Читаем без скачивания Дочь царского крестника - Сергей Прокопьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не опасно?
– Да я ведь, брат, знаю, как себя вести.
Отчаянный парильщик… Мы один раз с ним на семь часов зависли у него в техникуме в бане. В выходной день. Жёны прибежали, думали: не случилось ли что с мужиками. Особенно моя Любаша заволновалась, думала: вдруг загуляли и что-нибудь случилось в связи с этим – об печку ожог или сердце не выдержало, или угорели… Загулять было исключено. Я заикнулся Николаю – пивка прихватить, после парной освежиться, он обрубил, дескать, спиртное не входит в его банную церемонию, только настои трав. Он и без бани практически не пил, с одной рюмкой весь вечер. Каких только отваров и настоев не приготовил потчевать меня в бане: успокаивающие, тонизирующие. Целый набор настоев, чтобы на каменку плескать… Дух лесной в парной стоял… И волосы чем-то полоскали, и ванночку для ног специально для меня сделал – мозоль я в дороге набил новыми туфлями…
Средний сын дяди Вани – Григорий – пошёл по музыкальной части, профессионально играл на баяне, отлично пел. Олег тоже хорошо играл на гитаре, знал массу романсов. Как услышу: «Звёзды на небе, звёзды на море, звёзды и в сердце моём…» – его вспоминаю. В том же 1973-м, в конце сентября, отец мой, возвращаясь из Забайкалья, заехал ко мне. А за два дня до этого в Омск прилетел Николай Патрин в командировку. Мы с ним и с Олегом отправились на вокзал. Отец увидел: «Ну, прямо три богатыря!» А мы действительно, в самом расцвете мужики – Олегу тридцать, нам с Николаем по тридцать четыре. У отца все котомки-сумки отобрали.
– Я с вами, братьями, – довольно заулыбался отец, – как барин!
Через два часа мы уже сидели в ресторане «Центральный». Гуляли широко. И стол по высшему разряду, и музыкой себя, какой душа желала, ублажали, Олег то и дело шёл к музыкантам с заказом. К концу вечера стал у них своим человеком, разрешили самому взять акустическую гитару, он запел:
Снился мне сад в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоем.
Звезды на небе, звезды на море,
Звезды и в сердце моём…
Голос глубокий, бархатный баритон… Задушевная гитара…
Тени ночные плывут на просторе,
Счастье и радость разлиты кругом.
Звёзды на небе, звёзды на море,
Звёзды и в сердце моём.
Отец потом много лет вспоминал, подшучивая над нашим застольем, как в Омске в ресторане пил со звёздами «кондяк», заедал курицей «табак». Он настаивал, когда делали заказ, «Столичную» взять, но мы решили гулять так гулять, банальную водку и в будний день можно. «Кондяк» был молдавский, пятизвёздочный…
Вспоминаю родных, двоюродных братьев – многие были успешными спортсменами. Объяснение одно – казачья кровь, генная закладка. Олег был перворазрядником по боксу, волейболу, лёгкой атлетике. В военном училище всем занимался, всё легко давалось. Никого не боялся. С пол-оборота заводился на несправедливость, наглость. В автобус зашли однажды с ним, а на задней площадке хамло – через слово мат. Мужчина с женщиной, муж и жена, наверное, рядом стояли, мужчина сделал замечание. Дескать, придержи язык, не в лесу среди пней, женщины, дети едут. Тот в бутылку:
– Айда выйдем, очкарь! Что? Зассал? Так молчи в тряпочку, не мешай человеку разговаривать! То же мне – выискался хер четырёхглазый!
Автобус к остановке подкатывает. Я глазом не успел моргнуть, Олег, хоть и в форме, нырнул на заднюю площадку, сграбастал придурка за грудки, приподнял:
– Пошли-ка со мной выйдем!
И, не ожидая согласия, по воздуху вынес того из автобуса. Я еле успел следом выскочить. Их двое было. Парень не из слабаков, и кореш не хлюпик. Олег за будку остановки затащил это хамло:
– Ну, давай, лайся теперь, погань подзаборная!
Тот давай ерепениться:
– Да я тебя сейчас, кусок!
Олег коротко пробил левой в печень:
– Это тебе за «куска» от офицера!
Хам пополам сложился. Куда многословие девалось? Морда скуксилась… Кореш даже не рыпнулся защищать:
– Ладно чё ты… Ну выпивши он.
Олег на прощанье придурка легонько пальцами в лоб ткнул, а у того ноги от апперкота ослабшие, он сразу на задницу и сел кулём…
К великому сожалению, любил Олег и такой вид «спорта», как литробол. Злоупотреблял водочкой. Как-то жена его Валя на работу мне звонит – запил. Я его крепко пропесочил. Каялся, божился:
– Брат, даю слово – завязываю!
И служба не заладилась, начальник стал гнобить, Олег нет бы сосредоточиться, выбрал выход попроще – начал закладывать… И достукался до суда офицерской чести… Уволили из армии… Он в два дня собрался и уехал из Омска. Передо мной стыдно было, поэтому, думаю, не предупредил, не попрощался… Звоню ему, а мне говорят: «Уехал». «Как уехал? Не может быть! Надолго?» – «Навсегда». С женой развёлся, женился на другой, сын родился, но болезненный – умер в десятилетнем возрасте от онкологии. Олег и сам рано ушёл, до пятидесяти не дотянул. Подался в нефтяники, в Томской области жил. А умер в гараже, спустился в погреб… То ли с сердцем плохо стало, то ли от газов… Непонятно…
Дядя Ваня дожил до восьмидесяти шести лет. Я с ним последний раз встречался за два года до его смерти, в 1994-м. Советский зэк, отсидевший «десятку» в магаданских лагерях, ещё курил, две-три рюмочки мог пропустить, и все передние зубы собственные… Будь жизнь нормальной, такой организм лет сто бы отмахал без труда… Его бабушка по отцу, Марфа Игнатьевна, Царствие ей Небесное, в девичестве Осколкова, в сто три года ходила в церковь, сам видел, старенькая, ветхая, но придёт с палочкой, встанет в уголке… В Драгоценке упокоилась…
А незаконнорожденный сын дядя Вани – Патришонок (которого выше упоминал и которого Астаха Писарев вырастил) – погиб в начале шестидесятых годов в Казахстане в автомобильной катастрофе. С ним
