Читаем без скачивания Волевой поступок - Барбара Брэдфорд

– Адриан Кентон – не твой отец! Не твой отец, слышишь? Ты ублюдок. Ублюдок Питера Лейси. Она путалась с ним еще при жизни Адриана. Мой бедный дорогой Адриан вынужден был молча сносить все это.

Одра отскочила назад и в ужасе затрясла головой, как бы отбрасывая от себя эти слова.

– Это неправда! Это неправда! – кричала она.

– Это правда! – шипела Алисия. – Твоя мать прелюбодействовала, и ты – незаконнорожденная!

– А вы лгунья, Алисия Драммонд!

Винсент понял, что должен действовать немедленно.

Он схватил Одру за руку и почти выволок ее в прихожую. Повернувшись на каблуках, он бросился назад в гостиную, схватил три картины, снятые им со стен, затем повернулся к Алисии Драммонд.

Она стояла посреди комнаты, заламывая руки с диким взглядом и лихорадочными пятнами на лице. Он подумал, что она окончательно помешалась.

– Я вернусь в следующую субботу за остальными вещами Одры, – отрезал он. – Надеюсь, они будут в хорошем состоянии или….

– Как вы смеете мне угрожать!

– Я вам не угрожаю. Я просто хочу, чтобы вы поняли, что я отношусь к этому самым серьезным образом. И закон на нашей стороне; подумайте об этом, миссис Драммонд.

Одра стояла в холле, где ее оставил Винсент, прижимая к груди шкатулку с драгоценностями. Лицо ее было белым, она дрожала.

– Пойдем, – сказал он. – Придержи, пожалуйста, дверь, любимая, у меня заняты руки.

– Да, – ответила Одра, пытаясь совладать с собой и торопясь вслед за мужем, чтобы открыть переднюю дверь.

Лишь очутившись в автомобиле дяди Фила и отъехав на некоторое расстояние от дома, Винсент вздохнул с облегчением. Подъехав к воротам в конце длинной подъездной аллеи, он сбавил скорость и вывел машину на главную дорогу, ведущую в Рипон. Несколько минут он ехал в направлении города, а когда расстояние между ними и Грейнджем стало значительным, остановился, припарковав машину под высокой живой изгородью.

Они повернулись друг к другу одновременно.

Винсент никогда не видел Одру такой бледной; она прижимала к себе шкатулку с драгоценностями, словно боясь, что кто-нибудь отнимет ее. Но по крайней мере она перестала дрожать. Когда он заглянул ей в глаза, его сердце защемило от жалости. В них застыла боль. Ему хотелось утешить ее, но он не знал, как это сделать.

Он прошептал успокаивающе:

– Теперь все в порядке, любимая. Тебе больше никогда не придется переступать порог этого проклятого дома.

Одра кивнула.

– Да, – сказала она.

Некоторое время они продолжали смотреть друг на друга молча. Наконец она тихо произнесла:

– Ты ведь не думаешь, что это правда, Винсент? Ты ведь не думаешь, что я… незаконнорожденная? – Ее губы задрожали и глаза наполнились слезами.

– Не верю! Конечно, не верю! – воскликнул Винсент с таким неистовством, что его голос прозвучал, как гром, внутри маленькой машины. – Ты же сама сказала ей это прямо в лицо… она лгунья.

– Но почему она пошла на такую ужасную, такую подлую ложь?

Пораженный этим вопросом, Винсент с удивлением посмотрел на свою молодую жену и ответил:

– Одра… любимая… ну ты же не дурочка, ты же знаешь почему. Она же совершенно ясно тебе дала понять. – Его голос изменился, став намного жестче. – Она мерзкая старая корова, злобная и завистливая. И не только это. По-моему, она к тому же чокнутая. У нее не все дома, факт. Я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день за ней приедет карета и ее поместят в обитую войлоком палату.

– Возможно, ты прав, – медленно произнесла Одра, и все-таки она сомневалась. Она стала размышлять об Алисии Драммонд. Конечно же, это была скверная женщина. Злая. Но сумасшествие здесь могло быть вовсе ни при чем. Мысли Одры невольно обратились к братьям, и она вздохнула вспоминая о том, сколько невзгод пришлось им пережить за все эти годы в Австралии, и о том одиночестве и мытарствах, которые выпали на ее долю после их отъезда. Самое ужасное заключалось в том, что все это было никому не нужно, всего этого могло бы не быть.

– Ты успокоилась? – спросил Винсент.

– О да, – пробормотала Одра. – Я только подумала… люди могут быть такими подлыми, правда?

– Да, крошка, это правда, – согласился он и коснулся ее руки. – Попытайся расслабиться… никто не собирается красть твою шкатулку.

Одра улыбнулась и положила шкатулку на колени. Спустя минуту или две она заметила:

– Ну, я полагаю, что нам лучше двинуться в путь. Не можем же мы сидеть здесь целый день.

– О'кей… но куда, Одра? Ты все еще хочешь нанести визит своей двоюродной бабушке? Или мы оставим эту мысль и отправимся в Харрогит?

После небольшого колебания Одра решилась:

– Я думаю, что мы должны к ней поехать. Она ждет нас, и я хочу, чтобы ты с ней познакомился. – Посмотрев на Винсента успокаивающе, она добавила: – Бабушка намного приятнее, чем ее ужасная дочь, уверяю тебя?

– Тогда объясни, куда ехать.

– Вообще-то мы уже недалеко. Поезжай по этой дороге, минут десять до Лужайки сапожника, она будет по правой стороне. Там повернешь. Коттедж «Беделия» в самом конце.

Винсент вел машину на значительной скорости, и все это время они молчали. Только когда они повернули на Лужайку сапожника, Одра сказала:

– Знаешь, а это могло бы быть правдой.

Сразу поняв, что она имеет в виду, Винсент, не задумываясь, ответил:

– Может быть, и могло, но на твоем месте я не стал бы тратить время на подобные раздумья.

– Почему?

– Потому что ты никогда не узнаешь правды. Твоя мать – единственный человек, который мог бы раскрыть тебе глаза, но она умерла.

– Но она могла довериться бабушке Фрэнсис. Я уже говорила тебе, что они были очень близки.

– Но ты же не собираешься спрашивать об этом старую леди?

– Может быть, и спрошу.

Но Одра так ни о чем и не спросила свою двоюродную бабушку.

Приехав в коттедж «Беделия» они сразу же поняли, что старая леди очень слаба. Близился вечер, но погода была по-прежнему чудесная – солнечная и теплая. Несмотря на это, окна были плотно закрыты, и бабушка сидела перед огромным затопленным камином в захламленной гостиной, накинув шелковую шаль на иссохшие плечи и протянув руки к огню.

Одра провела Винсента через комнату, тесно заставленную викторианской мебелью и наполненную безделушками. Давно забытый запах этой комнаты сразу же напомнил Одре о прошлом. В сухом, пыльном воздухе витал запах перезревших яблок, лака для мебели и сухих духов, как это было в те годы, когда она приходила сюда ребенком. И, когда она наклонилась, чтобы поцеловать морщинистую щеку, на нее пахнуло смесью нафталина, лавандовой воды и мяты. Одру охватило чувство нежности к Фрэнсис Рейнолдс. Внезапно нахлынувшая ностальгия не отпускала ее в течение нескольких минут.