Читаем без скачивания Рождение сверхдержавы: 1945-1953 гг. - Александр Пыжиков

Создание в лице системы партийно-политического просвещения разветвленной и мощной пропагандистской машины не решало всех проблем идеологического воздействия на массы, не достигая нужных властям результатов. Несмотря на постоянное действие сильного идеологического пресса, недовольство реальной жизнью накапливалось, что не было секретом для власти. В ЦК ВКП(б) постоянно поступали сигналы с мест о негативных высказываниях и настроениях в отношении советской власти и существующего строя. Например, в г. Струнино (Владимирская обл.) на одном из партсобраний прозвучала следующая мысль: «Мы видим собственными глазами, что в нашей стране построено много заводов и фабрик. Все это верно, но мы старики, что от этого получили? Что нам дала Конституция? 250 граммов хлеба и больше ничего». В Ленинградской области на выборах в Верховный Совет РСФСР на некоторых бюллетенях сделаны надписи: «Долой принудительный труд», «Да здравствует свобода слова и печати», «Долой крепостное право коммунистов». В Молдавской ССР агитаторов спрашивали: «Когда у нас будет много хлеба, жиров, сахара и других продуктов», «Когда народ будут кормить досыта?» и т. д.[337] Развивать эти темы, отвечая на заданные вопросы, официальной пропаганде было неудобно и трудно. Поэтому полемика большей частью ограничивалась штампами типа: «Жить еще нелегко. Но советские люди знают, что наши трудности носят временный характер, что они безусловно преодолимы, и что высокие большевистские темпы хозяйственного строительства являются залогом быстрейшего преодоления трудностей».

Глава 4

Конфигурация и функционирование власти

Политика большого террора 1937-38 годов привела к практически полному уничтожению правящей элиты Советского Союза. Репрессиям были подвергнуты партийно-государственные кадры, высший состав военного командования, хозяйственные руководители. Масштабы трагедии, происшедшей в конце 30-х, еще долго будут оставаться предметом изучения со стороны специалистов по истории советского общества. Для нашего же исследования важно другое: оборотной стороной репрессивной политики, проводимой Сталиным, стало выдвижение и появление на вершине партийно-государственной иерархии новой плеяды руководителей. Это молодое поколение в силу своего возраста не имело непосредственно революционных заслуг, не принимало активного участия в военных событиях 1917–1920 годов. Главной его чертой являлась полная и безоговорочная преданность Сталину, которому они были обязаны своим внезапным и стремительным возвышением.

Перед началом Великой Отечественной войны в высших органах власти страны — Политбюро ЦК ВКП(б) и Совнаркоме — появляется ряд выдвиженцев Сталина — А. Жданов, Л. Берия, Г. Маленков, Н. Вознесенский. Именно они занимают ведущие позиции в окружении вождя. Жданову и Маленкову поручалось руководство партийным аппаратом и кадрами, при этом их постоянно привлекали к решению различных государственных вопросов. Первым заместителем Сталина в СНК и его заместителем по военным и военно-морским делам стал Вознесенский, потеснивший в правительственной иерархии В. Молотова и А. Микояна. Л. Берия, находясь с 1938 года на посту наркома внутренних дел, курировал как заместитель председателя Совнаркома ряд ключевых ведомств — вновь созданный наркомат государственной безопасности, наркоматы лесной промышленности, цветной металлургии, нефтяной промышленности и речного флота. Все эти лица стали не только членами Центрального Комитета ВКП(б), избранными XVIII съездом партии, но и кандидатами в политбюро ЦК (Жданов являлся членом политбюро с 1939 года). Очевидно, что за этими кадровыми перестановками среди высшего руководства, срежессированными Сталиным, просматривалась конкретная цель — оттеснение «старой гвардии» посредством противопоставления ей новых активных выдвиженцев.

