Читаем без скачивания Дайте кошке слово - Наталья Романова

Когда животное так заболевает, тут-то мы и наблюдаем то самое сходство между всем живым, одинаково построенным и одинаково чувствующим.

Стресс, потрясение, «выброс» адреналина в кровь, спазмы, нарушение сна, заболевание наиболее уязвимых органов — все это у всех, у кого только есть в крови адреналин (или его аналоги), есть нервная система и есть органы. Но животные, даже те из них, которые нам кажутся такими сильными и могучими, — оказываются подчас гораздо слабее человека. В общем, в целом, в конечном итоге. И когда люди говорят, что, мол, с ним сделается, это же животное, оно же не понимает! Вот в том-то и беда, что «не понимает». Не понимает, как выйти из создавшегося положения, не понимает, что завтра может все измениться. Оно не понимает, да и не может пойти пожаловаться, добиться, решить начать новую жизнь, постараться отвлечься, опереться на друзей, да и еще многого не может и многого не понимает из того, что может понять в горе человек.

Но чувства имеют все. Чувства страха, любви, верности, и, будучи обнаженными, первозданными, ничем не прикрытыми и незамаскированными, они даже в большей степени иногда развиты у некоторых животных, нежели у человека.

А «стресс» этот самый, он как раз от того и происходит, что чувства берут верх. Испуг, страх, горе. И отвечает на них организм особо. Обычная реакция (выброс в кровь адреналина и других гормонов, обеспечивающих энергетический баланс в организме), направленная на поддержание его нормальной работы, при длительном перенапряжении (все равно каком — эмоциональном или физическом) оборачивается своей противоположной стороной: она истощает организм и разрушает его. И вот тут-то и начинаются все болезни, ибо поврежден один из главных регуляторов жизни — механизм подачи резерва сил.

Учеными установлено: животное, запечатленное на чужой вид, более ослаблено физически и нервно, и поэтому многие ситуации, переносимые другими животными, для него становятся стрессовыми, приводя к различным заболеваниям, к истощению нервной системы.

Как же лечить такие болезни? Как привести в равновесие организм, который весь расшатался? Как успокоить маятник, у которого разбита ось, и он, вместо того чтобы совершать правильные амплитуды, скачет, как ему захочется.

Все нарушено, все вразброд.

И у людей-то такие болезни лечатся настолько трудно, и настолько по-разному, и настолько мучительно, что, можно сказать, и вообще почти не лечатся. Так течет жизнь, и «море», внутри человека бушующее, постепенно успокаивается. И вместо него текут уже «упорядоченные реки». Но все это нестойко, зыбко. И «река», раз разбушевавшаяся и вышедшая из берегов и затопившая все, при малейшем ветерке снова выходит из берегов. И снова внутри человека бушует «море», и снова надо ждать и ждать, чтобы опять все успокоилось.

Как же лечить эту болезнь, как углубить русло, как укрепить берега, чтобы хотя бы не всякий ветер, а только очень сильный, который может и во всю жизнь не обрушиться, чтобы только такой ветер гнал воду из берегов.

Надо было любить Котю, любить по-настоящему. Только покой, только доброжелательное отношение (положительные эмоции, как говорят) могли помочь. Именно помочь. Не вылечить, а помочь, это вроде гипса при переломе, чтобы кости были в покое и могли срастись, и срастись правильно. Это как постель при гриппе, чтобы легче было перенести болезнь.

Шантаж

Если бы папе, когда брали Котю, сказали, что он должен будет, сидя у себя в комнате за рабочим столом, отрываться от своей работы, вставать из-за стола, подходить к балконной двери и открывать ее, то впуская кота в комнату, то выпуская его на балкон, он пришел бы в ужас от одной этой идеи, кому-то пришедшей в голову. И никогда бы не поверил, что не только будет это делать, но будет так любить своего кота, что не станет даже раздражаться на то, что его отрывают от работы, что никому не позволено, и даже не будет замечать, что совершает такой героический для своего характера поступок.

Папа, как я уже говорила, не сразу полюбил Котю, но к тому времени, как Котя заболел, Котя покорил всех. Любили именно этого кота за те достоинства, которые просто нельзя было не увидеть. Любовь же в том и заключается, что тебя перестает раздражать то, что в противном случае просто выводило бы из себя. Ты начинаешь терпеть то, чего никогда бы не стерпел, если бы не так относился.

Котя будил нас каждую ночь. И у людей так бывает: перенервничает человек или просто нервы у него не в порядке и начинает просыпаться ровно в пять утра.

