Читаем без скачивания Агнес Грей - Энн Бронте

Глава XXIV

У МОРЯ

Наш пансион был расположен не в самом сердце А., а на въезде в него с северо-запада, где по обеим сторонам широкой дороги стоят солидные дома с узкими палисадниками, жалюзи на окнах и десятком ступенек, ведущих к аккуратным дверям с медными ручками. В одном из самых больших и обитали мы с мамой, а также те барышни, которых друзья или посторонние люди решили доверить нашим попечениям. Иными словами, мы жили в отдалении от моря, отделенные от него целым лабиринтом улиц и домов. Но я бесконечно любила море и часто с радостью отправлялась через весь городок, чтобы погулять возле него — и с ученицами, и только с мамой в дни каникул. Море восхищало меня в любое время года, в любой час, но особенно, когда волны плясали под крепким бризом в солнечной свежести летнего утра.

На третий день после возвращения из Эшби-Парка я проснулась на заре, едва первые лучи солнца проникли в комнату сквозь жалюзи, и подумала, как будет приятно пройти по тихим улицам и прогуляться по берегу, пока весь мир еще спит. Сказано, сделано. Разумеется, маму будить я не хотела, а потому бесшумно прокралась вниз на цыпочках и осторожно отодвинула засов. Когда я выскользнула за дверь, церковные куранты отбили три четверти шестого. Даже на улицах веяло бодрящей свежестью, когда же они остались позади и мои ноги ступили на твердый песок, а впереди простерлась ширь сверкающей бухты… Нет, мне не найти слов, чтобы описать ясную лазурь небес и моря, утреннее солнце, льющее лучи на полукруг отвесных обрывов и гряду зеленых холмов над ними, на ровный белый песок, на невысокие скалы в уборе из водорослей и мхов, точно поросшие травой островки, и главное — на сверкающие, рассыпающиеся искрами волны! А несказанная чистота и хрустальность воздуха! Солнце пригревало ровно настолько, чтобы сделать бриз приятным, а он дул лишь с такой силой, чтобы море танцевало и волны, пенясь, накатывались на песок, словно вне себя от восторга. И нигде ни единой живой души, кроме меня. Только мои следы виднелись на глади песка, выровненного и укатанного ночным приливом, который, правда, оставил кое-где бегущие рябью лужицы и промоины.

Я шла, исполненная ликующей радости, забыв все заботы: мне казалось, что на ногах у меня выросли крылья, и я могу пройти хоть сорок миль, не ощутив ни малейшей усталости — с далеких дней детства не испытывала я такой блаженной бодрости. Однако около половины седьмого появились конюхи, прогуливавшие лошадей, и вскоре я насчитала шесть всадников. Но меня это не огорчило, потому что я уже добралась до камней, где лошадям нечего было делать.

Ступая по мокрым, скользким водорослям, рискуя сорваться в прозрачные соленые озерца, которыми изобиловало это место, я выбралась на мшистый мысок, по сторонам которого плескались волны. Тут я оглянулась посмотреть, кто еще спустился на берег. Но кроме тех же шести всадников увидела в отдалении лишь мужскую фигуру, перед которой темным клубком катилась собака, да водовоза, спускавшегося со своей бочкой по откосу, чтобы набрать воды для ванн. Еще несколько минут — и задвигаются купаленки на колесах, после чего на утренний моцион выйдут пожилые чинные джентльмены и чопорные квакерши. Но каким бы любопытным ни обещало быть это зрелище, блеск солнца и волн настолько меня ослепил, что после одного-единственного взгляда я отвернулась и стала глядеть и слушать, как море, шурша, накатывается на мой мысок, успев утратить силу на подводных рифах и в гуще водорослей — не то я была бы уже совсем мокрой от брызг. Тем временем начался прилив, вода наступала, озерца и лужицы вновь наполнялись, промоинки расширялись, и пора было перебраться в более безопасное место. Скользя и спотыкаясь, я выбралась на твердый ровный песок, но решила сначала дойти до обрыва, а уж потом вернуться обратно.

Внезапно позади меня послышалось сопение и мне в ноги ткнулся, извиваясь всем телом… Снэп! Мой маленький темный жесткошерстный терьер! Я окликнула его, и он с заливистым тявканьем попытался лизнуть меня в лицо. Обрадованная не меньше, чем он, я подхватила песика на руки и расцеловала. Но откуда он тут взялся? Не мог же он свалиться с неба или в одиночестве проделать весь путь сюда от Хортона! Вероятно, он тут с хозяином — крысоловом или каким-то другим. А потому я прервала наши взаимные восторги, опустила его на землю, оглянулась и увидела… мистера Уэстона!

