Читаем без скачивания Субмарины-самоубийцы - Ютака Ёкота

Поступил приказ очистить верхнюю палубу лодки, на ней должны были остаться только несколько офицеров и пара дозорных. Подойдя к ведущему внутрь люку, я бросил последний взгляд на родную землю и скользнул вниз по трапу. В корпусе субмарины после широкого морского простора я сразу почувствовал себя зажатым со всех сторон. Мы, четверо старшин, были размещены в носовом отсеке вместе с экипажем лодки. Боцман Фудзисаки позаботился о том, чтобы наши койки оказались рядом с офицерской кают-компанией, где поместили Какидзаки и Маэду.

Я вдруг с удивлением обнаружил, что в данный момент мне совершенно нечего делать. Никаких личных вещей у меня при себе не осталось, за исключением секундомера и нескольких листков с набросками боевых курсов. С собой я не взял даже запасных фундоси. Принимать ванну на лодке не было возможности, да и пробыть на ее борту мне предстояло не более трех-четырех дней. За это время мы должны были обнаружить неприятеля и атаковать его. Мне не хотелось ничего писать, да и заводить знакомства с кем-то из экипажа лодки я тоже не был расположен. Я уже хотел было взять какую-нибудь книгу из небольшой библиотеки, которая была на лодке, и заняться чтением, как тут по трансляции зазвучал голос командира.

Капитан Орита говорил спокойно и уверенно. Слушая его слова, я смотрел на лица членов экипажа и понял, что их вера в своего командира безгранична.

— Мы вышли из пролива Бунго, — говорил командир, — и предполагаем двигаться в надводном положении до утра завтрашнего дня. Все члены экипажа должны сделать все возможное, чтобы доставить шестерых водителей «кайтэнов» группы «Татара».как можно ближе к расположению неприятеля, которого они должны поразить в самое сердце. Вы уже дважды делали это. Я уверен, что вы сделаете это еще раз.

Этими словами он закончил свою речь. Я остался на своем месте, не зная, чем мне заняться. Свободные от вахты члены экипажа подводной лодки лежали на своих койках, разговаривали, читали или же спали. Среди них мне было несколько не по себе. Они бросали на нас четверых добрые взгляды, но, похоже, чувствовали, что им не следует ближе знакомиться с людьми, которых отделяют от смерти лишь считанные часы или же дни. И это было им особенно трудно выдержать, поскольку мы были первыми водителями «кайтэнов» — неофицерами, идущими на задание на субмарине И-47. До нас на этой лодке шли только офицеры, которые почти не контактировали и не жили вместе с командой. Во мне стало нарастать чувство подавленности. Я не мог позволить ему завладеть мной и поэтому предложил остальным трем моим товарищам пойти поискать лейтенантов Какидза-ки и Маэду. Найдя их, мы принялись оживленно разговаривать, когда вдруг все пространство лодки заполнил звон колоколов громкого боя.

Это случилось ближе к вечеру. Колокола еще звучали, когда сквозь их пронзительный звон последовала команда: «Срочное погружение!» Мы были слишком ошеломлены, чтобы понять, учебная это тревога или реальная обстановка войны. По крайней мере, мы сообразили, что нам следует держаться в стороне и не мешать членам экипажа, несущимся к своим боевым постам.

— А ведь мы едва вышли из пролива Бунго! — покачал головой лейтенант Какидзаки, когда разом перестал струиться свежий воздух из люка, ведущего на палубу, и прекратился стук корабельного дизеля.

Захлопнулся люк в рубке, и по моим ушам ударило нарастающее давление воздуха. Наша лодка с дифферентом на нос уходила под воду. На нас наваливалась тишина.

Через некоторое время я стал различать какие-то шумы. Они шли откуда-то сверху.

— Что это такое? — спросил я.

— Вероятно, вражеские самолеты, — ответил мне лейтенант Какидзаки.

После этих слов в кают-компанию сразу же вошел штурман субмарины.

— Наши дозорные заметили самолеты, идущие строем, — сказал он, — и, естественно, решили, что они вылетели с Миядзаки.

Он добавил, что наблюдатели и представить себе не могли, что это могут быть какие-то другие самолеты, если горы острова Кюсю еще можно было видеть в бинокль. Машины эти просто обязаны были быть самолетами, поднявшимися с большой авиабазы неподалеку от Кагосимы.

— Но они оказались «Грумманами», — продолжал штурман. — Те звуки, что вы сейчас слышали, это разрывы их бомб. Их пилоты недостаточно опытны и способны поразить субмарину только в том случае, если смогут незамеченными пройти прямо над ней. Мы быстро ушли на глубину, и они бомбят совсем в другом месте.

