Читаем без скачивания Дюна - Фрэнк Херберт

Пол посмотрел на Хэллека. Тот, подобно Полу, тоже заметил в каком напряженном состоянии находится Герцог. В уголках его рта собрались морщины, а это было тогда, когда на Герцога нападал дикий гнев.

Лето начал было выводить корабль из виража, когда его внимание привлекло какое-то движение на песке. Червь уже ис-чез в глубинах песка, и теперь неподалеку от того места, где стоял краулер, виднелись две маленькие фигурки, двигающиеся по песку.

— Кто это там? — крикнул Герцог.

— Двое людей, которые пошли пешком, сэр, — ответил высокий.

— Почему о них ничего не сообщили? — Они не захотели, сэр.

— Мой господин, — сказал Кайнз, — эти люди знают о том, что мало чем можно помочь людям, пойманным в пустыне в краю червя.

— Мы пошлем за ними корабль с базы, — сказал Герцог.

— Как пожелаете, мой господин, — сказал Кайнз, — но вполне вероятно, что когда корабль прибудет сюда, рисковать будет уже не из-за кого.

— Все равно пришлем корабль, — сказал Герцог.

— Они были как раз в том месте, откуда поднялся червь, — сказал Пол. — Как им удалось спастись?

— Стены или осели, или стали обманчивыми расстояния, — ответил Кайнз.

— Вы зря теряете горючее, сэр, — напомнил Хэллек.

— Молчи, Гурни.

Герцог повел корабль к Защитной Стене. Его эскорт занял свое место по бокам. Пол думал о том, что сказал человек с Дюны и Кайнз. Он чувствовал в их словах полуправду, прикрытую ложь. Люди шли по поверхности песка так уверенно, что было ясно: они твердо знают свой путь и рассчитывают на то, что червь не явится из своих глубин.

«Свободные! — подумал Пол. — Кто еще может чувствовать себя так уверенно в этих песках? Они знают, как перехитрить червя».

— Что эти Свободные делали на краулере? — спросил Пол.

Кайнз обернулся. Высокий человек смотрел на Пола, широко раскрыв глаза — голубые без белка.

— Кто этот паренек? — спросил он.

Хэллек наклонился к нему.

— Это Пол Атридес, наследник Герцога.

— Почему он говорит, что на нашей машине были Свободные?

— Они подходят по описанию, — ответил Пол.

Кайнз фыркнул.

— Нельзя отличить Свободных с одного взгляда! — Он посмотрел на человека с Дюны. Кто были эти люди?

— Друзья одного из моих людей, — сказал высокий. — Всего лишь друзья из деревни, которые захотели посмотреть на спайсовые пески.

Кайнз отвернулся. Но он вспомнил слова из легенды: «Лизан ал-Гаиб увидит все, несмотря на увертки».

— Вполне вероятно, что им скоро придется умереть. Не следует говорить о них недружелюбно, — сказал человек с Дюны.

Но Пол услышал в их голосах фальш и почувствовал угрозу, заставившую Хэллека насторожиться. Пол сухо проговорил:

— Смерть придет к ним в ужасном месте.

Не оборачиваясь, Кайнз сказал:

— Когда Бог выбирает кому в каком месте умереть, он хочет, чтобы желания этого человека указали ему то место.

Герцог бросил на Кайнза жестокий взгляд. И Кайнз, тоже посмотрев на него, обнаружил, что его тронуло то, свидетелем чего он стал: «Этот Герцог беспокоится о людях больше, чем о спайсе. Он рисковал своей жизнью и жизнью своего сына. Он пошел на потерю краулера. Угроза человеческим жизням вызвала в нем участь. Такому вождю служат с фанатической преданностью. Его трудно победить».

И вопреки желанию, перечеркивая все прежние сведения, Кайнз, вынужден был признать, что ему нравится этот Герцог.

* * *

«Величие мимолетно. В нем нет никакой последовательности. Частично оно зависит от склонности человека верить в мифы. Человек, которому удалось испытать на себе, что такое величие, должен понимать, какому мифу он этим обязан. Он должен отражать тот свет, который направлен на него. И ему должно быть присуще сардоническое чувство. Оно будет охранять его от веры в собственную претенциозность. Сардоническое чувство позволит человеку продолжить внутреннее развитие. Не обладай человек этим качеством, его уничтожит даже случайное величие».

В обеденном холле большого арракинского дворца свет суспензерных ламп рассеивал полумрак ранних сумерек. Их лучи были направлены вверх, на верную бычью голову и темный портрет старого Герцога.

Под этими талисманами отливало белым светом серебро Атридесов, расставленное в строго определенном порядке. Классический подсвечник в центре стола оставался незаженным.

Остановившись в дверях, чтобы оглядеть приготовления, он покачал головой. Возле каждой тарелки на длинном столе стоял флакон с водой. Воды на этом столе достаточно, подумал Герцог, чтобы поить бедную семью с Арраки в течение года.

Сбоку от дверей находились большие раковины для умывания, отделанные желтым кафелем. Возле каждой раковины висели полотенца. Существовал обычай, объяснила ему домоправительница, согласно которому гости при входе должны погружать руки в раковину, стряхивая несколько капель воды на пол, осушать руки полотенцем, повешенным у входной двери. После обеда у входа собирались нищие и собирали воду, капающую с полотенца.

Как типично для поместья Харконненов, подумал Герцог. Все оттенки деградации, которые можно себе представить. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как напрягаются мышцы от поднимающегося гнева.

— На этом обычай прекратится, — прошептал он.

Он увидел, что женщина-прислужница, одна из тех старых нескладных женщин, которых рекомендовала домоправительница, нерешительно топчется у дверей на кухню, Она вышла из тени.

— Что желаете, мой господин? — Она не поднимала головы, глаза ее были полуприкрыты.

Он показал на раковины.

— Но… Высокородный… — Она подняла голову, ее рот приоткрылся.

— Я знаю обычай! — крикнул он. — Убери эти раковины. Пока мы едим и до тех пор, пока не кончим, каждый подошедший нищий может сделать глоток воды. Понятно?

Ее морщинистое лицо выразило наплыв разнообразных чувств: ужаса, злобы…

Внезапно озарение подсказало Герцогу, что она могла рассчитывать на продажу воды, капающей с полотенец, и тем самым получить немного денег. Возможно, это тоже было обычаем.

Его лицо потемнело, и он проворчал:

— Я поставлю часового, чтобы он проследил за этим.

Он круто повернулся и пошел по проходу в большой холл. Воспоминания теснились в его голове несвязно и походили на те, что намекала женщина с беззубым ртом. Он вспомнил волны травы и воду вместо песка, теплые летние дни, что пронеслись мимо него, как опавшие листья. Все ушло, я старею, подумал он. Я ощутил холод своей смерти. И в чем? В алчности старой женщины.