Читаем без скачивания Трудовые будни барышни-попаданки 3 (СИ) - Дэвлин Джейд

— Правильно, — одобрил муж. — Вообще-то, странно. Илья — мой крепостной, но где поместье? Тем более не дворовый — нет и двора. Просто человек, как сейчас говорят.

Я улыбнулась: если Миша философствует на отвлеченные темы, значит, все как надо. Но все же потребовала перейти к делу.

— Удалось поговорить начистоту и узнать много нового, — ответил Миша, отхлебывая суп, нечто вроде рассольника. — Сначала спросил: знаете ли меня? Слыхали ли, чтобы я соврал хоть раз? Разбойнички покивали, я им правду сказал, что битья и каторги им не избежать. Но не станут запираться — в живых останутся. Ну и записал полтора листа. Не про сегодняшний день — тут-то как раз просто. Эти разбойнички с документами, выданными одной известной тебе персоной, подались в Москву и процветали, а среди прочих дел поджидали тебя у Никитиных. Так что их сегодняшняя проказа — полная криминальная самодеятельность, с котиком не связанная.

— Так что рассказали-то?

— В первую очередь о недавних делах, связанных с тобой. В их богатых криминальных биографиях это мелкие строчки, не заслуживающие внимания. А вот для моего нынешнего проекта эти показания ну очень пригодятся.

— Темнишь, Миша, — улыбнулась я. — Куда их теперь?

— В «Бутырку». Не удивляйся, она уже построена, при матушке Екатерине, и внешний облик — тот же. Из тюремного замка пришлют конвойную команду, только тогда и отведут. С квартальным поделился славой — буду упомянут в донесении. А еще дал взятку полиции: подарил разбойничью тройку. Порекомендовал ножи-кистени положить в мешок под печать как доказательства. Ну а сани с лошадками — «возьмите себе, пригодятся». Думаю, их прогуляют, ну да ладно, не мне же брать такой трофей.

Я с недоумением взглянула на мужа. Даже отложила вилку с куском котлеты, кстати лишний раз убедившись, что сейчас котлета не из жареного фарша, а просто отбитый кусок мяса.

— А корочку было не проще показать полиции? Ты-то сейчас в каком статусе?

Муж улыбнулся, достал лист бумаги, развернул…

— Такую корочку надо бы заламинировать, — удивленно сказала я и рассмеялась вместе с мужем. — Неохота вчитываться, скажи, в чем смысл?

— О моем прикомандировании к московскому отделению Министерства полиции. Начал службу в центральном ведомстве, но пока без чина и даже без строго определенных полномочий.

— Полиции или Министерства внутренних дел? — спросила я.

— Знаешь, Мушка, одно из моих занятий этого года? — улыбнулся муж, и во взгляде опять стала видна усталость. — Я вспоминал будущее. Например, сумел извлечь из памяти, что в 1819 году Министерство внутренних дел и Министерство полиции сольются в одну структуру. Кстати, сами министерства появились недавно, при нынешнем императоре. Любое новшество — всегда эксперимент. Сейчас это учреждение встраивается в уже существующий порядок управления и для одних чиновников — недостающая деталь, для других — пятое колесо. Да, извини, утомил тебя этими размышлениями, скажу кратко. Пока что, сейчас, я скорее частный сыщик, чем государев человек. И это очень важно, учитывая, какому лицу мы противостоим.

— И это лицо…

— Уже в Москве. Но у меня нет полномочий его арестовать, тем паче он чиновник пятого класса. Не разбойник с кистенем.

— Так что будем делать? — спросила я.

— Сейчас — доедим десерт. Завтра я сопровожу тебя в Опекунский совет и буду заканчивать работу над досье. Мало его собрать, надо еще сообразить, кому преподнести. Нужно очень высокое начальство, которому статские советники по зубам.

— Значит, будем его искать, — вздохнула я.

Пожалуй, я никогда прежде не относилась столь критично к веку, в который попала, как в этот вечер. Любимый мужчина, законный муж — пусть законный в прежнем мире — спас мне жизнь. Кстати, рассказал как: отправился в никитинскую контору, к счастью, о нем были осведомлены и указали маршрут моего путешествия, и он прибыл почти вовремя.

Спас жизнь… И я могу с ним только поужинать в ресторане! Да, Миша, конечно же, сказал, что прекрасно устроился в гостинице, что в его номере удобный стол, столь сейчас необходимый для чтения-письма. Все равно неправильно!