Он махнул рукой перед собой.

— Если такое случилось совсем недалеко от дома, — покачал он головой, — то у нас впереди может быть куча неприятностей.

Сказано это было словно между прочим, без какого-либо намерения произвести впечатление. И все же я воспринял его слова близко к сердцу, ощутив всю тяжесть нашего положения. Враг не только стоял у ворот Японии, он к тому же еще колотил в них стальным кулаком. Его авианосцы стояли совсем недалеко от наших берегов. А его самолеты уже кружили над теми самыми зелеными вершинами гор, которыми я только что Восхищался.

Спустя час после этого мы снова всплыли на поверхность моря — капитан Орита решил, что опасность уже миновала. Воздух высокого давления рванулся в балластные цистерны лодки с ласкающим наш слух шипением. Это было около 17.30. Эстафету вращения гребных винтов вместо аккумуляторных батарей приняли на себя дизели лодки.

К этому времени подоспел и ужин. Мне было приятно узнать, что экипаж нашей субмарины ничуть не пострадал во время бомбардировки. Еда оказалась отличной — тушеное мясо, яичница, маринованные овощи и белый рис. Мало кто из японцев в те времена мог раздобыть белый рис. Офицеры ели то же самое, что и остальная команда, это добавило во мне добрых чувств к подводникам. В общении между ними царило равенство, поскольку каждый был равно ценен для остальных. Чувствовалось, что всех связывают чувства взаимной привязанности. Это не всегда проявлялось, но, несомненно, существовало.

Подводников немало позабавило, когда мы стали хвалить еду, приготовленную коком субмарины.

— Не спешите хвалить! — говорили они, подкладывая нам добавку. — Проведя на подводной лодке эдак с неделю, вы потеряете всякий аппетит. Здесь, на глубине, с желудком происходит всякое. Скоро свежие продукты закончатся, а на консервы никому не хочется смотреть. Почти все возвращаются на базу заметно похудевшими.

Мы, водители «кайтэнов», при этих словах только переглянулись. Я знаю, что все четверо подумали одно и то же. Какое значение имеет для нас еда? Ведь с нами и нашим аппетитом все будет закончено довольно скоро.

Лодка шла в надводном положении весь остаток дня. Я коротал время, играя в карты с Синкаи и двумя офицерами до десяти часов вечера. Синкаи оказался сильным игроком. До службы на флоте он был школьным учителем и обладал быстрым умом. На лодку он захватил с собой пачку писем от своих бывших учеников и намеревался взять их с собой, уйдя на врага, как я собирался взять с собой прах Ядзаки.

В десять часов Какидзаки сказал:

— Теперь надо отдыхать, ребята. Спите до упора. С утра надо быть наготове. Теперь мы можем встретиться с врагом в любую минуту.

Вернувшись в кубрик для экипажа, я снял китель и завернулся в него, Синкаи заснул почти сразу, но я крутился и вертелся около часа. Койка была гораздо уже той, на которой я привык спать. Еще прошлой ночью я спал на кровати раза в два шире этой. Я не мог даже сесть на ней. Если я пытался сделать это, то ударялся головой в расположенную надо мной койку. Я позавидовал ребятам из экипажа лодки. Мои трудности только насмешили бы их. Сами они спали в три смены. Если человек не высыпался в свободные часы, то он вряд ли мог бы нести вахту.

Атмосфера в кубрике была относительно свежей. Мы все еще шли в надводном положении, и вентиляторы гнали в лодку прохладный ночной воздух. Но я привык спать лежа на боку, а на лодке можно было спать только лежа на спине или на животе. Если спать на боку, то другое плечо упиралось в расположенную выше койку. Так оно и происходило: всякий раз, когда я засыпал на спине, непроизвольно переворачивался на бок, задевал за верхнюю койку и тут же просыпался. Я постарался приноровиться к этому, успокаивая себя тем, что все это ненадолго. Как только мы встретимся с врагом и мой «кайтэн» будет пущен в атаку, всем моим неудобствам придет конец.

Я все еще лежал в полудреме, когда во всех отсеках зазвучал сигнал общей тревоги. Почти сразу же лодка начала погружаться на перископную глубину. Я мог ощутить это воочию. Надо мной был подвешен к верхней койке фонарик на тросике, так что я мог сразу включить свет. Этот импровизированный отвес показывал, что лодка погружается с дифферентом на нос градусов пятнадцать или двадцать. Какой-то предмет с громким стуком упал на палубу кубрика. Я вскочил с койки, как и все остальные. Схватив нашу форму, мы стали одеваться, когда лодка выровнялась.