Читаем без скачивания Ясновидящая, или Эта ужасная «улица» (Рисунки А. Солдатова) - Юрий Сотник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возбужденная столь чарующей картиной, Матильда ускорила шаг и незаметно для себя стала нагонять двух мальчишек, шедших впереди. Это были Сема и Шурик. Они успели поговорить по телефону и теперь возвращались домой, вспоминая все, что говорила Юльке Матильда: и хороший хук справа, которым она владеет, и то, что Леша Тараскин побывал в колонии, и то, что другие ребята в их доме по своей отчаянности не уступают какому-то Тузлукову.
— А откуда она все это знает? — проворчал Сема. — Еще не во все квартиры въехали, а она уже про всех знает.
Щупленький Шурик был мальчиком очень рассудительным для своих лет. Он напомнил Семе, что Матильда — дочь управдома, а управдом может знать многое о будущих жильцах. Возможно, о хулиганах и дебоширах ей сообщают из милиции, чтобы она знала, с кем будет иметь дело.
Эта часть разговора не достигла слуха Матильды: собеседники были еще далеко от нее. Но вот она приблизилась к ним и услышала:
— А тебя здесь еще никто не лупил? — спросил Шурик.
— Не-а. Мне бояться нечего. Меня, наоборот, где мы жили, все боялись.
— Тебя? — В голосе Шурика послышалось недоверие.
— Не меня самого, а моего брату Демку. Он всех на нашей улице лупил.
Матильда еще не познакомилась ни с кем из ребят во дворе, но некоторых она уже знала в лицо, в том числе и Демьяна Водовозова — Семкиного брата, который был примерно одного возраста с ней. Этот разговор заинтересовал Матильду, и теперь она старалась шагать неслышно, чтобы мальчишки не оглянулись на нее.
— Мать с отцом прямо измучились с ним, — продолжал Сема.
— Измучились?
— Ага. Ко всем пристает. И в школе, и на улице. Его тоже в милицию уже таскали.
Матильде было очень интересно узнать, кого еще из ребят во дворе таскали в милицию. Но вступать в разговор с мальчишками она не стала, предпочла следовать за ними молча.
Сема не врал, говоря, что Демьяна боялась вся улица. Только это была не улица, а переулочек, состоявший из нескольких деревянных домишек, обреченных на слом, и жили в нем с десяток мальчишек и девчонок, среди которых никого не было старше Демьяна. Все они, действительно, боялись своего вожака: он правил ими круто и часто пускал в ход кулаки. Любил подраться он и в школе.
Шурик погрустнел. Семке хорошо, подумал он. А каково придется ему, Шурику, в этом доме, напичканном шпаной? Ведь у него нет старшего брата с хорошими кулаками, есть только старшая сестра Оля, которая сама может пострадать от хулиганов. Но Шурик, повторяю, был мальчик сообразительный. Он вспомнил один эпизод из жизни своей сестры и решил приукрасить его, пофантазировать на эту тему, чтобы хоть немного обезопасить себя, а заодно и Олю. Он громко вздохнул.
— Мои родители тоже измучились с Ольгой.
— С кем? — переспросил Сема.
— С Олей, моей сестрой.
— А чего она?
Шурик вздохнул еще громче.
— Каратэ, — грустно сказал он.
Семка повернул курносую физиономию к собеседнику.
— Какое каратэ?
Теперь Шурик обратил к Семке свое лицо с остреньким носиком.
— Ну, вот, например, что такое борьба самбо ты знаешь?
— Ну, знаю. По телевизору видел.
— А что такое дзюдо?
— Ну… вроде самбо, тоже борьба такая.
— А джиу-джитсу?
— Ну… ну, тоже чего-то такое.
— Так вот, каратэ… — И Шурик принялся объяснять Семке, что каратэ — очень жестокий вид борьбы, которым пользуются гангстеры и международные разведчики. — Ну, и вот, — с новым вздохом сказал Шурик. — У нас есть дядя Костя… Он знает каратэ. И он научил Ольгу приемам. И вот теперь, значит, она калечит людей.
Матильда видела, что Сема смотрит на Шурика очень внимательно.
— Это как калечит?
— Ну… подойдет к кому-нибудь — раз! — и сшибла с ног.
— А за что она его?
— Ну… чтобы ловкость свою показать.
Приврать Шурик умел не хуже Матильды, но пользовался этим даром лишь в случае надобности. У него, действительно, был дядя — спортсмен, только занимался он не каратэ, а самбо. Некоторые приемы самообороны он продемонстрировал своим племянникам, Оля провела один из таких приемов в школе, и это вызвало большой скандал.
— И взрослых калечит? — спросил Сема.
— Кого хочешь, — вздохнул Шурик.
— А почему ее не привлекли? Что-то чудно: она людей калечит, а ее не привлекли. Наш Демьян два стекла разбил — и то его в детскую комнату, а тут… Нет, что-то чудно!