В годы Великой Отечественной войны этот сталинский подход получил дальнейшее развитие. «Молодые кадры» заметно укрепились в руководстве страны. Маленков, Вознесенский, Берия вошли в состав чрезвычайного органа власти, действовавшего в военный период — Государственного комитета обороны, где отвечали за жизненно важные направления функционирования экономики в военных условиях. Маленков курировал авиационную промышленность, Вознесенский занимался металлургическим, нефтяным и химическим комплексами, Берия обеспечивал производство вооружения и боеприпасов, а с мая 1944 года сменил Молотова на посту заместителя Председателя ГКО. Главенствующая роль «молодых кадров» в годы войны прослеживается и по журналам посетителей кабинета Сталина за 1941-45 гг. Весь этот период Маленков, Берия вместе с Молотовым неизменно входили в тройку руководителей, наиболее часто посещавших вождя.[338] В этом смысле важно подчеркнуть, что одним из заметных итогов внутреннего соперничества на вершине власти в те годы стало формирование связки Берия-Маленков. Их союз представлял мощнейшую аппаратную силу, контролирующую многие рычаги государственно-партийного управления в стране и серьезно противостоящую «старой группировке».

Изменения, произошедшие на вершине власти в годы войны, вызвали у Сталина потребность «прощупать» ближайших соратников на предмет их возможных политических планов. Как вспоминал позднее Молотов, «после войны Сталин собрался уходить на пенсию и за столом сказал: «Пусть Вячеслав (Молотов) теперь поработает. Он помоложе». Разговор такой у него был на даче, в узком кругу. Он сказал без всякого тоста».[339] Характерно, что именно после таких разговоров, по мнению Молотова, более отчетливо проявлялось недоверие Сталина к нему и возрастало доверие к другим членам партийного руководства,[340] игравшим на подозрительности вождя.

Осенью 1945 года произошли события, до недавнего времени неизвестные даже узкому кругу специалистов-историков. Почти сразу после окончания второй мировой войны у Сталина случился инсульт, спутавший планы и расчеты многих его ближайших соратников. Решением Политбюро он был в октябре отправлен в отпуск, где пробыл более двух месяцев. Сохранилась переписка Сталина с членами оставшегося в Москве высшего руководства, проливающая свет на причины многих последующих событий.

Формальным руководителем в отсутствие Сталина остался Молотов. Но никаких принципиальных решений он не мог принять не только без согласования со Сталиным, но и без поддержки Маленкова, Берии и Микояна. Ответственность же за все принимавшиеся этой «четверкой» решения нес именно Молотов. Есть основания полагать, что именно этим и попытались воспользоваться Маленков и Берия с целью дискредитации Молотова в глазах Сталина во время его отсутствия в столице.

Камнем преткновения стали робкие изменения в информационной политике, проведенные с разрешения Молотова. В начале ноября 1945 года центральная советская печать поместила выдержки из речи У. Черчилля, где он весьма лестно отзывался о вкладе СССР в разгром общего врага и давал высокую оценку Сталину на посту Верховного Главнокомандующего в годы войны. Казалось, это не могло не понравиться вождю. Однако вышло иначе. 10 ноября Сталин направляет «четверке» телеграмму, в которой подвергает критике ее действия. «Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалениями России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР… Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам. У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жестокую борьбу… Советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня».[341]

Судя по тональности телеграммы, она еще не предвещала грозы. Правда, за неназванными «ответственными работниками» отчетливо просматривалась фигура наркоминдела Молотова. Сталин лишь предупреждал о том, что даже в таких мелочах следует советоваться лично с ним. Это понял Молотов, направивший Сталину следующий ответ: «Опубликование сокращенной речи Черчилля было разрешено мною. Считаю это ошибкой… Во всяком случае, ее нельзя было публиковать без твоего согласия».[342]

Однако ситуация не разрядилась, а, наоборот, продолжала осложняться. К этому времени Молотов совершил еще одну ошибку (возможно по «подсказке» товарищей по «четверке»). На приеме в НКИДе по случаю годовщины Октябрьской революции он внезапно дал согласие западным корреспондентам на снятие цензурных ограничений на отправляемые ими из Москвы корреспонденции (раньше это было невозможно сделать без визы отдела печати НКИД). Правда, он сказал им при этом об ожидаемой «взаимности» в этом вопросе со стороны западных стран. Удивление вызывает другое. Еще 1 ноября Молотов в присущей ему жесткой форме отреагировал на коллективный протест, подписанный западными корреспондентами в Москве. Изменение позиции можно было объяснить либо согласием Сталина, либо мнением «четверки». Однако, судя по последующей реакции Сталина, с ним никто не советовался по этому довольно важному вопросу. Остается предположить, что Молотов изменил свою позицию в связи с мнением коллег по «четверке».