Читаем без скачивания Боги среди людей - Кейт Аткинсон

— Никогда не задумывалась, откуда такое название, — сказала Нэнси, которая, положив руки на плечи Тедди, стояла у него за спиной и читала заметки.

Из наперстянки производят лекарство, стимулирующее работу сердечно-сосудистой системы, однако в народной медицине это неприхотливое растение испокон веков применялось для лечения самых разнообразных недугов. Во время войны, как многие знают, и, возможно, на собственном опыте, повсеместно создавались пункты приема лечебных трав, ставившие своей целью заготовку наперстянки для производства лекарственного препарата «дигиталис» в условиях отсутствия импорта.

— От моей мамы набрался, — заметила Нэнси.

— Да, верно. Она руководила пунктом приема лекарственных трав.

— Твоя мама считает мою ведьмой, — добавила Нэнси. — Три века назад она бы приговорила мою маму к позорному стулу и утоплению.

В «Эйсвике» сад, считай, полностью зарос наперстянкой. Позаимствовав у фермера две косы, Тедди и Нэнси кое-как выкосили лужайку, а все прочее оставили на откуп природе. Среди такого великолепия пейзажа они не видели особого смысла разбивать цветники. И лишь после переезда в Йорк Тедди с удивлением обнаружил, какую радость может принести четверть акра пригородной земли.

Чмокнув мужа в макушку, Нэнси сказала:

— Пойду тетрадки проверять.

Она больше не преподавала в гимназии для умненьких девочек, а по велению совести перешла туда, где «на самом деле была нужна». Каждый день ездила на машине в Лидс, где возглавила преподавание математики в благодарной средней школе. Теперь Нэнси повсюду фигурировала под фамилией мужа, распрощавшись с «мисс Шоукросс» еще в гимназии. В новой школе, с большим количеством «социально незащищенных» детей, охотно брали на работу замужних женщин. Туда бы и безголовую лошадь взяли, говорила Нэнси, лишь бы закрыть брешь по части математики.

Сам Тедди медленно, но верно становился фактическим редактором «Краеведа» — по мере того, как Билл Моррисон все больше «самоустранялся». Для выполнения самых утомительных редакционных заданий, связанных с беготней по городу, Тедди нанял вчерашнего выпускника школы, но бо́льшую часть материалов по-прежнему писал сам.

В выходные дни, как они доложили миссис Тейлор-Скотт, у них была традиция совершать многочасовые прогулки по долине и холмам, чтобы, по выражению Агрестиса, «природу лицезреть в различных одеяньях» и набираться впечатлений для колонки натуралиста. Они держали собаку — милейшего черно-белого колли по кличке Мосс, который ежедневно сопровождал Тедди на работу. Вечерами Тедди и Нэнси решали кроссворды или зачитывали друг другу выдержки из «Манчестер гардиан». В доме была радиоточка, а ко всему прочему, они любили играть в криббедж и слушать граммофон — свадебный подарок Урсулы.

— Друзья, знакомые? — допрашивала женщина-инспектор.

— На самом деле у нас времени нет, — ответила Нэнси. — Мы работаем, а на досуге друг с другом общаемся.

— Устный экзамен на засыпку, — говорила потом Нэнси мужу. — Стоило мне упомянуть, что мы любим слушать оперу, как ее прямо передернуло, клянусь. А когда я сказала, что мы с тобой выросли в многодетных семьях, она, как пить дать, подумала, что нам с тобой передалась тяга к неуемному сексу или, еще того хуже, к католической вере. К тому же я никак не могла понять, что для нас выгоднее: широкий круг знакомых или двое-трое друзей. Подозреваю, что здесь я оплошала. А Мосса вообще не нужно было упоминать: эта мадам собак не любит. И про «Гардиан» зря сказали: она определенно предпочитает «Миррор».

— В церковь ходите? — Миссис Тейлор-Скотт буравила взглядом Тедди, словно хотела вытянуть из него постыдную тайну.

— В англиканскую, каждое воскресенье, — поспешила ответить Нэнси.

Еще одно быстрое пожатие руки.

— Викарий даст вам рекомендацию?

— Естественно. — («Я не уклонилась от ответа». Нет, просто солгала, подумал Тедди).

— Мы можем заделаться методистами — будем наведываться в местную часовню, — сказала потом Нэнси. — Миссис Тейлор-Скотт, я уверена, с пиететом относится к доктрине Уэсли{77} — он же ратовал за примерное поведение.

«Не дай мне Боже дожить до того срока, когда я не смогу приносить пользу!» — эти слова Тедди процитировал на похоронах Урсулы, о чем впоследствии пожалел, так как это прозвучало чванством, тем более что сестра умерла в шестьдесят шестом, когда полезность была не в чести. За годы войны Урсула избавилась от каких бы то ни было религиозных убеждений, но восхищалась методистской сдержанностью и стойкостью.

