Читаем без скачивания Красные курганы - Валерий Елманов

Князья настороженно переглянулись, и почти каждый краешком глаза посмотрел в самый дальний конец стола, где, распрямив плечи, гордо сидел Константин Рязанский.

«Что происходит?! – взывал к Мстиславу Романовичу Киевскому красноречивый взгляд Владимира Рюриковича Смоленского. – Это же он про своего рязанского князя речь ведет?! Сейчас еще, чего доброго, имя его назовет, и тогда все – убийца моего сына сядет на царский трон. Сделай же хоть что-нибудь, братан многомудрый, иначе поздно будет!»

И тут же в голове его мелькнуло запоздалое сожаление: «А я еще, остолоп, кочевряжился, князя галицкого не желая, да все мыслил, как самому на трон вскарабкаться. Вот и доупирался. Или не все еще потеряно и удастся Мстиславу венец вручить?»

– И бысть у князя оного в жизни его одна главная мысль – дабы правда на Руси силу обрела, кривда же подлая в ад низринулась, – тем временем продолжал владыка Мефодий. – Не даровал ему господь многочадия, но возвеличил имя его, кое ныне слышно во всех уголках русской земли. Но славен сей князь первым делом потому, что всегда, во всех битвах стоял за правду. Ради нее не жалел он ничего и никого, ибо дороже всех ему истина святая была. И потому господь в своей милости даровал возлюбленному чаду свому победы над ворогами своими, яко внутри земель русских, тако же и за пределами их, отчего и княжество его ныне велико, богато и людом обильно.

«Да-а, промахнулись мы с Ярославом и Владимиром, – сокрушался и киевский князь, горько досадуя на себя самого и пеняя на собственную гордыню. – Куда уж теперь самому вверх карабкаться? В самую пору задуматься, как Мстислава отстоять. А все моя вина. Забыл, что нынешний митрополит две седмицы назад еще в рязанских епископах хаживал. Вот он за своего князя голос и подал. Эх, не надо было на предложение Константина соглашаться, дабы первым слово духовному владыке давали. И что теперь делать?» – думал он, беспомощно глядя на Владимира Рюриковича.

«А не бывать тому, – ходили у того желваки на скулах. – Хоть Мстислав Галицкий, хоть черт, хоть сам сатана, но рязанцу сесть я не дам!»

– За правду оный князь и родни не щадил, – журчал голос митрополита.

Насмешливо кривились губы и рубцы на лице князя Ярослава.

«Так я и думал, что этим все кончится. И ведь какая же я дубина! Знал ведь, что митрополит своего разлюбезного рязанца предложит, а не настоял, чтобы ему слова не давали, да еще самому первому. А теперь попробуй-ка останови его, перебей. Не князь речь держит, а сам духовный владыка всей русской земли. Эх!» – чуть не крякнул он досадливо вслух, но удержался.

Ярослав осторожно покосился в сторону Константина и в душе взвыл от злости. Рязанец не просто внимал речам митрополита – он явно наслаждался ими, благосклонно кивая время от времени. Ну, ни дать ни взять – мартовский кот, перекормленный сметаной.

– А о том, как добра его душа, одному богу ведомо. Иные люди, достойные царского венца, тоже сидят в этой гриднице, но повторюсь, что оный князь достойнее прочих.

Ярослав с тоской покосился на своего тестя, который – удивительное дело – сидел весь какой-то просветленный, сосредоточенно внимая словам митрополита.

«Дубина! – захотелось ему заорать во весь голос. – Ты-то чего молчишь?! Ну ладно, ладно, в конце концов, отче криводушный, твое слово – не последнее. Ты предложил, я предложу – посмотрим, кого князья изберут».

– И ежели ваш выбор падет на него, то я, чада мои возлюбленные, не просто его благословлю, но сделаю это с превеликой радостью, – завершил свою речь владыка Мефодий и… сел.

– А… имя? – первым подал простодушную реплику Михаил Городненский.

– Имя, имя назови, отче, – поддержали князя остальные.

– Разве же я не назвал? – удивился митрополит и встал. – Вот те на. Совсем памятью слаб становлюсь, – пожаловался он сокрушенно и торжественно произнес: – Мстислав Мстиславич Галицкий, в народе по праву прозываемый Удатным. Верую, что оный князь, будучи царем, принесет удачу не токмо своему княжеству, но и всей Руси.

Реакция присутствующих на сказанное была разной. Ярослав, уже привставший с места, чтобы категорично заявить: «Не бывать тому», растерянно плюхнулся на лавку, не в силах вымолвить ни слова. Мстислав Романович только покрутил головой, избавляясь от оцепенения, а Владимир Рюрикович с облегчением вздохнул. Некоторые князья из числа тех, кто под конец речи митрополита тоже решил, что тот рассказывает о Константине Рязанском, дружными вздохами поддержали смоленского князя, оставшиеся тугодумы восприняли названное имя как должное.