— Ваша собачка вас не забыла, мисс Грей, — сказал он, крепко пожимая мне руку, которую я ему протянула, сама не понимая, что делаю. — А вы ранняя пташка!

— Только в редких случаях, — ответила я с необыкновенным самообладанием, если принять во внимание все обстоятельства.

— Но вы ведь еще не возвращаетесь?

— Нет, я как раз думала повернуть назад… вероятно, уже поздно.

Он достал часы — теперь уже золотые! — и сказал, что еще только пять минут восьмого.

— Однако, — продолжал он, — вы, вероятно, устали. — И пошел рядом со мной, потому что я медленно направилась в сторону городских улиц.

— А в какой части города вы живете? — спросил он затем. — Мне так и не удалось это узнать.

Не удалось узнать! Так, значит, он узнавал? Я объяснила, где расположен наш дом. Он осведомился, как идут наши дела. Я ответила, что очень хорошо — после Рождества у нас появилось много новых пансионерок, и число их после летних каникул, видимо, тоже увеличится.

— Вероятно, вы прекрасная учительница.

— Нет-нет, это мама, — ответила я. — Она так образованна, энергична, умна и умеет все устроить наилучшим образом.

— Мне хотелось бы познакомиться с вашей матушкой. Вы меня ей представите, если я навещу вас?

— Очень охотно.

— А вы разрешите мне на правах старого друга иногда бывать у вас?

— Да. Если… Полагаю, что…

Ответ был удивительно глуп, но я не считала себя вправе приглашать кого-нибудь в дом моей матери без ее ведома. Но скажи я: «Да, если мама не будет иметь ничего против», получилось бы, что я вкладываю в его слова особый смысл. А потому, я и добавила «полагаю» — в том смысле, что не сомневаюсь в ее согласии. Но, разумеется, я могла бы ответить и более внятно, и более вежливо, если бы не была так ошеломлена. Около минуты мы шли в молчании, которое, впрочем (к большому моему облегчению), мистер Уэстон вскоре прервал, заговорив о прелести утра, о красоте бухты и о преимуществах А. перед многими другими курортами.

— Но вы не спросили, каким образом я оказался в А., — продолжал он. — Ведь не думаете же вы, что мне по средствам приехать сюда ради удовольствия?

— Я слышала, что вы расстались с Хортоном.

— Но, следовательно, не слышали, что я получил приход в Ф.

В Ф.! В деревушке всего в двух милях от А.!

— Нет, — ответила я. — Мы даже здесь живем очень уединенно, и новости редко до нас доходят… Только благодаря местной газете… Но надеюсь, вы довольны своим приходом, и я могу вас от души поздравить?

— Полагаю, приход мой вам понравится больше через год или два, когда мне удастся осуществить кое-какие задуманные мною реформы или хотя бы приступить к ним. Но поздравить меня можно уже сейчас, потому что во всяком случае чудесно, когда приходом распоряжаюсь я один, когда никто не вмешивается, чтобы положить конец моим планам или свести на нет мои усилия. А кроме того, у меня недурной дом, приятное соседство и триста фунтов годовых. Откровенно говоря, жаловаться я могу лишь на одиночество, а желать мне нечего, кроме подруги жизни.

При последних словах он посмотрел прямо на меня, и молния из его темных глаз зажгла мое лицо жарким румянцем — к великой моей досаде, так как в подобный момент выдать свое смущение было невыносимо. А потому я сделала над собой большое усилие, чтобы поправить дело, и, притворяясь, будто не усмотрела в этих словах ничего личного, торопливо и сбивчиво заметила, что едва его получше узнают в этих местах, он, разумеется, сумеет найти ее среди обитательниц Ф. и окрестностей, а если ему такой выбор покажется мал, так ведь остается еще и А.!.. Я даже не сообразила, какой двусмысленный комплимент содержит эта фраза, пока он не ответил:

— О, я не настолько самодоволен, чтобы поверить этому даже из ваших уст! Но будь это правдой, у меня есть свои представления о той, с кем мне хотелось бы разделить жизнь, и, быть может, среди упомянутых вами девиц я ее не сыщу.

— Если вы требуете совершенства, то никогда его не найдете.

— Вовсе нет. Какое у меня есть право требовать совершенства, если я сам далек от него?

Тут наш разговор прервала водовозная бочка, которая прогромыхала мимо, так как уединенная часть берега осталась позади, и минут десять мы пробирались между повозками, лошадьми, осликами и пешеходами, не возобновляя его. Наконец мы повернулись спиной к морю и начали взбираться по крутой дороге, ведущей в город. Мой спутник предложил мне руку, и я оперлась на нее, хотя, сказать правду, совсем в опоре не нуждалась.