Читаем без скачивания Король на краю света - Артур Филлипс

Тэтчер уставился на свои руки, лежащие на столе, и Леверет позволил своей новой марионетке обдумать ситуацию. Поскольку молчание Тэтчера все длилось, великан направился к двери.

— Вы меня правда очень порадуете, если согласитесь что-нибудь поесть и выпить. Во дворцах Якова вас ждет легкая жизнь, но до той поры я сделаю все возможное, чтобы быть достойным хозяином. — Леверет крикнул вниз по лестнице, чтобы принесли еще миску и чашку, потом закрыл дверь и прислонился к ней. — Доктор, все периоды вашего служения долгу согласованы друг с другом: султан, королева, Морсби, снова королева и — смею надеяться, ваш друг, то есть я. Это будет очень просто. В конце вашей службы вы можете попросить меня, Морсби, королеву об одолжении, и оно будет вам дано.

— Но не королем Шотландии.

— Возможно, и им тоже. Возможно, он будет вам благодарен. И вы захотите остаться с ним навсегда. Но… — великан одарил Тэтчера улыбкой, словно обещая ему нечто замечательное, — я думаю, для вас возможно кое-что получше.

Доктор кивнул, как будто все было так ясно и просто, как предлагал мистер Леверет. Леверет рассмеялся — звук был похож на восторженный лай охотничьей собаки.

— Мы пришли к вам, потому что нам нужен знахарь. Мне — королеве — нужен ваш точный диагноз относительно состояния Якова. Только и всего.

В них было трудно разобраться, в этих англичанах. Каждый был лжецом или клоуном на свой лад, забавлявшимся собственными парадоксами и притчами.

— И чем же, с вашей точки зрения, он болен?

— Смертельно опасной и чертовски заразной болезнью. Той же самой, от которой страдали его мать и отец. Той, которая способна причинить бесконечные страдания всей Англии. Вы поможете мне побороть этот недуг, доктор? Вы спасете больше жизней, чем за всю свою карьеру. Я ни в малейшей степени не преувеличиваю. Если спасение жизней — роль, уготованная вам на пажитях Господних, то Он предлагает вам возможность стать величайшим из всех врачей.

7

На следующий день Гидеон пришел в комнату Тэтчера в гостинице за дубильной мастерской и велел доктору (пока сам мочился в его горшок) поторопиться в конкретную рыбную лавку на самом краю города. Доктор должен был пройти мимо фасада, обогнуть здание и войти в задний двор, где лестница приведет его в комнату без окон, а там снова:

— Мэтью, друг мой. Продолжим наш разговор.

Эдинбург смердел с прежней силой, и доктор Тэтчер попытался сосредоточиться на уроках и умышленных тайнах Дэвида Леверета, своего необычного друга, который объяснял, почему Мария (мать Якова), испанская Армада, северные аристократические семьи, папа римский, принц Португальский и французские католики были частью одной и той же войны, объединенными силами зла с уничтожением Англии в качестве общей цели, и почему истина относительно убеждений Якова Шотландского представляла собой великую тайну и самый насущный вопрос в масштабе целого мира.

— Неужели никто в Англии не видел короля? — спросил Тэтчер.

— Он никогда не бывал в Англии. Человек, который когда-то был моим учителем, как-то раз приехал в Шотландию с дипломатической миссией. Он сказал, что Яков незрел и ребячлив, у него сложный характер, и случаются истерики, как у малыша. Вся семья сумасшедшая, вы же знаете. Его отец убил любовника его матери. Она, в свою очередь, убила его отца. Она также пыталась убить нашу королеву, на что Яков не выразил ни малейшего протеста. Теперь король проводит половину своего времени в постели с сожителями мужского пола, и все они агенты папы римского.

Если Беллок рассчитывал, что на лице Тэтчера отразится удивление или даже веселье, некоторая готовность посмеяться над Яковом Стюартом, что облегчило бы задачу турка и превратило его лояльность Леверету в очевидный факт, то англичанина ждало разочарование.

— А что, в султанских дворцах люди всегда так себя ведут?

— У вас есть его портрет? — невозмутимо спросил доктор. — Чтобы я смог его узнать.

— Полагаю, это будет молодой человек в короне.

— Разумеется. Приношу свои извинения.

— Я просто пошутил, Мэтт.

— Неужели все и впрямь так ужасно? Христиане действительно так отличаются друг от друга? Но ведь отец Елизаветы был католиком? И все короли и королевы до него? Разве он не приказал убить ее мать?

Тэтчер, насколько мог судить Беллок, спрашивал искренне. В том, как чужеземец относился к происходящему, было что-то забавное и обнадеживающее: он вряд ли мог запутаться и сбиться с пути, поддавшись эмоциям.

— Ну, это были совсем другие обстоятельства. Послушайте, мой добрый доктор, я иногда размышлял о том же самом, в те жаркие деньки. Я думал: неужели католики действительно могут быть такими ужасными? Как вы верно подметили, все были католиками, включая моего собственного деда. Разве нет какого-нибудь мирного способа договориться? Но я их видел. И его нет. Они сожгли бы вас заживо просто за неправильные мысли об Иисусе или разрубили на куски, задайтесь вы вопросом, не была ли гостия обычным хлебцем, испеченным знакомым пекарем, а их бормочущий по-латыни священник сказал бы вам, что вы прокляты, если не исповедуетесь, и ваша мать в аду — чтобы ее освободить, надо ему заплатить, и неважно, что этот самый святой отец всего лишь младший брат того самого мальчишки, которому вы каждый день надирали задницу, когда оба были детьми. Уверяю вас, католики были более жестокими, чем мы, и до сих пор такими остаются. Я бы подумал: ну в самом деле, к чему вся эта суета? Зачем сжигать сотни людей только потому, что мы хотим услышать слово Божье на понятном языке? Вы, магометане, не излагаете свои истории на чужом языке, верно? Не проповедуете по-гречески? Нет. Когда я говорю вам, что Яков не может быть католиком и королем одновременно, это не потому что меня волнуют мелкотравчатые вопросы теологии, которые обсуждает университетский люд. Да что я вообще знаю про лимб?

— Разве протестанты, в свою очередь, не убивают и не пытают католиков?

— Сравнение методов без сравнения причин.

— Вы же говорите, что причины — слишком тонкая материя, чтобы некоторые люди могли понять, в чем разница.

— Верно. Так что же тогда остается? Они и их костры, или мы с нашими. Я выбираю нас. — Беллок скорее надеялся, что доктор посмеется над этим. — Нет, серьезно, я говорю вам, что у нас не должно быть короля-католика, потому что мы, англичане, наконец перестали делить людей по этому признаку. Мы договорились. Мы можем жить в мире. Мы англичане и протестанты, два слова — смысл один и тот же. Это величайшее