Понимаю, что, пригласив супруга к гостеприимной Наталье Григорьевне, убью свою с таким трудом приобретенную репутацию. Не может у молодой вдовушки быть друга-мужчины, тем более такого неопределенного общественного положения. И все равно…

Эти эмоции пришлось не просто подавить — забыть, измельчить мысленным компостером и приготовиться к вечернему разговору с болтливой тетушкой. Приехала к ней не с пустыми руками: прямо в ресторане купила арбуз и корзину винограда. Оказалось, не так и дорого.

— Не Питер-с у нас, — улыбнулся официант. — Не заморское, наше — астраханское да донское.

Наталья Григорьевна фруктам обрадовалась, и мы впервые поговорили о различных вкусных произрастаниях, грунтовых и оранжерейных. К счастью, тетушка сама утомилась и отпустила меня спать, умилившись Зефирке, спавшей на диване в окружении четырех кошек.

Чуть сложнее оказалось с Лизонькой. Без вечерней сказки она не осталась — бесконтрольная Павловна рассказала ей про Кобылью голову. Добрая дочка не столько обрадовалась, сколько опечалилась за съеденную мачехину дочку. Я обещала на завтрашний вечер продолжение, в котором мерзавку воплотят и оживят.

Утро обещало ясный день — солнышко играло на куполах. Я поцеловала Лизоньку, пообещала вернуться раньше, чем вчера, и скоро была у здания Совета.

Там уже ждал Миша.

— Мушка, — вздохнул он, — этот мир коррумпирован, и, каюсь, я даже модернизировал этот порок — ввел конверты. Отдай его секретарю, чтобы не дожидаться вечера и узнать, что лучше прийти завтра. Красненькой хватит.

Конверт с визитной карточкой и красненькой подействовал. Не прошло и десяти минут, как секретарь пригласил меня в отдельный кабинет.

Чиновник непонятного класса взглянул на мою карточку. Оглянулся по сторонам и сделал какое-то дыхательное упражнение, способное унять сильное волнение.

— Сударыня… Дело в том, что Эмма Марковна Шторм вчера соизволила посетить наше присутствие для вступления в наследственные права.

— Я… я желала бы лицезреть эту особу, — растерянно произнесла я.

— Это вряд ли возможно. Согласно предъявленной доверенности, дальнейшие действия будет осуществлять ее законный супруг — статский советник Михаил Федорович Соколов.

Глава 44

Интерлюдия 8

— Еще по одной, Степаныч, за мое здоровье да поправление.

— Благодарствую. Я, Федорыч, хоть ведро выпью, все равно не пойму, как ты живой. Ведь на Успение прощался с нашей артелью солдатской. Говорил: хоть с дохтурами, хоть без дохтуров, один путь в могилу до Рождества.

— А дохтора, Степаныч, разные бывают. Благодетель мой, Пичугин Аркадий Пахомович, недавно в госпиталь устроился. Век за него стану бога молить, вот те крест! Сам из простых, да и по ро… по лицу видно, что любит себя возвеселить. Иль, может, прежде любил. Но строг!

Солдатики опрокинули по рюмашке, закусили салом и луком, потом разговор продолжился.

— Сразу же на отделении свои порядки навел — это мне смотритель рассказал, когда я лег. Койки велел белыми простынями стелить, как для барышень. Окуривать постоянно палаты и коридоры, протирать полы и стены с уксусом, будто чума в Москве. И руки велел всей больничной команде обтирать спиртом или вонючим рассолом. Ну а кто ленится или фордыбачится, тому в рыло своим же кулаком, тоже протертым.

— Крутенек твой лекарь Пичугин.

— Так говорю же, из простых. И со мной по-простому. Я ему: «Дозвольте помереть без ваших лекарских мучительств, не режьте». А он: «Дурак ты, Илья Федорыч. Не будет никаких мучительств, заснешь, порежем тебя во сне, ты не почувствуешь. Исповедуйся, причастись, дело правильное. Только у меня все всякий раз просыпались».

— Ну и…

— Дал подышать тряпкой с особым духом, я заснул. Потом, конечно, не радость, как швы снимали, так по моей службе двадцатилетней — мелкое страдание. Одна беда: две недели пить не дозволял. Лишь вчера дозволил, ну я воспользовался. Давай-ка разольем да за здоровье Аркадия Пахомыча. Говорят, к нему из самого Петербурху нонеча ходоки были. Из самых, слышь-ка, высших генералов бар! Чуть ли не к царской особе приближенные. Вот какой человек мне сам руку по выздоровлении жал! Глядишь, через него с каким министером поручкаюсь. А ежели дохтур царю-батюшке службу добрую сослужит — мое рукопожатие и до дворца долетит!