Читаем без скачивания Единственная для Лютого (СИ) - Франц Алиса

— Мне не до шуток, Лютый.

— Так и я с тобой не в бирюльки играю! — голос Руслана зазвенел от обиды.

Не понравилось, что я назвала его прозвищем?! Или что-то иное задело?

Напряжение между нами снова возросло и причиной этому сейчас было расстояние. Неужели нам с Русланом навсегда суждено недопонимать друг друга?! Как же горько!

— Ладно, давай по основным моментам пробежимся. О насущном, — произнес Лютый будничным тоном и тезисно перечислил всё, о чём мы говорили: об усилении охраны, об отце Лютого и о Тимофее.

Словом, лишь факты и ничего из области чувств, которые разбередили душу!

К концу разговора я поняла, что Лютого вымотал наш разговор, его голос звучал тише и в тон прокрались нотки усталости. Внезапно я поняла, что скоро надо будет завершить звонок, попрощавшись, с Русланом.

Мне не хотелось заканчивать разговор на напряженной ноте, я ощущала часть своей вины за то, в какое русло повернула беседа. Но что ещё важнее, я не желала отпускать Руслана, даже если это был просто конец телефонного звонка!

Под самым сердцем сомкнулись щупальца ледяного страха потери. В мыслях промелькнул жуткий сценарий, и я никак не могла выбросить его из головы!

— Я позвоню позднее, а пока… — вздохнул Лютый.

В ушах резко зашумело.

Возникло ощущение, как перед прыжком с вышки в холодную воду, когда желудок подскакивает куда-то вверх, все ориентиры теряются, а через миг тело покалывает миллионами острых, как бритва, иголок от контакта с ледяной водой.

Именно такие эмоции я испытала в миг, когда выпалила скороговоркой:

— Я по тебе скучаю, Руслан, и мне страшно от мысли, что я могу больше никогда не услышать твой голос и не увидеть тебя.

Лютый замолчал, а потом выругался матерно. Видимо, не найдя больше других слов для выражения эмоций. Сейчас нецензурная брань, сорвавшаяся из его уст, ничуть не покоробила меня.

— Это же не глюки слуховые, а? Повтори, Машуня!

— Я по тебе скучаю. Очень, — прошептала.

Думала, что второй раз признаться будет легче, но меня снова увлекло в воронку водоворотом сильных эмоций, а сердце билось часто-часто и грохотало, как бой огромного барабана.

— Какая же ты у меня, Машка! — произнес хрипло Лютый. — И я по тебе безумно скучаю. Мы увидимся. Скорее, чем ты думаешь.

=24=

После разговора с Русланом я чувствовала, что на душе стало легче. Словно признавшись, я частично сняла груз со своей души и сердца. Конечно, это совсем не означало, что все наши проблемы исчезли за одно жалкое мгновение, но, кажется, впервые за долгое время я подумала о будущем без сильного страха, заглядывая вперёд с надеждой, от света которой даже самая затаенная тревога таяла, как дымка, и предпочитала скрыться в тени.

В тот же день я уснула ранним вечером, не просыпаясь до самого утра, а наутро почувствовала себя отдохнувшей, бодрой и полной сил. Душевный подъем и прекрасное самочувствие не ускользнули от медицинского персонала, проверяющего меня по утрам.

Врач отправил меня на дополнительные обследования и уколы. Следом, словно тень, двинулся мужчина, приставленный отцом Руслана. Мурад заранее предупредил меня об этом, потому я спокойно восприняла ещё одного человека, шествующего в сопровождении. Хотя, признаться, я была немного смущена и чувствовала себя неловко, рядом с таким большим количеством охраны.

Неужели мне действительно грозила опасность? Конечно, сама я не представляла ничего значительного в мире криминала, где вращался Лютый. Но его отец сказал, что я могу стать способом, которым могут попытаться навредить мужчине. Не напрямую, но через дорогих ему людей.

Было безумно волнительно осознавать, что я для Руслана значу нечто большее, чем просто инкубатор для вынашивания его детей. Приятное, теплое чувство охватило всё тело, проникнув в каждую клеточку, создав впечатление, что я парю над поверхностью пола.

Тем же днем я получила еще одно подтверждение, что Руслан был предельно серьёзен, а его обещания не стали пустым звуком. Мурад Османович навестил меня не один, а в компании Тимофея. Это событие меня несказанно обрадовало, и Тимофей тоже был счастлив увидеться со мной.

