Читаем без скачивания Осень в Шотландии - Карен Рэнни

– Ну уж такого никто бы не сказал!

– У меня пять сестер. И все они мечтали поскорее выйти замуж. Я представляла собой ошибку, наглядный пример, которым родители не преминули бы воспользоваться, чтобы держать их в узде. «Не будешь вести себя прилично, с тобой будет то же, что и с Шарлоттой».

– А что бы ты стала делать, если бы я оказался здесь? – с искренним интересом спросил Диксон. – Когда приехала в Шотландию?

– Застрелила бы тебя.

Его неудержимый смех удивил их обоих.

– Застрелила бы? – переспросил он, отсмеявшись. – Ты серьезно?

– Абсолютно серьезно. Я очень хороший стрелок, – ответила Шарлотта. – Отец научил меня.

– Относился к тебе как к мальчику?

Шарлотта удивилась:

– Думаю, он хотел, чтобы я была сыном. Почему ты спрашиваешь?

– В Пинанге есть человек с дюжиной дочерей. Он то гордится ими, то впадает в отчаяние. Пока они были маленькими, он обращался с ними как с мальчишками, учил их всяким штукам, которые они никогда бы не смогли делать. Когда девушки подросли, он стал настаивать, чтобы они были воплощением женственности. Неудивительно, что они запутались.

– Значит, ты считаешь, что я тоже запуталась?

Не глядя на Диксона, Шарлотта сунула кочергу в стойку, развернулась, прошла через всю комнату и села к столу.

– В этой сказке нет морали, – отвечал он. – Мне нечего больше добавить об отцах и дочерях. Я не дочь и скорее всего никогда не стану отцом.

– Это правда, – бесстрастно отозвалась Шарлотта. – Не станешь.

Вместо того чтобы сесть рядом с ней, Диксон взял стул и устроился против камина.

– Мне всегда нравилась эта комната, – заявил он. – Она напоминает мне о детстве.

Шарлотта ничего не спросила, и Диксон не стал продолжать тему, внезапно почувствовав, что может проговориться. Он едва не рассказал ей про дядю, который был отцом Джорджа. Он молча смотрел на яркие огненные языки. В голову невольно пришло сравнение: сама Шарлотта тоже напоминала пламя – блестящая, загадочная и опасная.

Не находя себе места, Шарлотта поднялась, подошла к камину, протянула руки к огню, как будто стараясь согреться. В комнате было совсем не холодно. Может быть, это нервы? Неужели она нервничает из-за него? Или ощущает его присутствие так же остро, как и он – ее?

Платье надежно скрывало ее тело – от шеи до туфель ни единой полоски кожи, словно нынешним утром она одевалась с единственной целью – спрятать себя от его глаз, однако ярко-голубое шерстяное платье прекрасно обрисовывало фигуру. Тонкая талия над изгибом бедер будила в Диксоне желание прикоснуться к ней. У Шарлотты явно были длинные ноги и наверняка прекрасной формы. Даже спина от плеч до талии выглядела безупречным творением природы.

Диксон не мог не уважать ее не только за ум, но и за честолюбие. Впрочем, может быть, не за честолюбие, а, скорее, за целеустремленность. Она не полагалась на других, а сама спасала себя от беды.

Диксон не удивлялся, что такая женщина вызывает в нем восхиидение и симпатию, но он поразился, услышав вдруг собственный голос:

– Шарлотта, не могли бы мы начать все сначала? Я стал на пять лет старше. Ты – чуть трезвее, я – немного мягче.

Она обернулась и долго смотрела ему в лицо. Выражение ее лица вызвало в душе Диксона бесконечную благодарность. Это была смесь удивления и страха. Оно вернуло его к реальности, заставило осознать смысл собственных слов. Он что, совсем потерял разум? Очевидно, потерял.

Диксон вскочил на ноги и хотел выбежать из комнаты, но тут вдруг понял, что именно так поступил бы Джордж. Однако кузен никогда бы не позволил себе оказаться в ловушке, запутаться в паутине собственных слов. Для этого он был слишком скользок.

– Прости меня, – прервал он затянувшееся молчание.

Шарлотта обхватила талию руками и продолжала смотреть на Диксона. Ему хотелось убедить ее, что он не сошел с ума, что его разум не замутнен каким-либо экзотическим веществом с Востока, где они имеются в таком изобилии. Он просто выразил свои чувства, пусть и запретные.

Сердце Диксона наполнилось чувством одиночества и сожаления. Жажда обладания и страсть примешивались к этой взрывоопасной смеси. Ему нужна была именно эта женщина – с настороженным взглядом и легкой дрожью во всем теле.

Диксону хотелось ее поцеловать, обнять, забыться в тепле ее рук. Вместо этого оба стояли и молча смотрели друг на друга. Диксон слегка поклонился, сознавая, что умнее всего будет просто уйти.

Именно в этот момент он заметил рисунок, выбитый на облицовочном кирпиче камина.

Это был рисунок герба с саркофага первого графа Марна. Здесь он повторялся на нескольких кирпичах и со стороны выглядел как простое украшение, как часть орнамента. Сколько поколений смотрели на него и не замечали?

Диксон разрывался между любопытством и осторожностью. Сейчас, однако, было не время для поисков. Он дождется момента, когда Шарлотты не будет в комнате.

– Я покидаю тебя. – Слова прозвучали почти нелепо.

Вот бы позаимствовать у Мэтью немного магии и удалиться в клубах дыма и вспышках огня.

У двери Диксон оглянулся:

– Я не хотел тебя обидеть, Шарлотта. Прости меня.

Он не ждал ответа и не получил его. В молчании Диксон закрыл за собой дверь.

Как только он вышел, улыбаясь этой своей раздражающей полуулыбкой, Шарлотта заставила себя вернуться за стол и заняться корреспонденцией.

«Я не хотел тебя обидеть, Шарлота. Прости меня».

Его слова не шли у нее из головы. Глядя невидящими глазами на письмо леди Элинор, Шарлотта размышляла, чего же он от нее ждет. Светской улыбки и легких слов: «О, не о чем говорить. Не расстраивайся»? Или: «Джордж, не бери в голову. Я все прекрасно понимаю»?

На самом деле ничего она не понимала. Совсем ничего. Не понимала, почему он ее бросил и почему вернулся сейчас, еще более обаятельный, чем прежде, но с новой твердостью во взгляде, которой прежде у него не было. Теперь он казался ей опасным и непредсказуемым, а все его обаяние только поверхностным. Он стал человеком, который настораживал Шарлотту, даже пугал, потому что ее сердце слишком сильно колотилось в его присутствии.

Во всяком случае, он должен чувствовать раскаяние. Пережить хоть несколько бессонных ночей, размышляя над тем злом, которое он ей причинил.

Кто знает, может, стоит обдумать предложение леди Элинор?

Однако такая идея казалась Шарлотте воплощением безнравственности, особенно потому, что она сама не могла донять, какие чувства испытывает сейчас к Джорджу. Почему она не решилась просто выйти за ним следом и просить, почему он ее оставил?

В ответ он мог сказать что-нибудь ужасное, чего она никогда не смогла бы забыть. Например, так: «Шарлотта, я не мог с тобой жить. Даже из-за твоих денег». Или даже хуже: «Я любил другую женщину».