Читаем без скачивания Женщина с зонтиком и перспективами - Валентина Седлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все-таки интересно: кто стоит за покушениями на меня? Чьи уши торчат из этого дела? На данный момент ситуация вырисовывается такая: Тема в сговоре со своей любовницей пытается вывести меня из игры. Если моя дезинформация насчет больничного сработает, они должны перейти к следующему этапу операции: припереться сюда и найти клад. Толе, безусловно, мое отсутствие тоже на руку, поскольку чем дольше меня здесь нет, тем больше у него возможностей найти бриллианты первому. Неспроста он такой радостный был, когда узнал, что меня «машина сбила». Значит, если я не ошибаюсь, то на днях должно произойти образование «нечестивого альянса»: Тема, его любовница и Толя. И вполне вероятно, что это случится уже завтра. Что ж, наплевать на то, что Толя может что-то заподозрить: пойду-ка, перепрячу барометр понадежнее. Пусть подергаются, когда начнут его искать.
И тут в дверь настойчиво позвонили. Я бы даже сказала — нагло так, требовательно. Это явно не Толя, он бы сразу дверь ключом открыл, и по моим расчетам ему еще как минимум полчаса по Москве болтаться. До указанной мною в записке больницы дико неудобно добираться общественным транспортом. Тогда кто же сюда пожаловал?
Хорошо, что у нас в прихожей темно, как у негра в… Если я загляну в глазок, на площадке этого не заметят. Подкравшись на цыпочках к двери, я осторожно посмотрела, кто это ко мне заявился.
Вот так гости! Темина любовница собственной персоной! А что же одна, без Темы? Или девочка решила разыграть собственную партию за его спиной? Ну-ну, вперед. Чем больше недоверия между этой троицей, тем мне лучше.
Девица еще пару раз нажала на звонок, потом ни с того ни с сего взяла и заглянула в глазок. Ей Богу, мне стоило больших усилий не отшатнуться и продолжать наблюдение со своей стороны двери. Если бы она заметила хоть малейшее изменение освещенности, то непременно поняла бы, что здесь кто-то есть. Так мы и стояли друг перед другом, глаз в глаз, как рыбы в аквариуме. Только в отличие от меня, она не знала, что за ней следят.
Когда созерцать темноту девушке надоело, она развернулась, вызвала лифт и уехала. У меня аж от сердца отлегло. А потом в голове сразу возникло множество вопросов. Например, такой: откуда она знает, где я живу? Хотя, это-то как раз проще всего: наверняка от Темы. А вот к кому она приходила, к Толе или ко мне? Тоже глупый вопрос: конечно, к Толе. От того же Темы она знает, что меня в квартире быть не может, по крайней мере, пока в ней есть Толя. Третий глупый вопрос: зачем? На него можно даже не отвечать. Слишком крупный выигрыш на кону. Все еще тривиальнее, чем даже в нашем «мыле».
У меня оставалось еще немного времени до Толиного прихода, и я отправилась бродить по остальным комнатам, осматривая причиненные Толиком разрушения. Спальня, библиотека… А что это лежит на полу рядом со стеллажами?
Это был мой личный архив, упакованный в обувную коробку. Письма, фотографии, открытки, обертка конфеты, которую сосед по парте подарил мне во втором классе. Ничего такого особенного в нем не хранилось, обычный сентиментальный бред. Скажу больше: я уже очень давно его не перелистывала и уж тем более не читала. Временами это было слишком больно. Парень, которому я писала в армию, вернувшись, стал наркоманом и в один пасмурный день скончался от передозировки. На школьных фотографиях, хранящихся в моем архиве, можно было увидеть худую прыщавую девчонку, забитую и сутулую. Меня, одним словом. Тоже не самое приятное зрелище, сами понимаете. Но выбросить все это рука тоже не поднималась. Это был мостик в мое детство. И кто знает, когда я снова захочу пройти этой дорогой?
Но что понадобилось Толе в моем архиве? Судя по всему, он прочитал все до единого письма, и даже не соизволил положить их обратно в конверты. Один конверт даже был порван, так не терпелось Толе узнать, что же там внутри. Что ж, больше такой возможности я ему не предоставлю. И начхать на то, поймет он из-за этого или нет, что кто-то был в квартире в его отсутствие. Это выше моих сил!
Аккуратно сложив все письма и фотографии обратно в коробку и в последний раз проверив, функционирует ли камера (таймер идет, запись начнется ровно через два с половиной часа), я покинула квартиру. Не скучай без меня, мой разоренный дом, я скоро вернусь!
Запирая за собой дверь, я услышала деликатное покашливание. Обернулась. Так и есть, Катерина Ивановна, или просто баба Катя, соседка из квартиры напротив. Бойкая и добрая старушка, всегда угощавшая меня в детстве вкусными карамельками. А мама-то еще после удивлялась, почему я отказываюсь от шоколада.
— Здравствуйте, Катерина Ивановна!
— Здравствуй, Лизонька! Что-то давно тебя видно не было.
— Да дел вагон и маленькая тележка, мотаюсь по командировкам, как заведенная, — соврала я и вдруг поняла, что мои щеки заливает предательская краска. Бабе Кате я никогда еще не говорила неправду. Родителям соврать — как два байта переслать, а вот ей…
— Может, зайдешь? Чайку попьем, болтовню мою старушечью послушаешь? Мои-то вчера отдыхать уехали, только через две недели вернутся. Так одиноко без них — сил нет…
Я посмотрела на часы. Анджей сейчас разносит из разнообразного стрелкового и прочего оружия местную молодежь, и он, между прочим, сказал, что я могу не торопиться. А с бабой Катей мы уже очень давно по душам не болтали. Надо уважить бабушку.
— Отчего же не зайти? — ответила я и увидела, как щеки Екатерины покраснели от удовольствия.
Она засуетилась, предложила мне тапочки, потом засеменила на кухню ставить чайник. Баба Катя мне всегда нравилась. В ней не было ни чопорности, ни сухости, ни чванства как во многих наших соседках ее возраста. Она всегда была простой милой женщиной. И я знала, что на нее можно положиться. Если, к примеру, играя во дворе в казаков-разбойников, я расшибала коленку, то при малейшей возможности бежала именно к ней, а не домой. Дома меня ждали нравоучения матери, противная зеленка и требования «перестать хныкать, это не смертельно». Баба Катя же осторожно протирала мои ссадины обычным тройным одеколоном, не оставляющим этих дурацких зеленых следов, потом заклеивала их лейкопластырем и приговаривала: поплачь, деточка, поплачь, боль со слезками сама выйдет. Плакать после этого почему-то совершенно не хотелось. Да и ссадины почти не щипало. Вот что значит терапия добротой по методу бабы Кати.
— Как вы тут одна? Справляетесь?
— Да что справляться, и дел-то почти нет. Телевизор смотри, да по двору гуляй. Курорт, а не жизнь. Скучно вот только. Лизонька, прости что спрашиваю, это не мое дело…
— Что такое, Катерина Ивановна?
— Твой молодой человек еще долго будет по стенам стучать? Я к нему уж ходила, просила поменьше долбить. Он вроде как головой кивает, а только я за порог — снова тум, тум, тум. У меня уж и давление поднималось, и мигрень постоянно мучает.