Читаем без скачивания Саня или двойная свадьба - Марина Львова

Каждое прикосновение рук дарило мне тепло и ласку и рождало во мне совершенно непонятное чувство. Губы скользнули чуть ниже и поцеловали шею. Сладкая дрожь пробежала по мне. Кончик языка пришел на место губ и стал изучать каждый изгиб ушной раковины, спускаясь все глубже и глубже. Мое тело, разбуженное умелыми руками, словно пробудилось ото сна и стало жить своей собственной жизнью. Оно не подчинялось мне, оно жило помимо моей воли, стремилось навстречу рукам, дарящим наслаждение. Я вдруг услышала свой отдаленный глухой стон, но не боли, а незнакомого наслаждения.

Максим приподнялся, повернул меня на спину и еще теснее прижал к себе. Его губы спустились к подбородку, поцеловали шею и стали спускаться все ниже. Я обиженно застонала, он понял мое желание, его язык снова вернулся к моему уху, зубы стали нежно покусывать мочку, волна наслаждения подхватила меня. Мое тело выгнулось, резким движением руки я задела локоть Максима, он на секунду потерял равновесие и опустился на меня всей тяжестью своего сильного тела. Широкие мужские плечи опустились на меня и с силой вдавили меня в диван. Во мне поднялась и захлестнула меня волна уже давно забытого кошмара. Меня охватил ужас, я забилась и закричала в сильных мужских руках, пытаясь освободиться. Я задыхалась от страха. В одно мгновение Максим скатился с меня, вспыхнул свет. Забившись в угол дивана, я судорожно прижимала к себе простыню.

— Саша, Саша, что с тобой? Что случилось? — он протянул ко мне руку. Увидев протянутую ко мне руку, я вздрогнула, как от удара.

— Успокойся, чего ты испугалась? Я же тебя не обижу.

Звук низкого, но такого ласкового голоса привел меня в чувство. Ужас отступил, я узнала Максима, и на место испугу пришли судорожные рыдания. Максим осторожно погладил меня по голове, словно боялся испугать ненароком, мне стало так стыдно, и безудержным потоком хлынули слезы.

— Саша, не плачь, не надо плакать. Ну иди ко мне на руки, иди.

Он подхватил меня на руки вместе с одеялом и стал носить по комнате, тихонько что-то напевая.

— Смотри, что я тебе сейчас покажу. Смотри, только не надо плакать.

Максим посадил меня в кресло и подошел к полке, что-то взял и поставил на пол передо мной. Из-за спины Максима мне не было видно, что он делает, и я невольно вытянула шею заглядывая ему через плечо.

— Сейчас, сейчас. Ах, ты любопытная, маленькая девчонка! На, смотри!

Максим подошел ко мне и сел рядом со мной на корточки. На полу передо мной стояла маленькая каменная горка с большим каменным шаром наверху. Шар по размеру был чуть меньше теннисного мяча. Максим нажал какую-то кнопку, и вся каменная горка засветилась изнутри теплым желтовато-розовым светом, откуда-то сверху горы полилась вода — и каменный красновато-желтый шар, ставший прозрачным в электрических лучах, засверкал и начал вращаться в струях воды. Я замерла, завороженная необыкновенным зрелищем: сверху горы, где в небольшом углублении вращался в воде камень, каскадом падала вода, орошая россыпь крупных овальной формы сердоликов, лежавших у ее основания. Сама гора как бы светилась изнутри, подсветка давала возможность рассмотреть необычайную красоту полупрозрачных камней, ставших еще более красивыми в струях стекавшей воды.

— Что это? — спросила я, совершенно завороженная увиденной красотой.

— Это мой подарок тебе на окончание института. Все собирался подарить, да случая не представлялось.

— Я не могу это принять, это слишком дорого.

— Я сделал это своими руками, если ты не примешь, то разобью.

Максим стремительно поднялся.

— Нет, не делай этого!

— Ты примешь мой подарок?

— Да-да!

— Хорошо, успокойся. А теперь расскажи мне, что с тобой случилось.

Глава 17

Максим приподнял меня и посадил к себе на колени, закутал в одеяло и стал укачивать, как маленького ребенка.

— Расскажи мне, Саша, мне нужно знать. Просто поделись со мной и не думай ни о чем. Тебе станет легче, если ты расскажешь.

— Нет. Я не могу.

— Нужно избавиться от страхов, которые тебя мучают.

— Ты будешь презирать меня.

— Для тебя так важно мое мнение? Значит наши отношения не безнадежны.

— Ты не будешь даже смотреть в мою сторону, если я все расскажу тебе.

— Никогда, глупенькая моя. Просто поделись со мной своей болью.

— Это противно, мне неприятно вспоминать об этом.

— Нельзя хранить все в себе.

Неужели мне станет легче, если я все расскажу чужому человеку? Хотя какой он чужой? Тем более не хочется, чтобы знакомый мне человек презирал меня. Но искушение было очень велико. Может быть меня, действительно, не будут мучить воспоминания? Я столько времени загоняла их вглубь моей памяти, что порой почти не вспоминаю прошлое, оно приходит ко мне только во сне.

— Когда это случилось?

— Почти три года назад.

Я вздрогнула, так и не поняв сначала: вслух я это сказала или подумала. Рука Максима гладила меня по голове, перебирая спутанные пряди волос. Я сидела, прислонившись щекой к его груди, и слышала, как сильно, ровно бьется его сердце.

— Продолжай, ты уже начала избавляться от своего страха. Вспоминать это совсем не страшно. Говори.

Тихий спокойный голос Максима, словно загипнотизировал меня. Он взял меня за руку, осторожно разжал мои пальцы, погладил ладонь и крепко обхватил. Мои тревоги и страхи ушли прочь, мне стало легко и свободно, словно через его руку перелилась в мое тело та необходимая мне сила и решительность.

— Я вернулась из института счастливая и довольная после успешной сдачи последнего экзамена, был закончен второй курс. Я была счастлива и беззаботна. Дома никого не было, мама и бабка уехали на рынок за продуктами. Найдя в холодильнике еду, стала разогревать себе обед. Хлопнула входная дверь, я выглянула из кухни, но это была не мама, с которой мне так хотелось поделиться свей радостью. Это был пьяный отец, в то время он уже пил постоянно, и не было и дня, чтобы он не приходил домой пьяным. Он был мне противен, и я старалась поменьше с ним общаться. Меня раздражала мамина терпимость к его постоянному пьянству. Когда он был пьян, то выглядел счастливым и довольным, а когда не добирал нужную дозу, то винил судьбу и все жаловался, что его никто не понимает. Его пьяные разглагольствования вызывали у меня отвращение, я уже почти не вспоминала те времена, когда он был хорошим, просто хорошим трезвым отцом. Я не понимала мамину жалость и всепрощение. Мне сразу вспоминался жуткий стыд, который я испытала, когда вела домой спотыкающегося отца. Я встретила его во дворе, где я играла с подружками в классики. Он подошел к нам, очень весело поговорил с нами, а потом попытался попрыгать, как и мы, но повалился на землю и упал, глупо улыбаясь. Все кругом засмеялись над ним, а мне было до слез обидно за моего папочку. Я попыталась поднять его своими слабыми ручонками, но мне не удавалось даже приподнять его. Какой-то посторонний мужчина поднял его на ноги, прислонил к забору, обругал незнакомыми мне словами и заспешил на подошедший автобус. Отца качало из стороны в сторону. «Папочка, папочка, только не падай, ты держись за меня», — просила я его. Он почти повис на мне, но я сумела довести его до дома. «Папочка заболел, бабушка», — сообщила я, когда бабка открыла мне дверь. Но бабка только прикрикнула на меня и прогнала меня на улицу, а сердобольные соседки мне все объяснили, что к чему.