Читаем без скачивания Люди с солнечными поводьями - Ариадна Борисова

…Сандал хороший жрец и человек. Достучался до Алахчины. И Айи-Сита по зову пришла. Слепая Эмчита хорошее слово богиням сказала. Всем им поклон до земли.

Урана затравленно оглянулась, будто кто-то мог застать ее за тайными мыслями, поймать, уличить. Потому что, кроме молитв и обрядов, была тайна… Было другое, чего не забыть, как бы ни хотелось.

Позапрошлым летом Урана собирала ягоды в лесу. Увлеклась, забрела далеко и заблудилась. Незнакомая тропа привела женщину к озеру Диринг. Она знала, что где-то здесь жительствует бывший шаман Сордонг, отступник сытыганского аймака. Этот берег люди обходили стороной, имя старика лишний раз старались не поминать. Поговаривали, будто, обитая один-одинешенек, он взбесился от тоски и темными ночами пляшет с водяными на берегу. Урана сказкам не верила, но тут испугалась – а вдруг правда взбесился? Поспешила по тропе в другую сторону, попетляла и снова вышла к Дирингу.

На высоком берегу озера за трехжердевой изгородью стоял сиротливый тордох. К Уране, грозно лая, бросилась черная собака. Из двери высунулся тощий старик с угрюмым лицом, кликнул пса.

Сордонг встретил заблудившуюся женщину неласково. Потом, выслушав сбивчивые объяснения, смягчился. Был, оказывается, знаком с Тимиром. Привязал собаку к изгороди, кивнул на чурбак во дворе – садись. Сам опустился на порог. Завел обычную беседу о новостях. Урана отвечала на вопросы, удивляясь: живет отшельником, а дела в долине ему известны. Да и вообще любопытным оказался. Соскучился, знать, по человеческому разговору. Лишь когда спросил о семье, запнулась. Начала в неловкости выбирать листики и хвою из ягод в туесе. По ее молчанию Сордонг, наверное, понял, что у них с Тимиром нет детей.

– Хочешь ребенка? – спросил без обиняков.

Глаза Ураны от неожиданности вмиг затуманились влагой.

– Да, – нечаянно призналась сразу, хотя до сих пор осторожничала говорить с кем-то о своей беде. Слишком скорым был вопрос, будто обухом пал, и рухнула закрытая в сердце плотина. Не думала, что так больно это со стороны услышать. И вот они – слезы. Текут и текут, не остановишь…

– Отчего не рожаешь?

О-о, безжалостный! Разве можно пытать о сокровенном? Урана и видела-то Сордонга в жизни всего раз пять, а тут пристал с расспросами… Что сказать? Если бы сама она знала ответ! Мотнув головой, протолкнула застрявший в горле ком. Терять нечего, все равно уже выдала себя. Выдавила в смятении:

– Должно, чернота у меня в детском месте.

Сордонг внезапно привстал и, дотянувшись до живота Ураны, стремительно ощупал его. Она еще ни отпрянуть, ни испугаться не успела, а он прытко уселся на место и заявил:

– Нет никакой черноты.

– Ой ли… – Урана запоздало подобралась, сжалась от страха. Вдруг причудилось, что Сордонг не пальцами трогал, а какой-то отдельный от лица глаз прикладывал к ее чреву и быстро убрал. Но глаз успел заглянуть сквозь одежду и кожу вовнутрь. В животе стало холодно и неприятно.

– Я – шаман, – пояснил старик. – То есть был шаманом… давно. Мой джогур ушел… Однако не весь. Кое-что осталось в руках и мыслях. Я коснулся тебя, и мои руки сказали, что ты совершенно здорова всеми местами, женскими и детскими, какие есть у бабенок. Твоя болезнь находится в голове и… – Сордонг усмехнулся, – в том молоте Тимира, который бьет, не выжигая живых искр.

От волнения Урана вначале не поняла, о чем толкует старик. А когда наконец смысл дошел, отчаянно покраснела.

– Кузнец работает со всякой рудой и камнем, – продолжал Сордонг, – а души иных камней, рассердившись, что их разбудили, могут наслать незримую немощь. И хотя человек-мужчина с виду здоров и не квёл в постели, его детоносная сила слабеет.

Урана вспыхнула еще ярче, прикрыла загорячевшее лицо рукой. Помстилось – щеки сейчас огнем воспылают. В мозгу зазвучали предсмертные слова свекрови: «Ждали не мастерицу шить». Вспомнилось, как в детстве матушка Тимира заставляла уступать мужу в мелких ребячьих ссорах. Как отец выговаривал сыну за попытки помочь маленькой супруге: «Ты – человек-мужчина. Ты – глава и опора семьи, хозяин и господин! Твоим ли мастеровитым рукам пачкаться в навозе? Пусть о коровах и доме думают женщины, а у нас с тобой есть кузня!» Предстало перед Ураной и хмельное от кумыса, виноватое и одновременно вызывающее лицо мужа, когда он под утро являлся с праздничных гулянок. Ей было ведомо: бабы жалеют Тимира. Такой мужчина, ах! Высокий, красивый, наследный мастер! Молодой, но уже почитаем народом, избран аймачным главой!

