоже, на исходе. Мощный гул турбовальных двигателей неумолимо надвигался, и вскоре из-за верхушек деревьев выплыл «Ми-8» в непривычной для русских лётчиков раскраске: белый с красными полосами в носовой части. Вдруг на аварийном трапе «Ганзы» появился пилот, о существовании которого все успели накрепко позабыть. Он принялся энергично подпрыгивать в люке и палить в воздух из пистолета. Даже телохранитель, подстреленный Золотарёвым и подлеченный Лукашевичем, зашевелился на звук, приподнялся и замахал рукой. Однако вертолёт, против ожидания, на посадку не пошёл, а сразу развернулся и скрылся за лесом.

– Намёк понятен, – подытожил Золотарёв. – Пора уходить. Скоро здесь будет не протолкнуться от спецназа.

За минуту все погрузились в машину. Не противились и Бачинскайте с Олбрайт – их посадили в один ряд со Стуколиным, который должен был следить за заложницами. Лукашевич, имевший наибольший опыт вождения различных иномарок, сел за руль. Громов с картой – рядом. А Золотарёв втиснулся в багажное отделение, рядом с разлюбезным «Вулканом». Автомобиль наконец тронулся и вскоре место падения самолёта осталось позади.

Сначала грунтовыми дорогами добрались до Арёгавы, обогнули городок стороной, потом выехали на трассу Е-271, ведущую, судя по указателям, до самой Клайпеды.

– Через восемьдесят километров поворот на Е-77, – сообщил Громов, шурша картой. – Может доехать до Таураге, потом свернём к Смалининкай. Чёрт! Здесь везде граница идёт по реке Нямунас. Это значит, пересечь её можно только по мостам.

– Прорвёмся, – пообещал Золотарёв из глубины салона. – А зачем, ты думаешь, я пушку взял? Вот шухер будет! – он засмеялся.

– Нет, погоди, здесь есть участок границы между рекой Неман и Шешупе. Как раз под Смалининкай. Но через мост всё равно придётся ехать.

– Выбери какой-нибудь подальше, – попросил Лукашевич, – чтобы с гарантией не было таможенного поста.

– Тогда едем мимо Смалининкай до Юрбаркаса, – тут же отозвался Громов. – Там пересекаем реку и тропинками-тропинками.

– Наши, небось, с той стороны укрепрайон организовали, – подал голос Стуколин.

– Это вряд ли, – сказал Золотарёв. – Не при советской власти живём. Вряд ли у Калининграда есть деньги укрепрайон возводить, да по большом счёту и незачем. Пограничный секрет наверняка какой-нибудь есть, но что нам секрет?

– Если всё пойдёт хорошо, часа через два или три будет на российской территории, – пообещал Громов.

Однако всё пошло совсем не так хорошо, как он надеялся.

Они без каких-либо проблем миновали два поста дорожной полиции. А перед поворотом на магистраль Е-77 заправились на частной бензоколонке. Ангеле, очень мило улыбаясь, предложила воспользоваться её магнитной карточкой для покупки бензина. Золотарёв, которого отправили в кассу, гордо отказался, смерив Бачинскайте подозрительным взглядом. Ангеле спрятала глаза. Наверное, русский пилот догадался, что таким образом она собирается передать весточку своим друзьям: если служба охраны аэроклуба уже взялась за дело, значит, они должны сделать запрос в банк с требованием отслеживать все её покупки.

Золотарёв расплатился на бензоколонке американскими долларами, прикупив ещё и несколько литров минеральной воды, соки, горячие хот-доги с салатиками и холодные бутерброды с рыбой и колбасой. Все с удовольствием закусили, одна только Мадлен Олбрайт отказалась от угощения.

– Вы худеете, сударыня? – с глумливым сочувствием поинтересовался Золотарёв.

– Я не худеть, – ответила Олбрайт. – Я люблю съесть. Но это не еда, это отбросы.

– Элита, значит, – процедил Золотарёв, очевидно недовольный тем, что его щедрость отвергли. – А мы, значит, низший класс. Ну-ну…

– Дело не низший класс, – забормотала Олбрайт, сравнение задело её за живое. – Еда должна быть правильной, а не быстрой. Вы меня понимаете?

– Хорошая идея, – согласился Громов. – В приличном ресторане посидеть бы не помешало, только у нас нет на это времени. Так что зря отказываетесь, госпожа Олбрайт, нам предстоит долгий и трудный путь, и я не могу вам сказать, когда удастся перекусить в следующий раз.

– Тогда я худеть, – заключила Олбрайт, выпятив нижнюю челюсть. – Дайте мне сок.

Что характерно, она сдержала слово, и больше ни разу не потребовала еды, питаясь исключительно соками.

Закончив с обедом, все снова разместились на своих местах, и Лукашевич вывел машину с бензоколонки, свернул на Е-77.

– А хорошо у вас стало, – заявил вдруг Громов, полуобернувшись к Ангеле.

– Где? – не поняла та.

– Вообще, в Литве. Смотрю по сторонам, приглядываюсь – последний раз я здесь в Прибалтике в девяностом был. И теперь вижу: многое изменилось к лучшему. Дороги ухоженные, люди хорошо одеты и улыбаются. И какая-то уверенность, надёжность во всём этом чувствуется… А раньше было не так. Запустение. Вялость. И тягостное затишье, как перед бурей.

– Это в тебе твоё западничество говорит, Костя, – сказал Стуколин. – Дороги, одежда, автомобили – это ведь всё фасад. Что у них внутри, вот в чём вопрос!