Читаем без скачивания СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова - Дмитрий Хмельницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ на поставленный вопрос выглядит неоднозначным.
Начнем с того, что Хоффманн и Вишлев упустили из виду еще одного очевидца — генерал-майора В. Ф. Малышкина, бывшего начальника штаба 19-й армии (I формирования) Западного фронта.[289] Немецкий дипломат Г. Хильгер встретился с ним 24 января 1943 г. в особом опросном лагере I (Кенигсбергского) военного округа в Летцене. Свою версию Малышкин изложил уже после заявлений Наумова и Крупенникова, но почти за полгода до показаний Мазанова. В 1938–1939 гг. комбриг Малышкин был репрессирован органами НКВД, затем освобожден и реабилитирован. Василий Федорович, в отличие от генерала Крупенникова, на банкете вечером 5 мая 1941 г. не только присутствовал лично, будучи старшим преподавателем Академии Генерального штаба, но и записал основные тезисы сталинских выступлений по ходу застолья. К моменту знакомства с Хильгером Малышкин уже давно и достаточно эффективно сотрудничал с противником. Встреча в Летцене принципиально в его судьбе ничего не меняла, и «понравиться гитлеровцам», как о том писал Вишлев, секретарь фиктивного Русского комитета уже не стремился. Однако за весь предшествующий период пребывания генерала Малышкина в плену (октябрь 1941 г. — декабрь 1942 г.) никого из немцев, кроме Хильгера, не заинтересовали субъективные воспоминания о полузабытом московском банкете. К сожалению, автору пока не удалось установить, каким образом отчет Хильгера о беседе с Малышкиным зимой 1943 г. отложился именно в документах Следственной части Главного управления контрразведки «СМЕРШ» (МГБ).
«Банкет в Кремле 05.05.1941 был устроен в честь выпускников курсов по усовершенствованию штабных офицеров[290] при Московской Военной академии им. Фрунзе. На банкете было около 2000 человек.[291] Он [Малышкин. — К. А.] присутствовал в качестве преподавателя Академии Генерального штаба. Основные моменты речи Сталина он записал. Сталин был трезв.[292] Один из участников[293] предложил тост за советское правительство и успешное продолжение его мирной политики. Сталин тут же возразил:[294]«Утверждение, что советское правительство успешно осуществляет мирную политику, является правильным, однако сейчас несвоевременно подчеркивать мирную политику советского правительства. Это значит неправильно ориентировать народ и направлять его мышление по такому пути, который более не соответствует современному этапу развития. Пришло время объяснить народу, что период мирной политики миновал. Нужно подготовить народ к мысли о необходимости войны, причем наступательной войны. Дальнейшие цели Советского Союза могут быть достигнуты только применением оружия. Он предлагает тост за этот новый этап развития Советского Союза и расширения его границ». Германию в качестве «объекта» [нападения. — К. А.] Сталин не назвал. По мнению Малышкина, наступление должно было последовать тотчас после уборки урожая осенью 1941 г. На вопрос, откуда должно было произойти наступление, Малышкин не ответил, в то время как другие высшие советские офицеры с уверенностью заявляли, что через Румынию. Сообщение Малышкина с показаниями о банкете полностью совпадает с показаниями генерал-майора Наумова, причем Малышкин даже не знает, что Наумов находится в плену,[295] в то время знает его как слушателя Военной академии».[296]
«Малышкин производит впечатление интеллигентного человека выше среднего уровня, он говорит продуманно и уверенно. Его ненависть к большевизму, учитывая пережитое им, производит глубокое и честное впечатление».[297]
Более раннее по датировке сообщение генерал-майора А. 3. Наумова существует в виде приложения к донесению начальника отдела «Иностранные армии Востока» (Fremde Heere Ost) Генерального штаба ОКХ полковника Р. Гелена от 18 октября 1942 г. Вот интересующий нас фрагмент, который по-разному прокомментировали И. Хоффманн и О. В. Вишлев.