Память язвила, припоминая косые взгляды кумушек, их нарочно громкие перешептывания: «Упрямец наш старшина, не берет себе младшую баджу. Бережет бесплодную женку. А чего нерожайку беречь-то!»

Сордонг словно воочию созерцал мысли Ураны. Она ведь порой и сама подумывала, что детей нет не по ее вине.

– Муж перестанет любить тебя, если ты ему об этом обмолвишься, – произнес старик.

– О чем?

Сордонг засмеялся. Он и впрямь видел мысли насквозь.

– Мужьям не нравится, когда об их вине говоришь. Лучше найти для утех другого, обмануть кузнеца и родить дитя. Пока не поздно. – Старик скользнул по дородному телу женщины изучающим взглядом. – Пока ты сама еще в силе и привлекаешь мужчин.

Далеко же зашел разговор! Урана встала, стараясь не показать, как она обескуражена и возмущена.

– Пойду. Где тут тропа, что приведет меня к дому?

Сордонг вызвался проводить. Ей теперь было противно стоять даже в трех взмахах руки от него. Еще досаднее от своих же признаний. Но помешкала и не стала отказываться. Пусть не надеется, будто его забоялась. К тому же темнело. Она вряд ли скоро нашла бы дорогу домой, а там коровы не доены. Муж, поди, сердитый сидит у окна, ужина ждет.

Вроде недолго шла Урана за стариком по тропе, ставшей неожиданно прямой и широкой, а дым из труб Крылатой Лощины показался совсем неподалеку. Сордонг весело махнул рукой:

– Вон твой аймак.

Она сдержанно кивнула:

– Благодарствую.

Сордонг с едва приметной усмешкой заглянул ей в глаза:

– Я могу помочь, чтобы в твоем детском месте завязался росток.

Урана отшатнулась в ужасе.

– Э-э, чего меня пугаться, – хихикнул он. – Хотя мысли мои полны телесных желаний, но нижние мышцы, утешители женщин, давно иссякли. Не то я имел в виду, о чем ты забеспокоилась. В моей воле сделать тебя матерью, зачавшей от мужа-кузнеца. Если надумаешь – приходи. Вот тропа к моему жилищу.

Дома Урана обо всем промолчала. Слова вперекор не молвила разгневанному Тимиру. Сам утих, видя, что жена не в себе. Она подоила коров, разлила молоко по чашам для сбора сливок, ужин на стол собрала. Но только руки двигались, а Ураны здесь не было. Урана летала в мечтах. Впрямь летала – с люлькой на облаке, пушистом и белом, как шкурка лебяжья, осиянная снизу лучом. Ночь напролет снилась гладко вытесанная березовая люлька с узором по краю. Снился тот, кто в ней дышал тонко и млечно из мягких пеленок, алея земляничными щечками. Эта ночь стала в жизни Ураны самой счастливой.

Следующий день пробежал, другой прошагал, прочь поплелся ничем не приметный третий. Убрались, сложились один за другим в прозрачную Коновязь Времен… Одолела бессонница. Урана устала вглядываться ночами в окно. Пытала Крылатую Иллэ, мать небесного табуна, сбудется ли когда-нибудь мечта. Измучилась вконец. Тогда-то и взмолилась, чтобы муж убедил Сандала совершить обряд испрошения ребенка у Хозяйки Земли Алахчины.

– Не слыхал, чтобы кому-то повезло с этим обрядом. Вдруг и у нас не выйдет? – хмуро глянул кузнец.

– Должно получиться, – холодея сердцем, сказала Урана. – Главное – крепко верить в удачу.

– Об испрошении все узнают. Не понесешь – люди могут подумать, что бесплодна не ты, а я, – откликнулся Тимир.

– А коли и так? – обронила дерзко.

В страхе откинулась к стене… сейчас муж разъярится! И точно – Тимир замахнулся. Однако кулак не долетел до жены, грохнул о стену:

– Возьму вторую бабу, увидишь, как я бесплоден!

Хлопнула дверь. Урана кинулась к окну: муж отправился в гору к жрецам. Сквозь обиду подумала: может, не за обрядом пошел. Совета спросить у озаренного – не обзавестись ли молоденькой баджей… Ну, пусть его. Зато задержится. Урана встряхнулась, сбрасывая дрожь волнения. Отодвинула зубастую лопасть кожемялки, в которую только что запихала коровью шкуру. Уже на бегу натянула тонкую шапку, плетенную из черных конских волос, с частой сеткой от докучной мошки…

Урана неслась во весь опор, и полы длинной летней дохи летели следом, как крылья, поверх кустов. Мчалась стремглав, будто за ней гнался кто-то большой и страшный. Когда тропа вдруг раздвоилась, тело споткнулось и встало, а ноги еще топтались на месте и нетерпеливые глаза спешили вперед, прыгали с одной дорожки на другую. Где же Сордонгова, широкая и прямая? Урана в растерянности заметалась по лесу. То налево сворачивала, то прямиком направлялась, где блазнился правильный путь. Шла по обманчивым просекам, сулящим выход на берег Диринга.