Не знаю, какой нерв «просыпался» у Коти, возможно, тот же самый, что и у человека, но только ровно в пять Котя начинал орать. Надо было встать, проверить Котин песок, который обычно к тому времени, как Котя начинал орать, был еще сухим, далее надо было достать из холодильника почки или рыбу, нагреть их горячей водой, так как с тех пор, как Котя заболел, он не мог есть ничего холодного, только тогда Котя, как бы удовлетворившись нашим вставанием и заботой о нем и благополучно сходив туда, куда и до этого можно было сходить беспрепятственно, и съев то, что и до этого можно было съесть, так как Коте оставляли еду на ночь, только тогда он успокаивался и засыпал.

Сами понимаете, что как мы ни любили Котю, но каждый день просыпаться ровно в пять утра, вставать и ублажать кота, было нам не очень приятно.

И мы, естественно, старались подольше не проснуться. Мы слышали крик, слышали царапанье, понимали, что Котя обдирает обивку на кресле, на диване, и все равно спали — встать было трудно. Однако Котя нашел наконец нашу ахиллесову пяту. Стоило ему зацепить коготком край оборванных обоев и тихо, но ехидно и злорадно, как нам казалось, потянуть его на себя, как от этого незначительного, мягкого, но противного звука мы мгновенно вскакивали.

Котя это понял с первого раза. Он поймал нас. Нет, он не сразу начинал рвать обои, он давал нам возможность проснуться без особых потерь. Мяукал, плакал, жаловался. Но когда видел, что ничего не помогает, он направлялся к обоям.

Котя мог отодрать все обои, но зачем? Он отдирал чуть-чуть и ждал. Если мы не вставали (потому что, обессиленные, мы уже смирились и с этим обстоятельством, а именно, что в нашей комнате кусок обоев ободран), то кот начинал рвать обои по-настоящему.

Кот-шантажист, говорила я. И действительно, наш кот умел шантажировать. Шантажировал же он нас, стоя на окне, угрожая упасть с девятого этажа. И это мы тоже терпели.

Началось все с мух. За мухами Котя гонялся по всей квартире, и, если ему не удавалось поймать их, он начинал жалобно мяукать, словно упрашивая мух самих влететь к нему в рот. Как только Котя начинал ловить мух, мы тут же закрывали все окна, боясь, что в азарте Котя может вылезть за мухой в окно. Так что муха оказывалась в плену. Единственное, что она могла, — это сесть на потолок, но почему-то мухи не сидят долго на одном месте, и Котя в конце концов настигал их на полу. Если же мы не успевали закрыть окно и муха, вылетев из окна, садилась на стекло с другой стороны, Котя вставал на задние лапы с наружной стороны окна, и тогда мы, затаив дыхание и боясь сделать лишнее движение, жалобно умоляли: «Котенька, иди сюда». Давали Коте самые вкусные кусочки, чтобы только он опустился на все четыре лапы и ушел от окна.

И что же? Котя не такой дурак, чтобы не понять нашего состояния, нашей всей любви к нему и той ситуации, в которую он нас повергал. И если коту вдруг надо было есть, а ему не давали или давали не то, Котя прямиком шел к открытому окну, вставал на задние лапы и смотрел приблизительно таким взглядом: «Не дадите почки — сейчас сброшусь».

Ну конечно же, мы в ту же секунду принимали ультиматум и в ту же секунду, чем бы ни были заняты, все бросали и бежали давать Коте почки.

А Котя, увидев, что холодильник открыт, почки режутся, снисходительно, с полным ощущением своего права, опускался на все четыре лапы и спрыгивал с окна.

Шантаж. Тот же самый, что и в случае обоев, которые Котя рвал по ночам. Шантаж, угроза, целенаправленная хитрость, умение оценить обстановку, умение воспользоваться обстоятельствами, и все это не изначально, а как результат жизни в доме, в конкретном доме, среди данных, конкретных людей. (Что это, как не проявление тех же качеств, какие есть у человека!) И при этом Котя был так обаятелен, так прелестен и трогателен, что сердиться на него было невозможно.

Глава третья

Думают ли животные?

Некоторые популяризаторы любят ставить вопрос: «Думают ли животные?» Мне кажется, что сама постановка такого вопроса уже предполагает ответ отрицательный, вне зависимости от того, что хочет доказать автор. Ибо всем понятно: то, что мы вкладываем в понятие «думает», намного шире того, что может происходить с животными, если даже и предположить, что животные «думают».