«Одна речь, которую произносил кто-то из аудитории, содержала тост: «Да здравствует миролюбивая политика Советского Союза!» Сталин поднялся и сказал: «Этот лозунг устарел, то есть в развитии Советского государства и в деле расширения его границ наступила такая эпоха, когда стало необходимо добиваться этого не с помощью миролюбивой политики, а силой оружия. У нашей страны сегодня есть все предпосылки для того, чтобы достичь [целей] своей политики иным путем. Я поднимаю бокал за новую эру развития и расширения Советского государства». Далее Сталин указал на необходимость пропаганды этого нового лозунга среди населения Советского Союза и на то, что требуется держать всю страну в постоянной мобилизационной готовности».[298]
Итак, сравним сообщение Наумова и обнаруженный автором отчет Хильгера с ныне опубликованной краткой машинописной записью, которая поступила в 1948 году в Центральный партийный архив (ЦПА) за подписью некоего К. В. Семенова, якобы одного из сотрудников Министерства обороны. Ни речь, ни выступления (реплики) Сталина на банкете официально не стенографировались, и происхождение машинописи остается неустановленным. Перед нами, скорее всего, тоже текст чьей-либо рукописи, позднее перепечатанной. Ведь трудно предположить, чтобы кто-то из приглашенных в Кремль командиров принес с собой на банкет печатную машинку. О самом Семенове до сих пор нет каких-либо внятных сведений. Вот содержание машинописи из ЦПА, аутентичность которой сегодня не подвергается сомнению:
«Выступает генерал-майор танковых войск. Провозглашает тост за мирную сталинскую внешнюю политику. Товарищ Сталин: «Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивает мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать».[299]
Очевидно, что «версия Семенова» (назовем ее так) достаточно близка по смыслу к первой части «версии Наумова — Малышкина» (включая фразу: «Нужно подготовить народ к мысли о необходимости войны, причем наступательной войны»). Частные разночтения легко объяснить тем обстоятельством, что Наумов, Малышкин, Крупенников и Мазанов вольно пересказывали своим немецким собеседникам банкетную речь и реплики Сталина, спустя долгое время (два последних генерала делали это еще и с чужих слов). Но смысла, по существу, на наш взгляд, они не исказили. А затем в глаза автору бросилась одна мелочь, на которую он обратил внимание благодаря долгому творческому общению с замечательным петербургским машиностроителем Э. М. Васюшкиным. Здесь автор позволит себе даже несколько изменить сухой стиль повествования.
«Версия Семенова» с первых слов определенно описывает вполне конкретную и понятную читателю мизансцену в разгар торжественного застолья: «Выступает генерал-майор танковых войск. Провозглашает тост». Представим себе, как все, включая товарища Сталина, наполнили бокалы и рюмки. Сосредоточили внимание. Настроились. Кто-то, может быть, уже и огурчик приготовил. На вилочку наколол.
…Но патетический тост «за мирную сталинскую внешнюю политику» самому товарищу Сталину неожиданно не понравился. Товарищ Сталин внес содержательную поправку. И, согласно принятой «версии Семенова», обосновал ее. В чем не сомневаются разные историки, включая О. В. Вишлева.
А дальше? Что произошло дальше?..
Ничего не произошло, так как «версия Семенова» здесь неожиданно заканчивается. Конец машинописи из ЦПА.
Что же, товарищ Сталин, убедительно объяснив гостям, что «теперь надо перейти от обороны к наступлению», с наполненным бокалом просто сел на свое место? И другие гости, чьи бокалы тоже были раньше наполнены, легко вернулись к шумным застольным разговорам?
Нелогично, а поэтому невероятно.
Автору представляется, что товарищ Сталин, поправив безвестного нам генерал-майора, тост, на который все слушатели всерьез настроились, естественно, произнес. Требовала того непременная культура застолья. Тем более что генерал-майор изначально предложил поднять бокалы все-таки за «сталинскую внешнюю политику». Никак нельзя такой тост было пропустить, раз он прозвучал. И все присутствующие наполненные бокалы и рюмки с воодушевлением осушили, а затем закусили, скорее всего, уже горячим. Только при подготовке машинописи, которая в 1948 году поступила в ЦПА, злосчастный тост в итоговый текст кто-то не включил. Скорее всего, даже с ведома или по указанию товарища Сталина. Это вполне возможно, учитывая, что банкетную речь и выступления-реплики сначала предполагалось опубликовать в его прижизненном Полном собрании сочинений.[300] Но затем составители по неизвестным причинам отказались от публикации любых текстов, связанных с событиями 5 мая 1941 г.