Читаем без скачивания Бунт в «Зеленой Речке» - Тим Уиллокс

Унижение было невероятным. Эгри даже не отправили в карцер, что восстановило бы частично его достоинство в глазах других. Эгри послал Хоббсу десяток писем с просьбой встретиться и объясниться. На это всемогущий начальник ответил, что ни один сотрудник тюрьмы, а уж тем более сам начальник, не обязан обсуждать свои действия с Эгри и „ему подобными“. Ему подобными… Этот гад имел наглость закончить свою отписку какой-то идиотской цитатой типа: „Тот, кто не может управлять своим духом, подобен разрушенному городу без стен“. Какого черта он хотел этим сказать?..

Все, что Неву удалось узнать от охранников, — это то, что Хоббс перевел Клодину для умиротворения нигеров, в особенности Робена Уилсона, самого гнусного из этих тварей, считавшего, видите ли, что нахождение Клодины в блоке „D“ унижает все темнокожее землячество. Как будто они еще не достаточно унижены уже одним фактом появления на свет в своей поганой черной шкуре. Ничего, он, Эгри, опустил их еще ниже: спалив прямо на нарах, он поставил их на то место, которого они заслуживают. Что до Хоббса, пусть он теперь целует в очко своего Уилсона на руинах своего города, своего поганого детища. Эгри позволил себе минуту ликования, но и хватит пока: слишком много предстоит сделать. Если до сих пор Хоббс и Уилсон еще не объединились, то теперь-то они точно на одной стороне. Эгри презрительно фыркнул. „Кто не может управлять своим духом“, так? Ничего, он, Эгри, может; они имели случай в этом убедиться. Оставалось разобраться с Клодиной и ее изменой. С этим ее досрочным освобождением, о котором Эгри узнал три дня назад из анонимной записки в его почте, гласившей, что Туссен готовится к заседанию комиссии. Признается ли она теперь? Нев навалился на ее шею:

— Кому пришла мысль перевести тебя в блок „B“?

Его рука вдавила лицо Клодины в матрас, из-за чего ее голос, казалось, исказился:

— Не знаю, но не мне.

— Может, Уилсону?

Клодина не ответила. Эгри судорожно сжал пальцы.

— Уилсону! Уилсону!

Никогда еще шея Клодины не была так близка к перелому. Клодина взвизгивала и извивалась, не в силах говорить. Эгри ослабил нажим. Клодина прорыдала в подушку:

— Ага, Уилсон… Это Уилсон просил, но я не знаю почему, не знаю…

— Откуда ты знаешь, что Уилсон?

— Стоукли Джонсон сказал.

— Что еще он сказал? — рыкнул Эгри.

— Сказал, что не понятно, зачем меня перевели. Я, мол, позор для братков и будь на то его воля, он бы меня пришил.

— Это все? Все?

— Все…

— Ты лживая желтая сука!

— Они плохо обходились со мной, Нев, по-настоящему плохо. Ты даже представить себе не можешь!

На секунду Эгри ощутил, какой кайф он испытает, прирезав ее прямо сейчас. На языке вертелись слова обвинения, но он проглотил их; пока он знает о ее освобождении, а ей неизвестна его осведомленность, инициатива в его руках. Стоит подождать более подходящего момента. Эгри отпустил шею Клодины.

Та зашлась в приступе кашля, и горло Эгри перехватило от неожиданной жалости и понимания. Ведь она все же человек! Чего ради она должна испытывать привязанность к этой вонючей дыре? Ей нужна симпатия, сочувствие, нежность, все это дерьмо, что нравится женщинам и о котором Эгри прочитал в дамских журнальчиках. На столике рядом со свечами стояла бутылочка масла „Джонсон“ для детской кожи. Эгри, налив на ладонь немного масла из бутылочки, склонился над Клодиной. Поглаживая Клодину по спине, он спросил:

— Нравится, детка?

Не открывая глаз, та ответила:

— Очень.

Эгри уперся в матрас левым локтем и принялся втирать масло сантиметр за сантиметром. Это он тоже прочитал в журнале. Девчонкам это нравится. Им нужно не только непрерывное траханье. Да и сам Нев никогда не уставал любоваться цветом и нежностью кожи Клодины, которая сейчас отсвечивала пламенем свечей. Его пальцы ощущали истинную красоту, и его гнев сменился прежним ощущением полноты жизни. Он был королем, королем во всем могуществе своей власти с победами и завоеваниями. Повелителем мира. Его люди сейчас с гиканьем носились по улицам покоренного города, грабя, насилуя и убивая, как и положено победителям; своей жестокой целеустремленностью они победили превосходящие силы неприятеля, а он, Нев Эгри, диктует свою волю самой большой на континенте популяции людей, подверженных неповиновению, анархии, приступам ярости… Он изгнал из окрестностей своего дворца фальшивых богов. Он отогнал варваров от ворот города. Он вернул свою королеву, грозя виновным в ее похищении мечом и расправой. Его слово несло справедливость; его слово было законом, и вкус власти был сладок.