Тедди взял на себя все приготовления к похоронам Урсулы, а потом не один месяц ждал, что она ему напишет и расскажет, как все прошло. («Дорогой мой Тедди, надеюсь, это письмо найдет тебя в добром здравии».)

— Что с тобой, дедушка? — Спустившись к завтраку в гостинице «Фэйрвью», Берти наклонилась поцеловать его в щеку. — Воспоминания замучили?

Он погладил ее по руке:

— Вовсе нет.

Сегодня они хотели осмотреть места его воинской службы — близлежащие аэродромы. Нынче — промышленные зоны или загородные торговые комплексы. Кое-где выросли жилые кварталы, на одном летном поле стояла тюрьма, но то место, откуда он отправился в первые свои боевые вылеты, еще пустовало, как и подсказывало мрачное воображение, рисовавшее призрачные фундаменты бытовых корпусов, след кольцевой дороги, очертания свалки боеприпасов и слепые глазницы командно-диспетчерского пункта, от которого осталась лишь пустая оболочка с проржавевшими рамами и бетонным крошевом. Внутри все заполонили травы: кипрей, крапива, конский щавель, но уцелела часть щита оперативного управления и прибитая к стене выцветшая, рваная карта Западной Европы, давно неактуальная.

— «Пройдет и это», — сказал Тедди, обернувшись к Берти, а та ответила:

— Не надо. А то мы разревемся. Давай-ка посмотрим, где здесь можно выпить по чашке чая.

Они нашли паб под названием «Черный лебедь», где заказали чай с лепешками, и только при оплате счета Тедди вспомнил, что был здесь, когда впервые пошел гульнуть с ребятами; этот паб они между собой прозвали «Грязная утка» и впоследствии не раз заваливались сюда всем экипажем.

— Как по-твоему, мы выдержали испытание у миссис Тейлор-Скотт? — нахмурилась Нэнси.

— Не знаю. Она старалась держать карты ближе к орденам.

Но до подбора малыша какого бы то ни было цвета дело не дошло: Нэнси, спустившись к завтраку, сказала:

— Меня, кажется, посетил ангел.

— Что, прости?

Тедди поджаривал тосты; занятый мыслями об Агрестисе, он даже не подумал о Благовещении. Вчера на лугу он видел, как боксируют зайцы, и теперь придумывал какую-нибудь фразу, способную передать удовольствие от этой сценки.

— Ангел? — переспросил он, с усилием отвлекаясь от Lepus europaeus («у кельтов — посланники Эостре, богини весны»).

Нэнси блаженно улыбнулась.

— У тебя тосты подгорают, — сказала она. А потом: — Благословенна я между женами.{78} Кажется, у меня будет ребенок. У нас. У нас, любимый мой, будет ребенок. Забилось новое сердечко. У меня внутри. Чудо.

Хотя Нэнси много лет назад отвергла христианство, Тедди порой замечал в ней что-то возвышенное, religieuse.[12]

Тяжелейшие роды длились двое суток; в какой-то момент, ближе к концу, врач отозвал Тедди в сторону и предупредил, что, возможно, сейчас встанет вопрос, кому спасать жизнь: матери или ребенку.

— Нэнси, — без колебаний потребовал Тедди. — Спасайте мою жену.

Тедди оказался неподготовленным. С окончанием войны полагалось выходить из долины смертной тени к солнечным нагорьям.{79} Он утратил боевой дух.

— Тебя просили сделать выбор, — сказала Нэнси, когда и мать, и дитя благополучно оклемались. («Кто, интересно знать, ей сказал?» — подумал он.)

Бледная от потери крови, с сухими, растрескавшимися губами и мокрыми от пота волосами, Нэнси лежала в постели. На взгляд Тедди, она была прекрасна: великомученица, не сгоревшая в пламени. Младенец у нее на руках оставался странно безучастным к их общим испытаниям.

— А я бы сделала выбор в пользу ребенка. Надеюсь, ты это понимаешь? — выговорила Нэнси, бережно целуя в лобик новорожденную кроху. — Если бы у меня спросили, кого спасать, тебя или ребенка, я бы выбрала ребенка.

— Понимаю, — ответил Тедди. — Мною двигал эгоизм. А ты подчинилась материнскому долгу (отцовский долг, видимо, был не в счет).

Спустя годы Тедди спрашивал себя: не прознала ли, часом, Виола, что он, по крайней мере в теории, ничтоже сумняшеся вынес ей смертный приговор? Когда у его жены во время беременности спрашивали, кого она больше хочет, мальчика или девочку, Нэнси всякий раз со смехом отвечала: «Мне лишь бы ребеночка», но когда на свет появилась Виола и стало ясно, что детей у них больше не будет, Нэнси сказала: «Хорошо, что у нас девочка. Мальчик вырастет, уйдет — и будет отрезанный ломоть: его заберет другая женщина. А девочку никто не отнимет у матери».