Наиболее загадочно повели себя двое. Первым был сам рязанец. Как ни удивительно, но на лице его гуляла легкая беззаботная улыбка, будто и он, подобно другим, ожидал услышать именно это имя. На нем не промелькнуло ни тени разочарования или злости.

А чего злиться, когда все идет как надо? Ведь это он, Константин, посоветовал Мефодию так составить свое выступление, чтобы все подумали, будто речь идет именно о рязанском князе. Он не собирался попусту трепать нервы присутствующим – цель его была абсолютно практическая.

– Представь, отче, какая буря негодования поднимется в душе у каждого, кто решит, будто ты сейчас назовешь мое имя. И на тебя, как на бессовестного обманщика, и на меня, на которого чуть ли не у всех зуб имеется.

– Ну, представил, – растерянно произнес ничего не понимающий митрополит. – А зачем тебе эта буря?

– Вместе с ней еще и девятый вал поднимется, чтобы отстоять своего кандидата, который не окаянный рязанец, а Мстислав Удатный. И даже те, кто еще колебался с выбором, немедленно захотят выступить в защиту галицкого князя.

– Так-так, – задумчиво протянул владыка Мефодий, уже начиная кое-что понимать.

– А дальше все элементарно, – развел руками Константин. – Ты называешь имя Мстислава, а положительные эмоции в отношении его в головах уже есть. Так разом схлынуть они просто не могут – по закону инерции человеческих чувств на это нужно время. И тогда все разом проголосуют за галицкого князя, что нам и нужно.

– Как-то оно… – поморщился митрополит. – Чем-то неприятным от затеи твоей отдает. Только не пойму, чем именно. Знаю лишь, что не очень хорошим. Прохиндейство какое-то получается, да и только. А по-простому нельзя?

– Можно, – согласился Константин. – Но вот шансов на избрание Удатного тогда будет меньше. Не думаю я, что его двоюродные братья так вот безропотно царский венец ему уступят. Один уже сейчас на старейшем столе сидит и совсем не прочь корону на свою голову напялить. Второй в затылок ему дышит, потому что не сегодня завтра тот умрет и киевский стол смоленскому князю должен перейти. А вот теперь представь, что все они начнут о своих правах вспоминать – и что тогда получится?

– А что получится? – осведомился митрополит.

– Разброд, всеобщее шатание и никакого царя. Это я тебе гарантирую. А времени до Калки остается все меньше и меньше. Так что, владыка ты мой разлюбезный, это у нас последний шанс добром и миром все решить. Ва-банк – иначе не скажешь. Да и не сделаешь ты ничего предосудительного. Ну, пугнешь малость народишко. Не страшно. В конце-то концов, они сами виноваты, если решат, будто ты обо мне говоришь. Ты же по-честному, без обмана.

– А как же я буду о нем говорить, но так, чтоб о тебе все подумали? – сдался митрополит.

– Это ерунда. Будем исходить из сходства биографий и опираться именно на них, – улыбнулся Константин. – Я уже все продумал детально. Слушай внимательно, – принялся он растолковывать отцу Мефодию, что именно тот должен упомянуть в своей речи.

Но все это было накануне. Теперь же, сидя в жарко натопленной гриднице и блаженно улыбаясь, Константин начинал осознавать, что до момента, когда все сбудется именно так, как он задумывал еще несколько месяцев назад, оставалось всего ничего – считанные минуты.

– Кто инако мыслит? – спросил митрополит и строго оглядел сидящих.

– Да нет, чего уж тут, – послышались разрозненные голоса.

– Славный выбор наш митрополит учинил.

– По совести.

– Быть Удатному!

Выждав для приличия десяток секунд, владыка Мефодий удовлетворенно кивнул и уже хотел было обратиться к Мстиславу Мстиславовичу с напутственной речью, но тут, опережая митрополита, со своего места тяжело поднялся сам галицкий князь.

Он хмуро оглядел всех присутствующих, глухо кашлянул в кулак и медленно произнес:

– За то, что восхотели избрать меня, благодарствую, – он тяжело склонил свою седеющую голову, в которой – Константин это хорошо помнил – белоснежных волос по сравнению с их предыдущей встречей изрядно поприбавилось. – Тут наш митрополит накануне всем предложил еще раз помыслить как следует, кого возвести на царский стол. И я тоже поразмыслил. И впрямь изрядно достойных людей здесь собралось. Это славно. И молодых немало, – широким жестом указал он на своего зятя Даниила с братом Василько, не забыв и про Ингваря с Давыдом. – И тех, что в соку самом, – последовал взгляд в сторону Владимира Рюриковича и Святослава Мстиславовича. – И тех, кто поболе меня сединой убелен да опытом умудрен, – отдал он дань уважения хозяину терема.