— Спасибо, что присматриваете за ним, — от всей души поблагодарила я отца Руслана. — Мне гораздо спокойнее, когда я знаю, что Тим не остался один.

— У него есть особенности. Со слухом, — качнул головой мужчина. — С таким затягивать не стоит. Когда ты собираешься их решать?

— По правде говоря, Руслан уже договорился с клиникой и хорошим врачом. Мы должны были поехать с Тимофеем на текущей неделе, но вмешались обстоятельства. Теперь нужно дождаться, когда меня выпишут и заново попросить о встрече.

— Что вообще говорят врачи?

— Слух Тимофея может ухудшиться, если не лечить. Большего сказать не могу. Нужно хорошее обследование.

Мурад Османович снова покачал головой, задумался, погрузившись в свои мысли, потом сказал негромко:

— У моего младшего сына тоже были проблемы со слухом. Врожденная глухота. Лечению не поддавалась. Можно было лишь слуховые аппараты носить. Сейчас медицина шагнула далеко вперёд и даже если нужно установить такой аппарат, он не займет много места, будет выглядеть аккуратно, а в то время, почти тридцать лет назад, это выглядело совсем иначе. Мой младший сын Малик не любил носить носить слуховые аппараты. Это стало одной из причин катастрофы…

Я прислушалась к словам Мурада Османовича. Внезапно меня посетила догадка: именно поэтому Лютый так резко отреагировал, бурно и настойчиво предлагая мне помощь с лечением Тимофея. В тот миг Лютый сказал мне, что я даже не представляю, к каким последствиям может привести промедление.

— Что случилось?

— Тогда я разводил племенных жеребцов, рука была крепче, чем сейчас, и я не пасовал перед сложностями вроде дурного нрава лошади. Сам усмирял и объезжал непокорных… Один из таких жеребцов оказался чересчур норовистым. Бывалые люди советовали мне избавиться от дурного коня, пока тот не довел до беды. Но я был упрям и к тому же вывалил за жеребца баснословно огромную сумму денег. В тот злосчастный день дурной жеребец вырвался из моих рук и убежал, помчал во весь опор. Он перемахнул через ограду и попал во двор, где играл Малик. Ему в то время было примерно столько же, сколько Тимофею. Малик был без слухового аппарата и ничего не услышал, а когда увидел опасность, то было уже слишком поздно. Конь просто затоптал мальчишку… Моей вины в произошедшем невероятно много. Не проходит ни одного дня, чтобы я не сожалел о случившемся или не думал, а что, если бы Малик услышал об опасности? Успел бы отпрянуть в сторону и остаться в живых?

Мужчина переплел пальцы и задумался, разом постарев лет на десять, а то и больше. Мне стало грустно от его рассказа, я сама много раз крутила в голове подобные мысли, страшась, как бы не произошло беды из-за ухудшающегося слуха Тимофея…

— Мне очень жаль, — произнесла я и, поддавшись внезапному порыву, накрыла руки мужчины своей ладонью.

Мурад Османович качнул головой, похлопал по моей руке и усмехнулся:

— Руслан Малика очень любил и не простил мне этой ошибки до сих пор. Он пристрелил того жеребца, не став ждать, пока я сам избавлюсь от дурной лошади. С той поры мои отношения со старшим сыном натянутые. Он не желает принимать помощь, даже если в этом есть нужда.

— Руслан говорил мне, что вы хотели забрать меня и Тимофея на время. Он спросил моего мнения и пообещал, что если захочу уехать подальше отсюда, он всё устроит.

— Да неужели?! — оживился отец Руслана, и в его глазах зажегся огонек. — Мне он ничего подобного не говорил, лишь на дверь указал.

— Мне нет нужды вас обманывать. Он предложил, но я сама отказалась. Не хочу никого обидеть, но считаю лучше быть там, где мне уже знакома обстановка, а переезд, пусть даже временный, это всегда стресс не только для меня, но и для Тимофея.

— Я предложил этот вариант Руслану в момент, когда не знал всей картины происходящего. О том, что твоему мальчишке требуется лечение. Сейчас понимаю, что такое предложение было опрометчивым, от желания уберечь и помочь сыну-упрямцу, который ни за что не признается, что ему нужна помощь.