Все, что было, и все, что будет, стоило одной этой минуты. Пусть Дьявол запрашивает с него любую цену. Большинство людей влачит свои дни в страхе за свои шкуры, целуя руку, щелкающую бичом над их головами. А бич всегда вьется над твоей головой, независимо от того, богат ты или беден, и свист его отзывается в твоем мозгу, потому что имя ему — страх смерти; и, подчиняясь этому страху, ты позволяешь своему ублюдку-начальнику мочиться тебе на голову, а какой-нибудь жадной бабе — держать тебя за яйца. И все из-за страха! Так вот он, Нев Эгри, свободен! Он ничего не боится! Он — один на миллион! Он — экстраординарен! Он — король во всей полноте своей королевской власти и не боится ни Бога, ни человека!..

Клодина вздрогнула и пискнула; Эгри отвлекся от своих величественных мыслей и вернулся к своему действу.

— Прости, детка, — сказал он. — Сильно нажал?

— Немного, — ответила она.

Эгри надавил на то же самое место у левого нижнего ребра, и Клодина опять дернулась. В груди Эгри снова зашевелился гнев: на ее щеке тоже был синяк; она сказала, что ударилась по дороге с кухни.

— Здесь синяк, — произнес он.

Клодина не ответила. Эгри схватил ее за плечо и рывком перевернул на спину. В ее глазах мелькнул страх. Нев не хотел, чтобы она его боялась, А если она боится кого-нибудь другого, тот должен умереть. Клодина закрыла глаза.

— Что тебе сделал Джонсон? — спросил Эгри.

Клодина прикрыла глаза рукой и стиснула зубы, стараясь унять дрожь. Сердце Эгри растаяло. Он напряг память и припомнил суть той статейки из бабского журнала.

— Крошка, — начал он, поглаживая ее волосы. — Не надо держать это в себе. Не стоит носить в душе эту дрянь. — Следующее слово само прыгнуло на язык: — Это травмирует.

Клодина внезапно разрыдалась. Ха, сработало! Эгри надулся, гордясь своей деликатностью.

Но тут Клодина невнятно сказала:

— Джонсон меня насиловал.

Эгри схватил ее за руку и рванул к себе: клубок темноты из его груди вырвался наружу, заливая его глаза и заставляя голову идти кругом. Чернота словно шахта, наполненная людской болью. Не было ни свободы, ни богатства, ни любви — только боль.

Послышался хрустящий звук, и Клодина застонала. Эгри собрался с силами и постарался ослабить хватку; темнота отступила, пропуская вызвавший в Эгри приступ тошноты образа Джонсона. Справившись с собой, он схватил со столика бутылку „Мейкерс Марк“. Итак, его самые худшие подозрения подтвердились… Эгри, не переводя дыхания, хватил из горлышка; нет, не самые худшие. Она не хотела Джонсона. Черной гнусной свинье пришлось ее изнасиловать. Эгри подавил желание придушить Клодину на месте. Вместо этого он молча погладил ее волосы. Клодина отняла руку от лица и взглянула на Нева своими большими влажными карими глазами.

— Прости меня, — сказала она.

— Все нормально, — ответил Эгри без особой уверенности.

— Знаешь, чем он мне угрожал?

— Ради Бога, я же сказал — все нормально. Он сдох. Хотел бы я, чтобы он еще пожил, но вот не довелось.

— Если тебе станет от этого легче, — добавила Клодина, — то знай, он всегда натягивал резинку.

— О Господи! — задохнулся Эгри.

От былого ощущения власти не осталось и следа. Эгри внезапно остро ощутил несовершенство своего тела: он был не настолько силен, как раньше, но держал себя в форме. В жиме лежа делал шесть повторов по девяносто килограммов, но телосложением не отличался. От природы толстоват в талии и бедрах, с короткими руками, к тому же он был на пятнадцать, если не на двадцать лет старше Джонсона. А ведь есть еще и… Эгри вспомнил о некой немаловажной для всякого мужчины детали, снова и снова против своей воли задаваясь одним вопросом… Его грудь словно сковало стальной полосой, и он спросил:

— А как у него с этим?..

— В каком смысле? — переспросила Клодина.

— Ты отлично знаешь, в каком! — вызверился Эгри.

Клодина замялась, и в эту секунду Эгри обрадовался выражению страха на ее лице. Пусть только эта сука попробует водить его за нос, он сотворит с ней то, чем пугал ее Стоукли Джонсон, да так, что никакая пластическая операция не поможет!.. Эгри перевел дух и заставил себя успокоиться. Джонсон — всего-навсего еще один дохлый нигер, а он, Эгри, — властелин мира. Он доволен, что рядом нет никого, кроме Клодины. Собрав в горсть пот с лица, он стряхнул его на стену.