Читаем без скачивания Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер - Валерий Иванов

Император замер в нерешительности — картина была непривычна и полна замаскированного сладострастия.

Она засмеялась волнующим грудным смехом, — иди же, император, и можешь снять свою маску, в ней нет необходимости. Напротив, я хочу быть неузнанной….

Он медленно опустился на ложе, не сводя глаз со смутно темнеющей в мерцающем огне свечей призывной выпуклости и протягивая к ней руку. Женщина ответила легким колыханием бедер, на ногах тонко звякнули золотые браслеты и от нее пахнуло чувственной жаркой волной.

Влекомый страстью император, набросился на нее с жадностью изголодавшегося льва, грубо и мощно преодолевая легкое притворное сопротивление. Женщина была не только великолепна телом, но и безудержна в своих неистощимых фантазиях. Раз за разом торжествовали они оба, то попеременно, то слитно.

— Кто ты? Открой свое лицо, — изнеможенно прохрипел он.

— Великий и божественный император, — было видно, как на ее обнаженной шее часто бьется тоненькая жилка, — раскрыв свое лицо, я запрошу с тебя столько, что тебе придется вводить новые налоги. Если ты мной доволен, я приду к тебе еще, пусть тайна останется хотя бы до тех пор.

— Она прекрасна, как сама Венера, — лишь успел подумать Тиберий, проваливаясь во внезапный глубокий сон.

Незнакомка, грациозно изогнувшись, соскочила с ложа, набросила на прекрасное нагое тело расшитую львами шерстяную накидку и с легким смехом вышла из спальни.

Император проснулся в плохом расположении духа. И даже воспоминания о незнакомой прелестнице не смогли улучшить его мрачного настроения.

Дела в Риме обстояли неважно. Денег в казне постоянно не хватало. В провинциях вспыхивали постоянные бунты и восстания. Зараза христианства, несмотря на решительность и крайнюю жестокость ее искоренения, вновь начала возрождаться. Роптала армия, которой постоянно недоплачивали.

Практика провозглашения императора воинами легионов будет позже. Но уже его предшественника Великого Августа пытались сместить подобным образом. И Тиберий, опасаясь своего свержения волей армейских легионов, назначал возможных соперников наместниками в самые отдаленные провинции. Пожалуй, лишь Аппий Силан, императорский наместник в Испании, был полностью к нему лоялен. Но Тиберий еще мог и умел управлять….

Уже через четыре года после его смерти Клавдий I впервые купит преданность войск за деньги, пообещав каждому легионеру по пятнадцать тысяч сестерций, после убийства императора Калигулы. После этого множество императоров обретут власть путем подкупа армии и ее полководцев.

— Где взять деньги? — этот вопрос стал постоянным и самым мучительным.

Вызванный к императору Полибий, предложил заняться проверкой реестров римских граждан. По его сведениям ряд богатых вольноотпущенников называли себя гражданами Рима и пользовались привилегиями, на которые по закону не имели права. Следует наказать обманщиков со всей строгостью — конфисковать их имущество, а самих вновь продать в рабство. Некоторым из них публично отрубать головы на Эсквилинском поле.

Столичный претор Гай Юлий Полибий, умный, энергичный и разворотливый, был, пожалуй, самым доверенным лицом императора. Особую благосклонность он заслужил, организовав для Тиберия тайный клуб чужих жен, после того, как глава Рима пожаловался ему на свою пресыщенность ласками куртизанок и наложниц.

Ночные клубы, существовавшие в городе, по примеру развращенных афинян, пользовались особой нелюбовью императора. По его приказу ночные дозоры постоянно громили греческие образчики разврата, арестовывая молодых патрицианских буянов, мешавших спать своими дикими дебошами добропорядочным римским гражданам.

Клуб, организованный расторопным Полибием, состоял сплошь из жен нобилитета — самых богатых и влиятельных сенаторов и патрициев. Вход в него был свободным и абсолютно добровольным. Ушлые свахи смогли быстро уговорить пресыщенных и скучающих от безделья патрицианских матрон дарить свои ласки самому императору, находясь при этом в масках. Это придавало особую остроту ночным оргиям.

Если же император, желая узнать, кто подарил ему столь изысканные нежности, снимал маску с лица незнакомки, она была вправе обратиться к владыке римской империи с любой просьбой. Будучи скупым от природы, Тиберий не слишком часто позволял себе раскрытие инкогнито любовной партнерши.