Шурик быстро нашел выход из положения. Он сказал, что Оля всегда совершает свои нападения без свидетелей, а когда пострадавшие жалуются в милицию, там никто не верит, что такая хрупкая девочка может сбить с ног взрослого человека.
— Но мама с папой, конечно, знают, в чем дело, и очень переживают, — грустно закончил он.
Шурик умолк. Молчал и Сема. Он думал о том, что не мешает предупредить Демьяна: пусть он держится подальше от этой Ольги. И пусть не вздумает обижать Шурика.
Теперь Матильда шла на цыпочках, затаив дыхание. До чего интересные сведения удалось ей получить! Стоит лишь ей завоевать симпатию Семкиного брата и Шуриковой сестры, и Юльке с Тузлуковым уже несдобровать. Но кто же еще этот третий, которого, по словам Семки, тоже в милицию таскали? Помолчав, мальчишки продолжали разговор, и Матильда услышала такое, что ее уже совсем потрясло. Шурик спросил:
— Как фамилия этого… который в колонии сидел?
— Пес его знает, забыл уже, — ответил Семка. — Тарасов какой-то или Тарасенко. Помню, что Лешкой звать.
Тут ноги Матильды отказались нести ее дальше, и она остановилась. Тарасов… Тарасенко… А может быть, Тараскин? Тогда, значит, это Леша Тараскин! Но как же это так? Ведь Леша — маменькин сынок, бабушкин внучек… А вот и нет! Ничего удивительного: бабушки избаловали внука, он вытворял что хотел, вот и докатился! Матильда подумала, что в разговоре с Юлькой она опять увлеклась враньем, но сейчас это ее не волновало. Ее волновали удивительные совпадения: она наврала Юльке, будто Леша вышел из колонии, а он, оказывается, там в самом деле побывал… Она наврала, будто у нее во дворе полно ребят, которые поотчаянней Тузлукова, и вот вам, пожалуйста: уже трое налицо!
— Как будто в воду глядела! — пробормотала потрясенная Матильда. — Как будто вот взяла и наворожила!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Среди молодых новоселов был семи… нет, уже восьмиклассник Миша Огурцов. И уже три дня он пребывал в необычайном волнении. Поселившись тут, он узнал, что на одной площадке с ним будет жить Оля Закатова из параллельного класса.
Когда Миша выпрыгнул из кузова грузового такси, Оля собиралась унести в подъезд два стула.
— А! — сказала она, слегка улыбнувшись. — И ты здесь.
— И я здесь, — растерянно ответил Миша.
На этом разговор закончился, и они больше не встречались, но Миша-то знал, что встреча их обязательно состоится и обязательно состоится знакомство. За полтора года своего увлечения Олей Миша ни разу с ней не заговорил, а теперь он предавался мечтам, которые его одновременно и радовали и заботили. Предположим, ему удастся завоевать сердце Закатовой. Но ведь гордая Оля ни за что не признается первой в своих чувствах. Значит, это придется сделать ему. Миша перебрал множество вариантов объяснений в любви, но почему-то в голову лезла одна и та же фраза: «Знаешь… ты какая-то не такая, как все». Миша понимал, что эта фраза звучит глупо, что ее произносили многие поколения шестиклассников и даже пятиклассников, но отделаться от нее он не мог.
Впрочем, на это была причина. Оля была действительно не такая, как все, и сделала она себя не такой, как все, под руководством своей умной мамы.
Кира Игнатьевна была доцентом на кафедре оптики, у нее даже были свои изобретения. При всем этом она пользовалась большим успехом у мужчин, хотя не была красавицей, а была лишь миловидной. Кира Игнатьевна, по ее собственному выражению, «умела подать себя», и этому искусству она принялась учить свою дочь, как только заметила, что та начала поглядывать на себя в зеркало.
— Лелька, слушай и запомни раз и навсегда: моде следует стадо, а создают моду личности. Не бойся показаться немодной, создай собственный стиль. Не говори себе: «Хочу быть как Алла Пугачева или Софи Лорен». Пусть другие говорят: «Хочу быть как Оля Закатова».
Сначала было много драматических сцен в семье. Как ни плакала Оля, мама не позволила ей носить короткую стрижку. В пятом классе еще было несколько девочек с косами, а в шестом осталась одна только Оля. Эта единственная в классе коса привлекла внимание мальчишек, и они стали дергать ее. Дергали не больно, но часто, и тут Оля впервые подумала, что мама, пожалуй, права. Она стала замечать ревнивые взгляды других девчонок: вот, мол, никого из них мальчишки за волосы не дергают, а эту Ольку Закатову дергают.
В седьмом классе Оля уже сама решила не отказываться от косы, только стала носить ее не на спине, а перекинув через плечо на грудь, и на затылке ее прическу украшал черепаховый гребень. Однажды учитель литературы сказал ей при всех: