Читаем без скачивания Танец над бездной - Елена Малиновская

Но Элдриж замкнулся в плотном коконе равнодушия и безразличия. Его интерес к жизни умер вместе с Эльзой. Нет, мужчина не пытался покончить с собой, боясь, видимо, после такого поступка быть наказанным еще сильнее и не увидеться с возлюбленной и в последующей жизни. Он так же ходил, ел и пил – очевидно, делая это больше по привычке, чем действительно из чувства голода или жажды. Вряд ли несчастный был способен понять, что он ест,– настолько безразлично поглощал он самые разнообразные продукты. В его глазах жила такая безысходная тоска, такая обреченность и невыплаканное горе, что людям, при всей неприязни к нему, становилось страшно при виде этой скорби. Нет, мужчина не плакал. Никто ни разу за время ритуала погребения или после него не заметил и слезинки на щеке вдовца или в уголках век. Просто душа Элдрижа отлетела вослед за Эльзой, по какому-то печальному недоразумению оставив тело доживать свой краткий срок на земле.

Колдунья с горечью замечала, что к дочери чужак также не испытывает не только отцовской нежности, но даже толики жалости. Он не то чтобы не любил ее – Элдриж просто не замечал девочки, относясь к воспитанию ребенка как к тяжелой ежедневной работе, необходимой и лишь потому выполняемой. Дочка не доставляла ему особых хлопот, будучи спокойной и некрикливой по натуре, но любые живые существа, особенно дети, нуждаются в заботе и внимании. У колдуньи сердце разрывалось от грусти, когда она слышала пустые и холодные слова отца, обращенные к ребенку, односложные и оттого еще более пугающие своим ледяным безразличием: «Нет, нельзя, ешь, спи». И ничего более, ни намека на чувство. Если ребенок проказничал – отец пожимал плечами и запирал его в комнате, если девочка капризничала – ее оставляли в покое. Отец даже не дал ей мирского имени, как было принято в других семьях. Для него дочь навсегда осталась «Эй ты».

Колдунья пыталась поговорить с ним, вразумить хоть как-то, объяснить, что несчастное дитя никак не виновато в произошедшем, что, как бы ни страдал Элдриж, девочке приходится намного хуже. Ведь если отец ее – взрослый мужчина и может постоять за себя хоть не делом, так словом, то дочь навеки обречена с самого рождения на полное одиночество. Если даже родной человек не верит в то, что ребенок невиновен в смерти матери,– что уж говорить об остальных. Девочка вынуждена будет жить в изоляции от сверстников, с тягостным чувством вины за случившееся и смутным сомнением: а вдруг она и впрямь выродок мрака…

Но Элдриж лишь отмахивался от надоедливых нравоучений колдуньи. А когда старуха слишком неосторожно затрагивала его кровоточащую рану потери, сухо и страшно отвечал:

– Ее вина – в ее рожденье.

И совсем редко, в самых исключительных случаях добавлял совсем непонятное:

– Проклятие рода – красные глаза.

Внешность девочки и впрямь была чересчур примечательной для жителей островов. Как будто небу мало было горя, обрушившегося на семью, оно еще и наделило ребенка столь пугающим обликом, непохожим даже на родителей. Иссиня-черные непокорные вьющиеся волосы не привлекли бы лишнего внимания вкупе с нежным овалом личика ребенка, какой-то беззащитной линией подбородка и трогательными ямочками на еще пухлых щечках, если бы не одно «но». А «но» было существенным: глаза ребенка. Такого цвета глаз колдунья не видела за свою более чем вековую жизнь, а повидала она в свое время немало. В спокойном настроении девочка взирала на мир огромными бездонными черными очами. Но в гневе или в состоянии раздражения они вспыхивали у нее красным огнем, словно проклятая звезда – свидетельница ее рождения – навеки затаилась в глубине зрачков. Даже колдунья, не верящая в слухи о черном колдовстве, сама чуть не отдала Судьбе душу, когда однажды увидела ребенка ночью. Девочка была одна на побережье, где предпочитала проводить все свободное время, вдали от досужих взглядов, сплетен, домыслов да так и не ставшего родным отца. Элдриж никогда не волновался о ней, его дочь могла и заночевать на побережье океана, волны которого тихо бились о песчаные отмели острова, что, впрочем, она часто и делала. Жители Лазури не общались с «исчадием зла», видимо, опасаясь сглаза. И в ту ночь ведьма поняла почему.

Колдунья медленно, мучительно шаркая своими скрученными старостью ногами, приближалась к маленькой фигурке ребенка, удобно уместившейся на самом краешке истесанного морской стихией валуна. Море пробовало на вкус ноги ребенка, отражая в своей глубине искры небесного огня, и теплый ветерок лениво играл с непослушными локонами девочки. У ведьмы защемило сердце от жалости. Ей вдруг ясно представилась картина почти одиннадцатилетней давности. Тогда на небе царило солнце, но от Эльзы веяло такой же опустошенностью, как сейчас от ее дочери. Колдунья, помнится, посмеялась тревогам чужачки, да вот чем все обернулось. Теперь дитя Эльзы – круглая сирота при еще живом отце, когда душа матери давно успокоилась в призрачной обители Богов. Колдунье до спазма в горле захотелось приласкать ребенка, прижать его к себе, отогреть от злобы и ненависти мира. Она совсем уже собралась положить руку на плечо девочки, как та обернулась и взглянула прямо в сердце старухи черными провалами глазниц. Старуха отшатнулась.

– Не стоит меня жалеть,– сказала девчушка спустя, казалось, целую вечность, опуская голову вниз и освобождая разум старой колдуньи от сомкнутых тисков.

– Я не жалею тебя,– солгала ведьма и грузно опустилась на камень подле девочки.

– Вы врете,– констатировала та, грустно улыбнувшись.– Но я не осуждаю вас. Вы единственная на этих островах, кто хоть не ненавидит меня. И на том спасибо.

– Ну что ты,– попыталась неловко отшутиться старуха, в очередной раз подивившись не по годам взрослым речам ребенка.– А как же твой отец? Он ведь любит тебя, просто... Элдриж не такой человек, чтобы проявлять свои чувства.

– Я для него – причина смерти жены,– печально возразила девочка, пряча под ресницами внезапно блеснувшие в свете луны слезинки.– И даже внешность моя не напоминает ему о ней. Ну почему, почему я так непохожа на родителей?

– Дети могут быть вылитыми копиями бабушек и дедушек,– мягко ответила старуха.– Подумай. Тебе десять лет. Жизнь не тянется вечно черной полосой. Через два года ты примешь имя, и, возможно, все изменится.

– Скорее небо рухнет на землю,– грубо оборвала ее девочка,– чем островитяне изменят ко мне свое отношение. Для них я навечно – создание мрака, выродок, недостойный жить.

– Не стоит так категорично судить обо всех,– сказала колдунья и чуть не зашипела от ужаса, когда ребенок неожиданно повернулся к ней и чересчур сильно для своего возраста схватил за руки.