Читаем без скачивания Изнаночные швы времени - Иван Слепцов

– Боярин Олег Владимирович, ты еще и лекарь? – Она была ошеломлена.

– Нет, – честно ответил он. – Да и лекарь тебе, к счастью, не нужен. Хватит меня… – и добавил после небольшой паузы: – …княгиня Аня.

Она расхохоталась и часто смеялась, когда стемнело, и все сели вокруг костра ужинать перепелами под разговоры и вино. Олег пересказывал новеллы из «Декамерона»106, а Шурик – несколько афанасьевских107 сказок. Потом собрался вступить Норман, но Олег разглядел на лице у Гостиславы нетерпеливое желание тоже что-нибудь рассказать, прямо сейчас, и остановил его:

– Гостислава Никулишна сказку нам припасла. Давайте выслушаем.

– Ага, – кивнула Гостислава и начала, сначала запинаясь на каждом втором слове, опасливо поглядывая на княгиню, потом все смелее и смелее.

Выяснилось, Гостислава взрослела среди дворни ростовского архиепископа и насмотрелась всякого. И рассказчиком оказалась просто великолепным. К середине второй истории Олег понял, что они присутствуют при рождении фольклорной истории, и хотел сказать Шурику, чтобы тот начал мемографировать. Но, к удивлению своему и немалому удовольствию, обнаружил, что тот уже занялся этим сам.

На последнем кувшине разговорилась и княгиня. Ее история была похожа по сюжету на «Сказку о попе и работнике его Балде», только вместо парня там фигурировала дворовая девчонка. Олег, после того как она закончила, долго слова сказать не мог и только вытирал слезы. Феликс, сначала не понявший смысл рассказа, потом, когда до него все-таки дошло, повалился на землю, держась за живот, а отдышавшись, только и выговорил смеясь: «Ну, девушки, ну, вы даете!»

Анна Данииловна сначала нахмурилась: для нее, княгини по роду, и для служанки одно и то же слово нашлось, но быстро отошла. То ли ласкательный суффикс «ушк» примирил ее с «девушками», то ли ее натуре понравилось новое, не как во дворцах и на дворне, обращение. Так или иначе она снова рассмеялась. И потом часто говорила о себе и Гостиславе в третьем лице: «Теперь девушки пойдут слушать боярина Нормана…», «Девушки тоже хотят порулить…», «Девушки устали, будут спать…»

Олег этими результатами очень доволен: надо будет поставить еще два-три таких эксперимента, сказал он себе, и будет вполне себе добротная докторская работа. А там, глядишь, недалеко и до член-корра Академии педагогических наук, главы секции по перевоспитанию жлобов.

От острова отплыли перед самым рассветом, а через пару часов увидели на левом берегу Волги два десятка всадников со стягом костромского князя. «На бреже!» – закричал один из них, но, когда Олег демонстративно отвернул на середину реки, от отряда отделились двое с запасными лошадями и быстро поскакали прочь.

– По нашу душу? – предположил Феликс.

– Угу, – согласился Олег. – Попытаются перехватить, думаю.

Сделать это люди Василия Ярославича попытались у Костромы. Волга, как константинопольская бухта Золотой Рог, была перегорожена цепью, не железной конечно, а из бревенчатых связок. Вдоль преграды курсировали несколько лодок, набитых ратниками.

– Разворачиваемся? – спросил Феликс.

Если бы ветер не был так силен, Олег бы с ним согласился. Но их ладья даже против течения шла с хорошей скоростью, и, перекинувшись с Феликсом парой слов по поводу дальнейших действий, Олег решил прорываться.

Княгиню и Гостиславу спрятали под кормовую платформу, ладью повернули к костромской пристани, и когда до берега оставалось чуть больше полета стрелы, Олег переложил руль и кораблик послушно развернулся. Под острым углом теперь он приближался к вершине дуги, что под воздействием течения образовала бревенчатая преграда.

Феликс перегнулся через борт и Шурику велел держать себя за ноги. В этот момент люди костромского князя смекнули, что собираются предпринять «злые», как им сказали, «люди из немец», и в сторону ладьи полетели стрелы. Но далековато было, к тому же лодки с ратниками Василия Ярославича сильно качало, поэтому стрельба вреда никому на ладье причинить не могла. У Феликса была возможность действовать расчетливо, и он одним движением разрубил веревку между двумя связками бревен.

– Есть! – крикнул он, и Олег развернул ладью по течению, уводя из-под удара. Если бы звено костромской «цепи» попало в их борт, а в каждом звене было по пять-шесть бревен, обшивка вполне могла треснуть. Но ладья была вертким корабликом, и пенный бурун, под которым Волга скрыла бревна, прошел довольно далеко за ее кормой. А ближайшей лодке с ратниками костромского князя не посчастливилось: ее перевернуло до того, как сидящие в ней люди осознали опасность.

После этого над волжской водой прокатились крики «греби!», «шустрее!» и разноголосая ругань. На ладью уже никто не обращал внимания – путь был свободен. Олег еще раз поменял курс, довольно скоро стены Костромы остались далеко позади на востоке, и Анну Данииловну с Гостиславой выпустили из-под платформы.

Однако примерно через час по берегу их догнал сильный конный отряд. У командира, видно, была задача следить за ладьей и держать в курсе князя: как только они поравнялись, в Кострому сразу же отправили гонца. Еще группа всадников помчалась на запад.

– В Ярославль, – обеспокоенно проговорила княгиня, показывая на них. – Князь Константин108 тоже не пришел на помощь мужу моему. И там опасность нам грозит.

Олега Ярославль не беспокоил, но не будешь ведь рассказывать княгине, что Константин Всеволодович ни Орде не друг, ни союзникам ее, что через пять ближайших лет ему придется сразиться с монголами, защищая свой город от переписчиков, присланных ханом Мункэ109, и погибнуть. А Анну Данииловну просто-таки трясло, она впала в истерику и требовала разворачиваться, плыть в Галич или Вологду. Никакие слова на нее не успокаивали, и Олег даже растерялся. Они переглянулись с Феликсом: не дать ли ей снотворного ради пользы дела, но неожиданно вмешался Шурик.

– Знаю я верное пророчество, княгиня Аня, – сказал он. – Станет скоро князь Константин с дружиной своей и ярославцами на Туговой горе. Будет сеча великая, и славен станет сей князь среди людей на Руси. Не ворог он тебе, не будет беды, когда мимо поплывем.

На удивление княгиня мигом успокоилась и даже под вечер обсудила с Олегом, как вести разговор с ярославским князем, если доведется с ним встретиться. Решили говорить только правду, а буде зайдет речь о дальнейших планах князя Андрея, сказать, что все зависит от благополучного прибытия великой княгини в Новгород.

На следующий день ладья появилась в виду Ярославля. Олег велел сменить парус – вместо «маскировочного» на мачте появился второй, «парадный». Но все равно пару часов пришлось лавировать напротив города, пока с пристани не прибыл челн с боярином ярославского князя, который представился Ратибором-Михаилом и спросил, верна ли весть, что на корабле плывет супруга великого князя Владимирского. Когда ему это подтвердили, посланник немедленно объявил, что Константин Всеволодович даст пир в честь Анны Данииловны и просит ее сойти на берег.

Но княгиня отправиться в город категорически отказалась.

– Посмотрела на сарафан утром и подумала, что негоже супруге великого князя в таком виде к вассалу являться, – шепотом сказал Норман, когда они с Олегом вместе с ярославским боярином поплыли на берег. Олег согласно кивнул. Потом подумал и предложил:

– Может, купим ей что-нибудь?

– Нет, не надо, – помотал головой Норман. – Решит еще, что мы считаем, будто она сейчас плохо выглядит.

Когда их отвели к ярославскому князю, Олег сказал, что Анна Данииловна дала обет не показываться никому на глаза, пока не соединится с мужем. Константин Всеволодович поверил или сделал вид, что поверил, но был любезен, напоил вином и пересказал свежие новости. Главная была про Тверь. Князь Ярослав отбил от города передовой монгольский отряд, но, когда в пределы тверского княжества вошло все войско Неврюя, понял, что сил защищаться нет, и ушел на север. Куда именно, пока неизвестно. Тверь же разграблена, хотя и без особого остервенения, до сих пор монголы стоят в городе и его окрестностях.

– Теперь, если водой, то один путь – на Мологу, а потом волоками на Мсту, – сказал Норман, когда они, распрощавшись с князем, снова сели в челн.

– Да, – поморщился Олег. – И любому это понятно. И тому, что в Костроме сидит, и тому, мимо кого мы у Нижнего проплыли. И монголы поймут, как только какая-нибудь мразь им сообщит, что жена великого князя Владимирского с четырьмя всего-то охранниками в Ярославле была. А мразь эта, поверь мне, найдется завтра же.