Матроны были столь вычурны в ласках и ароматах своих тел, что император иногда с нетерпением ждал новой встречи, каждая из которых дарила свою неповторяемую интригу. Одни из них приходили совершенно бескорыстно, лишь для того, чтобы познать всю остроту ощущений, отдаваясь повелителю Римской империи. Другие, таких было немного, умышленно сдвигая маски, как бы в пылу любовных утех, просили должности для своих мужей и родственников. В просьбах никому не отказывалось, слух об этом быстро разнесся, и поэтому очередь на общение с ним растягивалась на недели.

Этим изредка пользовался дуумвир. В его власти было допустить к императору сегодня или через месяц или вообще отказать в свидании с венценосным, и некоторые понравившиеся ему матроны не миновали и его ложа. Но это было редко — Полибий не был сластолюбцем.

Когда он в очередной раз явился к императору с докладом о положении дел в столице, цезарь, в награду за скрашивание своего досуга, молча стянул с руки большой браслет из красноватого червонного золота, выкованный наподобие дракона, и сам одел его под локоть левой руки своего любимца. Тот прикоснулся к подарку губами и склонился в глубоком поклоне. Голова дракона сверкнула двумя зелеными изумрудами глаз. Немного погодя, Тиберий отправил в ссылку за незначительную провинность второго соправителя Рима и Полибий стал единоличным главой столицы империи, нося по-прежнему титул дуумвира.

Отныне римский император ежедневно мог предаваться любовным утехам с представительницами самых знатных фамилий государства. Почти каждодневные ночные ласки истощали его тело, а выпиваемые в процессе наслаждений вина иссушали его мозг и желудок. Бани и массажи уже не могли полностью восстанавливать утраченные силы. Тиберий двигался навстречу своей гибели.

Но не только безнравственность, распущенность и умопомрачительная развратность знатных римских матрон вовлекали его в ночные оргии. Страсть к этим глубоко порочным женщинам подогревалась желанием унизить римский нобилитет.

Сколько изощренного удовольствия он испытывал, находясь в стенах Сената и глядя в самодовольные лица многих сенаторов, на величавые головы которых он лично мог возложить рога. При этом император закрывал глаза, в подробностях вспоминая фигуры и позы красавиц, трепетно и страстно раскрывавших ему свои объятия.

— Вот выступает надменный Клавдий Ливий, — думал Тиберий, — сколько в нем чванства и самодовольства, самовлюбленный павлин. Знал бы он, сколь кипуча и страстна его, с виду холодная, жена Антония. Как забавлялись мы с ней в бассейне. Посмотришь — целомудреннейшая из матрон, а, сколько в ней похоти и неутоленного желания….

— А, вот восседает на сенаторской скамье, раздувшись от собственной важности и благочестия Гней Кальпурний Пизон, — Тиберий прикрыл глаза, — он и представить не может, насколько игрива и любвеобильна его Планцина, на людях выглядевшая воплощением кротости и наивности. Вряд ли она дарит ему такие щедрые и разнообразные ласки….

Через год император направит его наместником в Сирию, а потом прикажет отравить, заподозрив в сговоре с Понтием Пилатом. Планцина же будет помилована, придет во дворец и отдастся ему с каким-то неистовым мазохизмом, не испытывая никакой печали по уничтоженному мужу. Под влиянием разврата и проявления людских пороков венценосный принцепс год от года становился все более нелюдимым, жестоким и злобным.

Он стал жить только в своем загородном дворце, по-прежнему предаваясь безудержному разврату и пьянству….

Теперь, когда луна была близка к полнолунию, его стали посещать какие-то смутные, неясные страхи. Чтобы отделаться от них, император стал до минимума сокращать время на размышления, ежедневно предаваясь плотским утехам.

Близилась ночь, и Тиберий зашел в спальню, отделанную в золотистый и желтый цвета, символизирующие осень.

Бледно-желтый балдахин, скрывающий ложе, был поднят. На ложе возлежала зрелая матрона, формы которой были, однако, волнующими, не утратившими свежести и упругости. Лицо незнакомки было на треть закрыто черной бархатной маской с небольшими прорезями для глаз. Маленькая головка с белокурыми волнистыми волосами покоилась на локте руки, запястье которой охватывал тяжелый золотой браслет, унизанный разноцветными камнями. Вторая рука целомудренно лежала между несколько тяжеловатых бедер, слегка прикрывая золотистый пушок, обрамляющий низ безупречного по форме живота. Тонкая талия была опоясана тонким кожаным ремешком черного цвета, увенчанного под изящным пупком красноватой жемчужиной. Узкую щиколотку левой ноги украшали пять тонких золотых браслетов. Полные упругие груди дерзко смотрели на императора большими темно-коричневыми сосками.